Динамит пахнет ладаном - Евгений Костюченко

Большей частью эти ученые были иностранцами. Получив солидную подготовку в университетах Старого Света, они находили применение своим знаниям и навыкам на просторах Техаса — и население штата было им весьма признательно.

Во всяком случае, в клубе, где собирались самые крупные городские дельцы, иностранным ученым подавали не местный бурбон, и не мескаль из-за реки, а настоящий французский коньяк.

Тихомиров довольно прилично играл в бридж, и его надолго приковал к себе стол под зеленым сукном. Гурский же откровенно скучал, листая альбомы с забавными фотографиями.

Члены клуба уже начинали расходиться по домам, когда в зале появился поверенный Гочкис. Тихомиров и Гурский одновременно его заметили, хотя находились в разных углах. И одновременно подошли к нему.

Гочкис уселся на диван возле камина, где никто не мог помешать доверительной беседе.

— Джентльмены, я буду краток. Интересующая нас особа в настоящее время, скорее всего, направляется в Сан-Антонио по не известной нам дороге. Нам представляется целесообразным временно приостановить отгрузку материалов. Временно, то есть до того момента, когда вопрос с этой особой будет решен окончательно.

— Но почему? — Тихомиров не смог сдержать недовольного возгласа. — Почему этот вопрос не мешал отгрузке до сих пор?

— Потому что до сих пор эта особа находилась под контролем. Пусть не под нашим, но все же под контролем. Сейчас же ситуация становится весьма неопределенной. Наша компания не может рисковать ни своей репутацией, ни товаром, который может быть утрачен в результате непредсказуемых действий этой дамочки. Если она развяжет язык… — Гочкис развел руками. — Но смею вас заверить, что все наши договоренности остаются в силе. Надо просто подождать немного. В самое ближайшее время этот вопрос будет решен.

— Вы уверены? — спросил Тихомиров.

— Более чем уверен. Потому что мы предоставим вам все необходимые сведения. Вы легко найдете свою компаньонку.

— Почему — мы? — спросил Гурский. — Уговор был другой. Уговор был, что ей займутся ваши люди.

— Кроме того, вы только что сказали, что не знаете, каким путем она добирается, — напомнил Тихомиров.

— Пока не знаем, — согласился Гочкис. — Но у нее нет выбора, и она, добравшись до какой-нибудь станции, неизбежно сядет на поезд. Как только она войдет в вагон любого поезда, мы будем об этом знать. Все железные дороги Техаса контролируются нашими людьми. И вы сможете встретить эту особу в Сан-Антонио, прямо на перроне.

— Но почему мы? — обиженно повторил свой вопрос Гурский. — А как же ваши люди?

— Наши люди оказались неспособны справиться с вашими людьми, — сказал Гочкис. — Когда мы получили список погибших в результате нападения на пульмановский вагон, выяснилось одно любопытное обстоятельство: вместе с мадам Муравьевой в этом списке отсутствует некто Орлов, иммигрант из России. Он сопровождал ее вместе с маршалом. И именно он, как мы полагаем, сумел каким-то образом ускользнуть от людей Стиллера во время нападения. И не только ускользнуть, но и нанести немалый урон его отряду. Так что, мы полагаем, будет вполне справедливо, если по следу русских беглецов будут идти русские охотники. Не сомневаюсь, вы справитесь с этой задачей. Если, конечно, отправитесь в Сан-Антонио прямо сейчас. Ваш экспресс — через двадцать минут.

9. Новости из прошлого

Осматривая сумки, навьюченные на бандитских лошадей, капитан Орлов ловил на себе взгляды Веры — поначалу удивленные, потом презрительные. Она, конечно, была выше того, чтобы рыться в чужих вещах. Однако когда он передал ей пакет с одеждой, Вера не стала отворачиваться с гордым видом, а с любопытством приложила к себе клетчатую куртку.

— Жаль, нет зеркала.

— Тут еще брюки, — сказал Орлов. — Переодевайся, я не смотрю. Раз уж мы едем верхом, тебе в мужском платье будет удобнее. И безопаснее.

Он ожидал возражений и капризов, но Вера послушно принялась переодеваться, укрывшись за своей кобылой.

— Знаешь, мне не привыкать ходить в мужском, — говорила она, шурша своими юбками. — Мы с Леной Оболенской часто переодевались, когда гуляли. Жили в Лесной. Ходили гулять в парк, а там место глухое, просто лес дремучий. Солдатики шастают, да и свой брат студент в такой обстановке может повести себя неподобающе. Вот мы и устраивали маскарад. Так спокойнее.

— Почему в Лесной? — спросил Орлов, не оборачиваясь, продолжая сортировать трофеи. — У вас ведь дом на Гороховой улице.

— Дом — это дом. А мы жили коммуной. Семь курсисток в одной квартире. Так удобнее. Вскладчину.

— И полная свобода.

— Да, свобода.

— Прежде всего, от родителей, — добавил он.

— Да, и от родителей, — с вызовом повторила она. — Прежде всего, от их доходов. Мы не строили теорий социализма, а сами становились социалистами. То есть жили своим трудом.

— И на какой же фабрике изволили трудиться?

Вера ответила не сразу, и он решил, что обидел ее насмешкой. Но вот там, за кобылой, протрещала разрываемая ткань, и голос Веры зазвучал снова:

— Ненавижу эти платья на парижский манер. Нет, Павел Григорьевич, на фабриках мы бывали совсем с иными целями. А трудились так же, как все. Переводы, уроки, госпитальные дежурства. Знаешь… — Она помедлила. — Как-то на Рождество привезли раненых из-за Дуная, а я в ту ночь убирала в приемном покое, и в одном из офицеров узнала тебя. То есть обозналась, конечно. Но те несколько мгновений были для меня довольно болезненными.

— Извини, пожалуйста, — сказал он. — За «фабрику». Хотел пошутить, а вышла грубость.

— Ничего, я не обидчива.

— Не припомнишь, когда это случилось? Я про того раненого офицера.

— Я же говорю, на Рождество.

— Забавно, — сказал он. — Я как раз в сочельник пулю схлопотал. В спину, от снайпера. Тоже испытал несколько болезненных мгновений.

— Серьезное ранение?

Он небрежно отмахнулся.

— Пуля на излете, через месяц уже вернулся в строй. Значит, ты жила с Леной? Как она сейчас?

— Оболенская? Ее уж нет, — спокойно ответила Вера. — В восемьдесят восьмом году умерла по дороге в Сибирь, в Александровском централе. Темная история. Говорили, что от тифа. Впрочем, ничего удивительного. В центральных тюрьмах условия пострашнее, чем на рудниках. Лена была осуждена на девять лет за то, что дала листовку рабочему. А оказалось, что ее негласно приговорили к смертной казни. Вот так. Ну, как я выгляжу?

Орлов обернулся. Вера одергивала куртку.

— Издалека никто не отличит тебя от мужчины. Особенно если не смотреть на дамские туфли. Но что делать с волосами?

— Резать, — категорически заявила она, наматывая прядь на руку. — Сейчас я соберу пучок, и ты отпилишь.

— К чему такие жестокости? Спрячь под шляпу. Нам только до поезда добраться.

— Это тебе только до поезда. А мне еще долго ехать. Волосы успеют отрасти. Режь, не бойся. У тебя острый нож?

— Мой нож не для этого, — сказал Орлов, вставая с сумкой, набитой консервами. — Подвесь эту сумку. Пусть еда будет на твоей лошади. А на моей — патроны и вода. И оружие. Передай, пожалуйста, винчестер.

— Вот еще! — Вера фыркнула и, подволакивая ногу, направилась к своей лошади. Она перекинула сумку и закрепила ее. А винчестер поглубже загнала в чехол за седлом. — Зачем тебе две винтовки? У тебя вон сколько оружия, а у меня что? Одни консервы? Поехали скорее, Паша, солнце уже высоко.

Она охнула и поморщилась от боли, но все же сама, без его помощи, забралась в седло.

Он раскидал песок и сухие ветки, скрывая следы их кратковременной остановки, и они снова тронулись в путь. «Да, солнце уже высоко, — с тревогой подумал капитан Орлов, оглядывая каменистые склоны ущелья. — Скоро выйдем на ровное место. Будем как на ладони».

— Ты уверен, что мы скоро сядем на поезд? — спросила Вера. — Я не вижу поблизости признаков железной дороги. Или ты хочешь вернуться туда, где нас чуть не убили?

— Нам придется попетлять, чтобы оторваться от Стиллера, — сказал Орлов.

— А я подумала, что мы заблудились.

— Не волнуйся. Лучше расскажи, как там все наши. Катя, Ростовцевы, Лебедевы…

Капитан Орлов всегда предпочитал принимать решение самостоятельно, а не после долгих обсуждений и споров. А Вера, похоже, привыкла давать советы и поучать. «Пусть уж лучше болтает, чем командует», — решил он.

— Я давно никого не видела. Как уехала после ареста, так и не видела больше никого из наших. Но, если тебе так интересно… Катя? Она стала барыней. Как вышла замуж, так мы ее и потеряли из виду. Сидит в деревне. Муж у нее — энтузиаст современных технологий. Вот они с Катериной и внедряют достижения аграрной мысли в русский чернозем. Что же до Ростовцевых, то Николай погиб при аресте, в Харькове. Жандармы ночью ввалились в типографию, а у Коли был с собой револьвер. Не его. Он должен был его передать. Коля не был боевиком, он отвечал за газету, прокламации, связи с адвокатами. Боевиком он никогда не хотел быть. Но стал отстреливаться. Он очень аккуратно отстреливался. Даже не ранил никого. А они его просто изрешетили. Я предполагаю, он осознанно выбрал такой способ самоубийства. Хотел избежать допросов и всего, что следует за арестом. Ведь это самый простой выход — погибнуть. Без документов. В чужом городе, где тебя никто не опознает. Добавить хлопот господам из охранки. А арест… Многие ведь ломаются при первом же допросе. А тот, кто не сломался, может быть оклеветан. И обязательно будет оклеветан. Поползут слухи о предательстве, и отмыться будет очень трудно. Это раньше, до Первого марта, еще можно было питать иллюзии. Можно было надеяться на открытый суд, на то, что твои речи будут опубликованы, и прочая, и прочая… Нашему поколению не досталось иллюзий. Нас убивают. И мы убиваем в ответ.