У всех разные игрушки - Дмитрий Бондарь

– "Убивайте всех, Бог узнает своих", – процитировал Пьер слова одного из участников альбигойского крестового похода. – Да, Зак, я сам хотел привести вам подобные доводы, но, коль уж вы догадались сами, перейдем сразу к версии Жюстин. Рыцари копали не просто фундамент храма, но действительно – его сокровищницу. В которой нашли не деньги, а древнеримские наставления по банковскому делу, неизвестные в Европе после крушения Западной Римской империи, а в Византии прямо запрещенные церковью и императором после очередного большого финансового кризиса. До тамплиеров мы видим банковскую деятельность в Европе на уровне меняльных лавок даже в просвещенной маврской Испании, даже в свободолюбивой Италии, а сразу после учреждения Ордена – буквально взрыв финансовой мысли! Безналичные расчеты, векселя, налоги на откуп – все появилось в одночасье! Вот такое сокровище они нашли, мой король. Трактат, где описывались древнеримские методы работы с финансами.

– Ничто не ново под луной, да, Пьер? И что же они делали целых восемь или десять лет, прежде чем получили благословение Папы?

– Копали, восстанавливали тексты, переводили с какого-нибудь арамейского, осмысливали, искали союзников, писали уставы и письма Папе, с помощью своих покровителей – Фулька Анжуйского и Гуго Шампанского сколачивали первоначальный капитал, испытывали на практике изученные методы – работы было много. И только когда все было готово, они решились обратиться к религиозным иерархам за благословением. Сопровождение паломников – очень удобная ширма для банковской деятельности в те времена, не так ли? Глупо было искать золото в подвалах Тампля – его там не было, оно работало!

История Пьера – или Жюстин – удивила меня и в который раз убедила, что за любыми романтическими картинками, нарисованными для нас идеалистами-историками, всегда стоят только деньги, жажда наживы, кровь и вранье.

Я уже слышал версию, что и сталинская чистка в тридцать седьмом была, прежде всего, не поиском инакомыслящих, а раскулачиванием партийных функционеров, здорово погревших руки в первые годы победившей Революции. К ним просто применили их же принцип: "грабь награбленное". И главной задачей следователей было не выбивание признаний в создании внутрипартийных фракций и в сотрудничестве с венгерской разведкой – это любой следователь потом мог написать сам, а показания о том, где зарыты червонцы царской чеканки, яйца Фаберже с подсвечниками Аарне и портсигарами Перхина, где в Швейцарии открыты валютные счета на предъявителя и прочее-прочее-прочее, что никак не касалось идеологической борьбы, но стало бы существенным подспорьем в выплате долгов за инвестиции и кредиты Уолл-стрит в первые пятилетки. Мой добрый знакомый из Тироло Уолт Бильфингер даже решился написать по этой теме пару книг, но дело застопорилось на пятой главе первого тома из-за недостатка документов, а выдавать свои домыслы, не подкрепленные железной документацией, за имевшую место реальность бывший разведчик не желал, считая это неприличным. Впрочем, он не терял надежды однажды попасть в нужные архивы.

Забавнее было то, что "кровавые гебэ-шники" Сталина использовали абсолютно тот же прием, что предполагала Жюстин в отношении доминиканских следователей процесса тамплиеров: замена финансовых претензий на идеологические. И, кажется, итог был тем же – огромный общественный резонанс, который помнят вот уже почти семьсот лет, при очень незначительном материальном результате.

– Знаете, Зак, вся наша рукописная история вообще одна большая куча лжи, – пьяновато подмигнул мне Персен, слишком злоупотребивший своим вином. – Вы же читали Библию?

– Да, падре Антуан заставил меня это сделать перед коронацией. А что, там тоже все замешано на деньгах?

– На деньгах? – Пьер на секунду задумался. – Нет, не думаю. Никогда не думал об этом в подобном ракурсе. Богу ни к чему деньги. Они нужны церкви. Нет, я не о деньгах. Я о десяти заповедях. Помните их?

– Нет Бога, кроме меня; Не твори для себя идолов; не поминай имени Божьего всуе; чти отца и мать; не прелюбодействуй; не кради; не убивай; не лжесведетельствуй… а-а-а, не помню что-то еще было.

– Не пожелай жены ближнего и чти субботу, – добавил Персен. – Но к чему это я?

– Действительно – к чему?

– А вот к чему, – вспомнил Пьер. – К истории появления этих заповедей. Вы помните, откуда они взялись?

– Их дал Моисею Бог на горе Синай?

– Вы не помните, – заключил мой министр. – Что ж, этот эпизод редко кто помнит точно.

Он подошел к книжному шкафу, достал из него Библию, полистал и прочел:

– Пятикнижие Моисея, Исход, главы тридцать первая – тридцать четвертая. Здесь много, на досуге прочтете, я перескажу сейчас вкратце суть. Моисей поднимается на гору, усердно молится и получает от Господа две каменные скрижали, исписанные с обеих сторон заповедями. Он спускается с горы к своему народу, который меж тем, согласившись с глупыми речами Аарона, начинает пить, петь и веселиться и поклоняться золотому тельцу, празднуя избавление от египетского плена. Разумеется, патриарху сцена не нравится, ибо израильтяне сотворили не что иное как идола, прямо запрещенного заповедями. Но что делает наш Моисей в ответ на этакое богохульство?

– Что же он делает?

– Этот вопрос мне не дает покоя с того времени, когда внизу живота у меня начали расти волосы. Моисей разбивает данные ему Богом скрижали!

– Эмоциональный дядька, – я не помнил этого фрагмента, но реакция патриарха и мне показалась странной. – Мой папа-психиатр, наверное, смог бы это объяснить его поступки, я не могу.

– Не очень логичный поступок, не правда ли? – усмехнулся Пьер. – Затем он долго гоняет своих соплеменников, убивает тысячи родственников, уничтожает тельца, в общем, ведет себя как конченый психопат. Сорок лет мурыжил людей в пустыне, а когда они наконец избавились от его опеки и чуть-чуть отметили свое освобождение от власти фараона, он их всех просто перебил с помощью подручных из левитов. Странное дело – злоумышленник Аарон, склонивший израильтян к этакому непотребству, совсем не пострадал.

– Милосердие со справедливостью так и плещут!

– Но я не об этом. Ведь в дохристианские времена наш Бог вообще не отличался человеколюбием, без меры награждая безумно преданных фанатиков и так же безмерно наказывая оступившихся. Никакого прощения. Это потом он здорово помягчел. Но вернемся к Моисею и его заповедям. Что делает патриарх, стоя на развалинах лагеря израильтян? Он понимает, что остался без дарованных ему Богом скрижалей! Вот мне интересно – уничтожение слова божьего – это не грех?

– Наверное – нет, – я пожал плечами, уже сообразив, к чему ведет свою историю Персен.

– Моисей снова поднимается на гору Синай, снова говорит с Богом, просит продублировать утерянные заповеди. И следующая пара скрижалей, принесенных им с горы своим собратьям через сорок дней, существенно отличается от первой. Знаете чем? – и, не дожидаясь ответа, Персен победно заявил: – Они сделаны Моисеем, написаны Моисеем и нигде в Библии более не сказано, что именно этот текст освящен божественной десницей! Бог обещает их освятить, но нигде не сказано, что он это делает. Это подделка!

– И никто, кроме Моисея, не знает о том, что было начертано на оригинальных камнях?

– Ни одна собака! – радостно закричал Пьер. – Он так же легко, как это делает ловкий юрист с Пятой авеню, так же виртуозно одурачил соплеменников, заменив божественные заповеди своими!

Его щеки стали розовыми, в глазах замерцал блеск, какой можно наблюдать у хорошо выпивших людей, а в движениях появилась несвойственная этому расчетливому человеку порывистость.

– Ни одна собака не знает доподлинно, – повторил он. – Кто сейчас скажет, было ли заповедей на самом деле десять? Может, их было семь? Или двенадцать? Кто знает – зачем понадобилось разбивать оригинальный экземпляр, ведь любому нормальному человеку понятно, что карнавал израильтян – просто отличный повод это сделать? Нет ответов. Только вера.

– Знаете, Персен, я уже боюсь находиться в вашем обществе. С такими аргументами вы вскоре склоните меня к дьяволопоклонству и мне не миновать папского интердикта. Перестаньте подрывать мою веру в святость и правдивость библейских сказаний. Как добрый католик, чтящий Престол и Священное Писание, я прошу вас дозировать подобную информацию, чтобы я не счел ее за проповедь сатанизма или еще какого-нибудь сектантского учения. Мне нельзя такое слушать без ограничений!

После этой речи я изобразил пальцем появившийся над головой нимб и отпил половину вина из бокала.

– Я не настаиваю, – засмеялся Персен. – Просто это одна из многочисленных библейских загадок, никак не объясняемых церковью. А у меня иногда зудит вот здесь, – он прижал пухлый кулачок к груди. – Наверное, осталось от юности. Мы же в молодости все – бунтари и правдоискатели. По крайней мере, в моей молодости все так и было. Но простите, если я задел ваши религиозные чувства. Я сожалею об этом.