Праздник саранчи - Алексей Саморядов

Склонившись, осторожно, стараясь не испачкаться больше, он поднял его, с трудом усадил на унитаз, взял за подбородок, поглядел в закатившийся глаз. Кровь шла у него из носа и разбитой брови. Андрей прислушался. Прислонив его головой к стене, осторожно ощупал карманы костюма. Достал из внутреннего бумажник, выбрал все бумажки, не глядя спрятал себе в карман, бумажник засунул назад. Поискав, нашел еще деньги, тоже положил в карман. На безымянном пальце он увидел золотой перстень, попробовал стянуть его. Перстень не шел.

Прислушавшись, он открыл дверцу, выглянул в туалет. Было пусто. Он быстро побежал к раковине, взял обмылок, вернулся, снова закрылся.

Он мочил в бачке и мылил палец, тянул, перстень не шел, он снова тянул. Наконец ему удалось стащить кольцо, он, так же осторожно, раздвинул ему ноги, бросил обмылок в унитаз, а перстень промыл в бачке.

Спустив воду, вытер руки. Было тихо. Человек сидел, не двигаясь, кровь застывала уже на его лице, на груди, на зеленом велюровом пиджаке. Андрей наклонился к нему, прислушался. Затормошил его. Тот слабо-слабо вздохнул. Андрей усадил его поустойчивее, еще раз прислушался.

Потом осторожно встал на унитаз, на бачок и быстро перелез через стенку в соседнюю кабинку. Отряхнувшись, он вышел из нее, подергал дверцу, за которой тот сидел…

В фойе стояли какие-то парни. Андрей прошел мимо них, старательно обходя, чуть улыбаясь. Вышел на воздух, закурил и смешался с толпой прохожих.

Он открыл дверь, бесшумно разделся. В Витиной комнате по-прежнему разговаривали. Он прошел к себе, закрывшись, достал все деньги и кольцо. Денег оказалось не так много.

Он завернул все в бумажку и спрятал в диван. Пригладил волосы и пошел к Вите.

Он вошел тихо, сел скромно на одинокий стул. Витя сидел за столом, что-то писал и одновременно спорил с четырьмя парнями:

— …Вот в Китай я верю. В какую-нибудь Прибалтику не верю, а в Китай, извините, верю. В Китай, извините меня, я обязан верить, если у меня есть хоть капля мозгов. — Ты где-то ходишь, — сказал он, просматривая рукопись. — А я между прочим работаю, несмотря на этих четырех козлов, которые меня отвлекают. А я все же пишу! Да ты пьян, — он настороженно оглядел Андрея.

Андрей отрицательно покачал головой:

— Да будь я хоть негр преклонных годов! Витя, ты хотел бы быть негром преклонных годов? Читать и писать не умея…

— Да будь ты хоть пидар преклонных годов! — крикнул Витя. — Садись и пиши.

— Я уже пишу, — Андрей встал. — Пишу давно, обильно и светло. Витя, все светлые сцены — мои! — Он ушел к себе.

— Прочитай первое предложение, — крикнул Витя.

— Пожалуйста, — Андрей забрался в гамак. — Восходящее солнце улыбалось широкой гагаринской улыбкой, — лежа в гамаке, глядя в потолок, он раскинул руки…

Дом выглядел запущенным. Он поднялся по ступеням, вдруг дверь открылась, в дверях стояла она… Пошли титры. В зале зааплодировали. Студенты вставали, сбивались в толпу, выходя на лестницу.

Андрей выловил в толпе за брючный ремень Витю, они пошли рядом.

— Французы, старые усатые лысеющие буржуи, а в любовь верят. Ангельской чистоты, несмотря на усы, достигают — Витя вздохнул.

Андрей заметил среди выходящих высокую девушку с золотой цепочкой, кивнул ей. Она тоже кивнула, пошла одна, не путаясь с толпой.

— Может, не пойдем на ИЗО? — предложил Витя. — Босх, Брейгель, они свое уже написали…

— Ты сходи лучше.

— А ты?

— Ты сходи, сходи — мне просто надо.

— Куда? — удивился Витя. — Ты что, в секту вступил, какие у тебя дела все время?

— Ну, надо мне, — Андрей положил ему руку на плечо. — К бабе к одной заеду и вернусь.

— Катька? — догадался Витя. — Смотри, она так только, а динамо будь здоров! — он смотрел вслед Андрею.

Это был один из шумных гостиничных ресторанов, где наливались командировочные, отмечали дни рождения продавщицы универмагов, и крутились разного рода торгаши, проститутки, прочий народ.

Андрей, обследовав грязный туалет, встал в холле, наглухо застегнутый, с туго затянутым поясом, курил и следил за входной дверью в мужской туалет. Он ждал. В уборную входили, выходили разные люди, все не то, он считал, сколько их входило и выходило.

Наконец, когда в холле опустело, в уборную прошел невысокий пожилой мужчина, по виду — узбек. Андрей заглянул на лестницу. В зале играла музыка, лестница была пуста. Он не спеша прошел в туалет, закрыл за собой дверь.

Узбек стоял в странной позе, согнувшись, под задранной штаниной виднелась его худая желтая нога. Услышав шаги, он быстро выпрямился, испуганно глядя на Андрея. Тот тоже встал, удивленно разглядывая узбека, его задранную брючину, ботинок, из носка которого торчала мятая пачка денег… Узбек опустил штанину, улыбнулся пойманно.

— Вот, — развел руками. — Деньги спрятал. — Он, помолчав, достал зачем-то расческу, снова развел руками. — Понимаете ли, какие-то очень подозрительные люди… Боюсь, ограбят.

Андрей кивнул, вышел из уборной в холл, закурил снова По лестнице спускалась подвыпившая компания, один из парней сильно толкнул вышедшего из туалета узбека. Тот посторонился, отошел к Андрею.

— Вот они, — шепнул тихо, косясь на парней. — Вы тоже в гостинице живете? Пойдемте, пожалуйста, вместе.

— Я не в гостинице, — с досадой сказал Андрей. — Да вы идите. Идите! Никто не тронет…

— Да? — узбек с сомнением оглянулся на парней, те нахально смотрели в их сторону. — Хотите, я вам свой адрес оставлю, — он засуетился, хлопая себя по карманам.

— Да не нужно… — Андрей поморщился.

Но тот уже на клочке писал адрес. Парни постояли, ушли наверх.

— Вот, — узбек протянул Андрею листок. — Приедете в Самарканд, в гости, будете жить, как дома… — он оглянулся. — Большое спасибо вам! Большое спасибо.

Он ушел, Андрей повертел листок, хотел бросить, но сунул в карман. Зло вздохнул, прошелся, стал ждать дальше.

Вскоре по лестнице спустился еще один человек, по виду кавказец. Он был невысок, курчав, с маленькими усиками, проходя мимо Андрея, глянул на него почему-то зло и воинственно, плюнул на пол.

Андрей подождал, пока он там, в уборной, расстегнет штаны, и быстро прошел за ним.

Он увидел его спину и затылок, шел к нему прямо, протягивая руки к затылку.

Андрей помедлил всего секунду. Этого хватило, чтобы кавказец обернулся. Андрей тотчас схватил его испуганное злое лицо, но оно соскользнуло куда-то вниз, закричало пронзительно, подло, и он увидел с удивлением, как кавказец, отталкивая его руки, отступает, присев, и при этом от крика, от напряжения продолжает мочиться, заливая себе и Андрею брюки… На корточках, голося, как баба, он пробежал к умывальнику, ударился о него, вскочил и, поддерживая штаны, не переставая кричать, выбежал из уборной.

Андрей медленно оглядел свои брюки, опомнившись, кинулся к выходу, но вышел спокойно, медленно, сдерживаясь едва, пошел к входной двери.

Кавказец бегал у гардероба и, стараясь застегнуть брюки, кричал тонко:

— Бандит! Сволочь, тварь! Хотел убить меня… Держите его, он бандит, вор, у него нож! Смотрите, нож! Нож!

— Ишак! — громко, спокойно сказал Андрей и засмеялся. — Все штаны мне обоссал! Кого ты пускаешь? — он стоял уже перед швейцаром.

Швейцар, с сомнением глядя на Андрея, медленно открывал ему дверь.

Кавказец вдруг кинулся к Андрею, ударил его в спину, завизжал:

— Не выпускай! Не выпускай! Он вор! Вор!

По лестнице сбегали люди, среди них кто-то в форме… Андрей рванулся, оттолкнув за голову швейцара, выбежал на крыльцо, вынес на себе кавказца, повисшего на спине, как собака. Зарычал, разворачиваясь, ловя его руками, но кавказец тут же отскочил назад, сбивая людей, лезших из двери, захлопнул дверь.

— Сука, тварь! Ловите его, уйдет! — визжал он за стеклом.

Андрей побежал, неуклюже, тяжело, нырнул за угол. Он обежал корпус, прыгнул через забор, ломая ветки, выбежал во двор, обогнул дом, еще один. За ним никто не гнался, но он все бежал, пока хватило сил, затем бросился за угол, вбежал в подъезд.

На площадке между вторым и третьим этажом он согнулся, стараясь отдышаться, все кашлял и смеялся…

Хлопнула дверь, с третьего этажа на несколько ступеней сошла женщина, встала, не спускаясь дальше:

— Вы к кому?

— Ни к кому. Так, — Андрей улыбнулся ей.

— Уходите сейчас же, нечего здесь стоять, — она глядела на Андрея с брезгливой ненавистью.

— Ухожу, — он кивнул. — Уже ухожу, стоять мне здесь вовсе нечего…

В общежитии он зашел к Джанику.

Джаник, полулежа на диване, читал что-то. Он был один.

— Работаешь? — Андрей сел, потер затылок.

— Да какая это работа… Так, читаю вот японцев, вернее пытаюсь читать.

— Ну и как японцы?

— Японцы, — Джаник перевернул страницу. —