СЕЗОН ДОЖДЕЙ И РОЗОВАЯ ВАННА - Сейтё Мацумото

Жена Гисукэ, к счастью, ни о чём не догадывалась. Даже наоборот — радовалась, что муж пришёл в бодрое настроение и развил активную политическую деятельность, и заботливо провожала его в командировки в провинциальный комитет.

Действительно, Гисукэ сделался необыкновенно бодрым, энергичным. Даже здоровье его окрепло, словно вернулась молодость. Он сам удивлялся, откуда что берётся. Неужели любовь на самом деле может творить чудеса? Он с жадностью набрасывался на работу, с головой окунался в политику и всё время хотел женщину. И естественно, радовался своему второму расцвету.

Он-то был влюблён, это бесспорно, а что касается Кацуко… Ему, конечно, хотелось думать об их отношениях как о любви, но она, что ни говори, была женщиной определённого сорта и за деньги могла одарить любовью кого угодно. Такова её профессия, от этого никуда не денешься. И всё же ему претило слово "профессия" по отношению к Кацуко. Хотелось найти какое-нибудь другое, более современное что ли, определение того, чем она занималась. Быть может, приработок? Или хобби, от которого она получает прибыль?..

И всё же в ней было нечто, отличавшее её от женщин, торгующих своим телом. Она не стала бы спать с кем угодно, лишь бы платили деньги. Не могла отдаться, не испытывая влечения, в это Гисукэ свято верил. И кроме того, у Кацуко было чувство собственного достоинства. Доказательством её разборчивости служило её тело. У обычных проституток, так сказать "жёстких профессионалок", тело стареет быстро. Это Гисукэ знал, как-никак повидал на своём веку всякого. Вспомнил тусклую нечистую кожу и дряблые бёдра уличных девок. А у Кацуко не было ни малейших признаков увядания. Тело как у молоденькой девушки, ещё не знавшей мужчины. Линия бёдер плавная, упругая. Каждая мышца полна юной силы. Попавшееся как-то Гисукэ в романе сравнение девушки с ланью, достаточно банальное и ничего не говорившее воображению, сейчас вдруг получило совершенно новую окраску. Про Кацуко, действительно, можно сказать: "как лань", ничего лучше не придумаешь.

Что касается её интеллектуального уровня, то тут она тоже сильно отличалась от обычных "жриц любви". Это, впрочем, понятно: она ведь раньше училась в театральной студии.

Порой Кацуко, лёжа с ним в постели, заводила беседы на разные темы, чаще всего — об искусстве. И никогда никаких непристойностей. Эти разговоры в постели отнюдь не были "постельными". Она говорила о новом драматическом искусстве очень живо и интересно, упоминала имена иностранных художников, известных японских авторов и постановщиков. Гисукэ иногда не всё понимал, имена, называемые Кацуко, знал только понаслышке, а для неё многие из этих людей входили в круг её прежней жизни. Гисукэ страшно гордился, что сумел заполучить женщину из совершенно другого мира.

Теперь, приезжая в Намицу, Гисукэ уже не должен был обивать пороги гостиниц в надежде получить номер: он останавливался у Кацуко. Как и в первый раз, проходил через невзрачный бар и неизменно восхищался этой простой и хитроумной маскировкой. Зашёл человек выпить, всё шито-крыто. Порой он замечал, что в другие квартиры горничные и приказчики гостиниц тоже приводят клиентов. Однако, когда он бывал у Кацуко, ни один посетитель не стучался в её двери. И ему казалось, что это подтверждает её чистоту: никто не осмеливается беспокоить Кацуко, зная, что у неё любовь. Лишь много позже до него дошло, что уже в баре становится известно, в каких квартирах есть клиенты.

Шли месяцы, миновала зима, а влюблённость Гисукэ не проходила. За день до посещения он звонил Кацуко по телефону. Междугородная связь работала прекрасно: наберёшь код города — и вот уже в трубке милый голос. Кацуко была безотказной, стоило ему сказать: "Приеду тогда-то," как она отвечала: "Жду!" Ничего лишнего говорить не приходилось — полное взаимопонимание. Наверное, и не сосчитать, сколько раз он проделал этот путь: от Мизуо до Кумотори в поезде, дальше — от Кумотори до Намицу — на такси. Стоило Гисукэ сойти с поезда, как его грудь переполняло ни с чем не сравнимое чувство освобождения и счастья, А когда вдоль обочин мелькали сельские пейзажи и вдруг за поворотом возникал мостик с красными шишечками — начало территории горячих источников, Гисукэ охватывала такая буйная радость, словно он приближался к бесценной кринице неисчерпаемых жизненных сил.

Зато возвращение домой было совсем другим. На вокзал Гисукэ приезжал ещё в эйфорическом состоянии, но, когда поезд трогался, начинался спад. И чем ближе был Мизуо, тем больше портилось настроение. По прибытии домой Гисукэ чувствовал себя так, будто из него выпустили воздух.

Дома было уныло. Ясуко с годами становилась всё более вялой и равнодушной. А Кацуко при каждой встрече радовалась открыто, как ребёнок. Ни разу не дала Гисукэ почувствовать, что он намного старше её. И в то же время заботливо за ним ухаживала, старалась во всём угодить. Примерная жена, да и только! Ясуко такое и в голову не пришло бы. А если бы даже и пришло, то всё равно лень одержала бы верх.

Собственный дом теперь тоже наводил на Гисукэ тоску. Слишком велика была разница в интерьере с квартирой Кацуко. И главную роль тут, конечно, играла ванна.

Старая, давно утратившая первоначальный цвет деревянная ванна-коробка с некоторых пор стала казаться Гисукэ унылым анахронизмом. Разве можно сравнить её с нежно-розовым чудом современной химической промышленности! В кипарисовой бане под потолком горела маленькая голая лампочка, своим тусклым светом возвращавшая купающегося в первые дни эры электричества. В ванной комнате "женского замка" сияло нечто похожее по яркости на солнце. Под его лучами белый пар начинал светиться, а розовый пластик приобретал необыкновенно тёплый оттенок. Лежать в ванне было одно удовольствие. Гисукэ теперь казалось странным, что сперва этот кусочек Европы вызывал у него внутреннее сопротивление. Купались они с Кацуко по очереди, а иногда, тесно прижавшись друг к другу, вдвоём погружались в воду. Не без труда, но умещались — эта ванна была несколько шире и глубже стандартной. В такие минуты Гисукэ порой охватывало странное чувство: Япония куда-то отодвигалась, и он ощущал себя где-то далеко-далеко, в Америке что ли…

Он ведать не ведал, как пользуются ванной американцы, но ему казалось вполне вероятным, что в Америке мужчины и женщины делают это вместе — со всеми вытекающими отсюда последствиями. По его представлениям, в образе жизни иностранцев было нечто сближающее их с животными. Впрочем, он сам впервые познал наслаждение с Кацуко именно в ванне. Но наслаждение наслаждению рознь. То, что испытал Гисукэ, не имело ничего общего с низкой, в итоге опустошающей человека страстишкой, а наоборот — словно животворный источник — давало радость и новый прилив сил. Было и другое наслаждение: наблюдать за купающейся Кацуко. Попав в воду, она становилась совершеннейшим ребёнком, барахталась, плескалась, забывая обо всём на свете. И радость излучали не только её сияющие глаза и смеющийся рот, но и всё тело каждым своим изгибом.

Гисукэ смущался только поначалу, но вскоре стал любоваться откровенно, взахлёб. Кацуко, конечно, знала, насколько она хороша, и гордилась своим телом.

— Знаешь, иногда я бываю в общественной бане, — говорила Кацуко. — Очень редко встречаются женщины, равные мне по красоте фигуры. На меня там всегда смотрят, исподтишка конечно, потому что завидуют. Но я-то замечаю. И мне это доставляет удовольствие. Хожу в баню для поднятия настроения…

В ванне Кацуко ни секунды не оставалась спокойной, принимала различные позы, крутилась, вертелась, поворачивалась к Гисукэ то фасом, то боком, то спиной, словно скинувшая одежду манекенщица. Искусственные ресницы она отклеивала, макияж стирала, волосы чаще всего оставляла распущенными. Без грима её глаза уже не походили на кошачьи, но кошачья грация, присущая ей от природы, словно удваивалась. Она напевала французские песенки, выученные в театре, или мурлыкала что-нибудь без слов. Помимо удовольствия в чистом виде, возня в воде была для Кацуко своего рода оздоровительной программой. Схватившись за вделанную в стену ручку, она начинала вытворять разные штуки в наполненной до краёв ванной. Брызги летели во все стороны, шум стоял страшный, но зрелище было потрясающее — ритмическая гимнастика в воде.

— Ты тоже попробуй, для здоровья очень полезно, — говорила Кацуко.

— Что ты, я не сумею, не стоит и пробовать… Тело моё не будет меня так слушаться, — не решался Гисукэ.

— А ты медленно, не торопясь… Ну давай, одной рукой возьмись за ручку, держись, чтобы не поскользнуться… А сам поворачивайся, откинься на спину, потом боком… Видишь, как?.. Очень улучшает кровообращение!

А Гисукэ смотрел на неё и вовсе не помышлял об улучшении кровообращения. В памяти постоянно всплывал рассказ "Невеста в ванне", он содрогался от ужаса и в то же время испытывал жгучий соблазн дёрнуть Кацуко за руку, чтобы она оторвалась от своей опоры, и тогда… И тогда он погрузит её голову в воду… Гисукэ весь передёрнулся, избавляясь от жуткого наваждения.