Динамит пахнет ладаном - Евгений Костюченко

— Не страшно, дальше будет легче, — ответил он, торопливо выскребая из котелка остатки холодных бобов.

Он разгреб угли и вывалял в золе свой сюртук, а затем измазал сажей и брюки. Вера посоветовала:

— Надо было смочить одежду, тогда бы она легче замаралась. Мы пойдем сейчас, в темноте?

— Да.

— Разумно. Я сама хотела тебе это предложить.

Он подвязал одеяло к гибким стволам и взялся за передние концы волокуши.

— Карета подана, сударыня.

Вера ползком, охая, перебралась на волокушу.

— Угли надо бы загасить.

— Пусть тлеют. Если за нами следят, пусть видят, что в пещере есть свет. Ну, Вера, а теперь я прошу тебя только об одном — молчи. Что бы ни случилось — ни звука.

Она кивнула. Он шагнул вперед, и сразу же услышал ее голос:

— Куда мы? Почему вниз? Ой, молчу, молчу…

Капитан Орлов ступал осторожно, чуть развернувшись боком, и скрещение березовых стволов упиралось ему в пояс. Волокуша легко скользила по траве, и только редкие камушки порой выскакивали из-под нее и катились вниз. «Дойти бы за ночь, — думал он, — только бы дойти, только бы не встретить на пути обрыв или чащобу, или осыпь. А если все-таки преграда? Что ж, коли не дойдем, то спрячемся внизу. Да нет, не спрячемся — найдут по борозде. Нет, никаких отговорок, надо дойти всенепременно».

Он сначала положил себе за правило — отдыхать через каждую тысячу шагов. Но смилостивился над самим собой, и остановился после пятисотого шага. Огонек впереди уже не казался золотой точкой. Теперь можно было различить колыхание пламени и его отсветы на дымных струях.

Орлов оглянулся, переводя дух, и увидел белеющее в темноте лицо Веры. Глаза казались черными и огромными, а губ не было видно. Но вот она улыбнулась, и влажно блеснула полоска зубов.

— Все хорошо, — шепнул он ей. — Все просто великолепно.

— Я молчу, видишь? — едва слышно прошептала она в ответ.

— Скоро всё кончится. Уже скоро.

В темноте у человека обостряется не только слух, но и обоняние. Капитан Орлов почуял запах лошадей задолго до того, как их стало слышно. Да, сначала пришел именно приторный запах конской пены, что засыхает на боках после тяжелой скачки. И только потом — запах подгорелого хлеба, тянущийся от костра. Звуков же он еще долго не мог различить.

«Значит, ветер тянет на меня, — думал Орлов, вжимаясь в траву и понемногу сползая к костру. — Хорошо. Лошади ничего не почувствуют. Если бы у них была собака, пришлось бы плохо. Но у них нет собаки. А вдруг есть? Нет, никто не берет собак на ограбление поезда. А ведь они вчера думали, что предстоит всего лишь захватить почтовый вагон. Захватить-то захватили, но не получили того, что хотели. И теперь кому-то приходится шнырять по горам, а кому-то… Интересно, кого они оставили караулить лошадей? Я бы оставил раненых. Или самых слабых. Или самых ненадежных. Лучших бойцов я бы непременно взял с собой. Минуточку! А откуда мне известно, что Мэтью Стиллер отправился в горы? Может быть, он такой важный барин, что сам остался внизу, при лошадях? Может, ему не пристало рисковать своей драгоценной шкурой, подставляя ее под пули сумасшедшего рейнджера? Эх, вот бы его встретить сейчас!»

Он уже слышал, как трещат сучья в костре. Продвинувшись вперед еще немного, он осторожно приподнял голову и раздвинул траву, чтобы глянуть вперед.

Тщедушная фигурка скрючилась возле костра. Тот, кому доверили охранять лошадей, спал сидя, опустив голову на колени.

«Оставили одного?»

У огня стоял закопченный чайник, рядом с ним Орлов заметил две кружки.

«Их двое! Где же второй?»

Он приподнялся на локтях, разглядывая пятно света, расстилающееся вокруг низкого пламени. Никого. Поблескивали стволы двух винтовок, лежавших на земле. Чуть дальше в темноте можно было разглядеть седла, наваленные одно поверх другого. «Лошади расседланы. Плохо, — подумал Орлов. — Придется с ними возиться».

Послышался шорох, и рядом с седлами неожиданно ожил большой валун, превращаясь в человеческую фигуру. Человек встал, шагнул в темноту, и оттуда послышались звуки струи, бьющей в землю.

«Как он некстати проснулся», — подумал капитан Орлов.

Человек вернулся к костру, застегивая штаны. Он был высокий и худой, одежда болталась на нем, как на бельевой веревке. Седые усы подковой опускались до подбородка. Над провалившимися щеками посверкивали близко посаженные глаза. И в глазах этих горел гнев.

— Он спит! — прошипел усач.

Сняв ремень, он взмахнул им. Пряжка сверкнула над костром и глухо ударила по спине того, кто дремал у огня.

«Тоже некстати! — возмутился капитан Орлов. — Опоздал я, опоздал. Придти бы на пять минут раньше, когда оба спали! Насколько бы все было проще…»

Ремень посвистывал в воздухе, обрушивая новые удары пряжки на беднягу, который, взвизгивая от боли, ползал в ногах у высокого усача.

— Сколько тебе говорено было! Не спать! Не спать! Будешь еще спать, ублюдок? Вот тебе!

Улучив момент, Орлов вскинулся из травы. Он схватил усача сзади за ворот и дернул на себя. Тот потерял равновесие и прогнулся. Нож вошел под ребра по самую рукоять. Пока тело падало на землю, Орлов успел еще провернуть нож в ране. Теперь на усача можно было не обращать внимания. Орлов пинком отшвырнул второго, и тот упал на спину, раскинув руки.

— Если хочешь жить, молчи! — приказал ему Орлов, наступив на грудь. — Молчи и не дергайся!

В неверном свете он разглядел юношеское, почти детское лицо. На чумазой коже белели полоски, оставленные слезами.

— Сколько людей у Стиллера?

— Не знаю…

«Что за идиотский вопрос! — упрекнул себя капитан Орлов. Сколько людей? Какая разница? Да я это и сам сейчас узнаю, по числу лошадей и седел».

— Куда он направился?

Тоже лишний вопрос. Орлов и так знал, что Стиллер сейчас на горе, преследует девчонку.

Ему было досадно, но он ничего не мог с собой поделать. С того момента, когда он решил бить именно по почкам, а не в шею, он больше не раздумывал. Все дальнейшие его поступки совершались помимо воли, бессознательно. Как в бою. А в бою некогда думать. И у пленного, прежде чем его убить, следовало выяснить именно это — численный состав и направление действий противника, его вооружение, его настроение и тому подобное…

— Они там, там! — Парень робко пошевелил рукой, пытаясь указать направление. — Ушли в лес!

Судя по голосу, ему не было и шестнадцати. Капитан Орлов понимал, что и в таком возрасте человек способен выстрелить в спину. По правилам парня следовало прикончить. Кто ж виноват, что он связался с нехорошей компанией?

Но он просто связал пацану руки и ноги. Затем оттащил труп усача подальше, чтобы не попался на глаза Вере. И отправился за ней.

Оседлав двух лошадей, он забрал с собой еще пару запасных, и не поленился перерезать подпруги у всех оставшихся.

Вера молчала все время, пока они не отъехали от костра. В небе уже пролегли серые предрассветные полосы.

— Вот и всё, — сказал Орлов. — Я же говорил, дальше будет легче.

Она хотела что-то ответить, но тут у них за спиной послышались рыдания, а потом парень закричал:

— Папа! Папочка! А-а-а! Па-апа!

— Они его не услышат? — спросила Вера.

— Нет.

«Тот, кого он зовет, его не услышит, — подумал Орлов. — Вот и еще одним сиротой стало больше».

8. Русская охота

Настоящее имя Мэтью Стиллера было таким — Мэрион Гауптенбау. Мало того, что нескладное, так еще и женское. Мамочка хотела дочку, причем настолько сильно, что первые пять лет жизни Мэтью, то есть Мэрион, носил длинные локоны и девчачьи тряпки. К счастью для него, мать сошлась, наконец, с мужиком, который тут же навел в доме порядок. Отчим, правда, прожил с ними недолго. Но, когда его повесили, Мэтью уже было семь лет и он сам мог дать в глаз любому, кто обзовет его девчонкой.

Он всегда старался стричься как можно короче. А после первой отсидки вообще стал брить голову наголо. Мылся он только тогда, когда все тело начинало чесаться. Одежду менял часто, но никогда не стирал. Презирал мужчин, которые слишком заботились о своей внешности. А с теми, кто носил длинные волосы, старался не иметь никаких дел. Потому что дела делаются только мужчинами. А с бабы какой спрос?

Но сейчас ему пришлось работать как раз с таким женоподобным субъектом, и от этой работы он не смог отвертеться, как ни старался. Гарольд Майер, богатый иностранец, наверно, очень гордился своими пышными черными волосами, которые, как два вороньих крыла, опускались ему на плечи. На каждую встречу он являлся в новом наряде, и Стиллер диву давался — сколько же у него тряпок! И куда они только умещаются? Майер приехал издалека, и не лень ему таскать за собой кофры с костюмами, панталонами, галстуками и прочей дребеденью, без чего так легко обходится любой нормальный мужик?