Рассказы - Натаниель Готорн

— Великий карбункул! — повторил циник с невыразимым презрением. — Да будет тебе известно, дружище, что такого камня вообще нет в rerum Naturae[*Природе вещей (лат)]. Я прошел три тысячи миль и готов облазить каждую вершину в этих горах и сунуть свой нос во все расселины с единственной целью доказать всем, кто не такой осел, каким был я, что все россказни о Великом карбункуле — чепуха!

Пустыми и тщеславными были побуждения, которые привели в Хрустальные горы большинство из этих путников, но ни у кого из них они не были столь пусты, тщеславны, да и столь нечестивы, как у обладателя огромных очков. Он был одним из тех злополучных, ничтожных людей, устремляющих помыслы свои не к небесам, а к мраку, которые, дай им только возможность потушить огни, зажженные для нас господом, сочли бы непроглядную ночь, в которую они ввергли мир, своей величайшей заслугой.

Пока циник говорил, многие из его слушателей с удивлением заметили вдруг отблеск какого-то красноватого сияния, которое странным светом, непохожим на свет от их костра, озарило огромные вершины окрестных гор, и каменистое ложе бурного потока, и стволы, и черные сучья деревьев. Путники ожидали услышать раскаты грома и, не услышав их, были рады, что гроза прошла стороной. Но вот звездное небо — этот циферблат природы — указало сидевшим у огня, что пора отойти ко сну и от созерцания пылающих поленьев перейти к грезам о блеске Великого карбункула.

Юная чета расположилась на ночлег в самом дальнем углу шалаша и отгородилась от остальных искусно сплетенным из веток занавесом, который мог бы в раю свисать гирляндами вокруг брачного ложа Евы. Скромная молодая женщина сплела этот ковер, пока остальные разговаривали. Она и ее муж заснули, нежно держась за руки, и пробудились от снов о неземном сиянии, чтобы встретить еще более ясный блеск в глазах друг друга. Они проснулись в одно время, и одинаково счастливая улыбка озарила их лица, становясь все лучезарнее по мере того, как они возвращались к жизни и любви. Не понимая, где они находятся, Хэнна выглянула в щель зеленого занавеса и обнаружила, что хижина пуста.

— Вставай, Мэтью, дорогой! — воскликнула она поспешно. — Все остальные уже ушли. Вставай сейчас же, а то не видать нам Великого карбункула.

И правда, эта скромная и наивная пара так мало представляла себе невероятную стоимость заманившего их сюда сокровища, что мирно проспала всю ночь, пока вершины гор не заискрились под лучами солнца, а между тем остальные путники всю ночь метались, мучимые бессонницей, а если и засыпали, то карабкались во сне по обрывам, и, едва забрезжил рассвет, отправились претворять свои сны в действительность. А Мэтью и Хэнна, освеженные безмятежным сном, были легки, как молодые олени, и лишь на минуту задержались, чтобы прочитать молитву, умыться студеной водой Амонусака и перекусить, прежде чем начать восхождение. Взбираясь по крутому склону, они черпали силы и поддержку друг в друге и являли собой трогательный символ супружеской любви. После ряда мелких злоключений, вроде порванной юбки, потерянного башмака и запутавшихся в ветках волос Хэнны, они достигли верхней границы леса, откуда им предстоял более опасный путь. До сих пор бесчисленные стволы и густая листва скрывали от них окружающий мир, почему они не задумывались об опасности, но теперь они содрогнулись при виде уходящего вверх необозримого царства ветра, голых скал, теряющихся в облаках, и беспощадно палящего солнца. Не решаясь довериться этой огромной, безжалостной пустыне, они взглянули на оставшуюся позади мрачную громаду леса, и им захотелось снова укрыться в его густой чаще.

— Ну что, пойдем дальше? — спросил Мэтью и обнял Хэнну за талию, чтобы подбодрить ее и самому обрести уверенность, почувствовав жену рядом с собой.

Но несмотря на всю свою скромность, его молоденькая жена, как и всякая женщина, питала страсть к драгоценностям и не могла отказаться от мысли завладеть самым прекрасным камнем в мире, даже если это было сопряжено с опасностями.

— Давай поднимемся еще немного, — прошептала она и боязливо взглянула на пустынное небо.

— Тогда идем, — ответил Мэтью, собрав все свое мужество, и потянул ее за собой, ибо она снова оробела, едва к нему вернулась храбрость.

И вот пилигримы Великого карбункула устремились вверх, наступая на верхушки и тесно сплетенные ветви карликовых сосен, которые не достигали и трех футов в высоту, хотя насчитывали уже несколько столетий и покрылись мохом от старости. Вскоре они добрались до хаотически нагроможденных друг на друга обломков скал, похожих на пирамиду, воздвигнутую великанами в честь своего повелителя. В этом суровом царстве туч и облаков ничто не дышало, ничто не росло, здесь не было иной жизни, кроме той, которая заставляла биться их сердца. Они поднялись на такую высоту, что сама Природа, казалось, вынуждена была отстать от них. Она медлила внизу, на опушке горного леса, и прощальным взглядом провожала своих детей, пробиравшихся туда, где ей не доводилось оставлять своих зеленых следов. Но скоро и ей предстояло потерять путников из виду. Внизу уже начал собираться густой и темный туман, отбрасывая мрачные тени на широко раскинувшийся ландшафт; вот клубы его стали быстро стягиваться к одному месту, как будто самый высокий пик созывал на совет подвластные ему тучи. Постепенно отдельные облака тумана слились в сплошную плотную массу. Казалось, путники могли бы ступить на нее, как на твердую почву, но тщетно стали бы они искать здесь путь к благословенной земле, которую они покинули. А желание снова увидеть зеленую землю овладело влюбленными, увы, с такой силой, с какой они никогда не стремились различить сквозь пелену туч проблеск ясного неба. В своем безнадежном одиночестве они почувствовали даже облегчение, когда туман, медленно вползая на гору, постепенно окутал ее угрюмую вершину и скрыл хотя бы от их глаз все видимое пространство. Обменявшись взглядом, полным любви и печали, они теснее прижались друг к другу, страшась, как бы всепоглощающее облако не легло между ними и не разлучило их.

И все же они, вероятно, продолжали бы упорно взбираться еще выше к небу, еще дальше уходя от земли, пока ноги их находили опору, если бы силы Хэнны не начали иссякать, а с ними и ее мужество. Дыхание ее участилось. Она не соглашалась опереться на руку мужа, боясь обременить его своей тяжестью, но оступалась все чаще и чаще и все с большим трудом заставляла себя идти дальше. В конце концов она опустилась на каменную ступень утеса.

— Мы погибли, Мэтью, — проговорила она печально, — нам уже не найти дорогу к земле. А ведь как счастливы могли бы мы быть в нашем домике!

— Душа моя, мы еще будем счастливы! — отозвался Мэтью. — Взгляни! Вон солнечный луч пробивается сквозь туман. Он поможет нам найти дорогу к ущелью. Давай повернем назад и перестанем мечтать о Великом карбункуле.

— В той стороне не может быть солнца, — сказала Хэнна, совсем упав духом, — сейчас, верно, полдень: если бы солнце светило, оно было бы у нас над головой.

— Но посмотри, — воскликнул Мэтью странно изменившимся голосом, — свет разгорается с каждой минутой! Если это не солнце, то что же?

Теперь и молодая женщина не могла отрицать, что сквозь облака пробивалось какое-то сияние, отчего серая мгла принимала тусклый красноватый оттенок, который становился все ярче и ярче, словно мрак был пронизан блестящими частицами. А в это время тучи начали сползать с вершины горы, и по мере того как их тяжелые массы откатывались прочь, из непроницаемой темноты стал вырисовываться один предмет за другим, будто иной мир во всей своей первозданной яркости возникал на смену прежнему бесформенному хаосу. Вокруг светлело, и молодые люди вдруг заметили, что у ног их блестит вода. Оказывается, они стояли на берегу горного озера, глубокого, прозрачного и величаво-прекрасного; его спокойная гладь раскинулась от края и до края каменной чаши, как бы выдолбленной в скалистой породе. Сверкающий луч играл на его поверхности. Желая проследить, откуда он исходит, путники подняли глаза к выступу скалы, нависшей над волшебным озером; трепет восторга охватил их, но они вынуждены были зажмуриться, не в силах выдержать нестерпимо яркий свет. Дело в том, что наша наивная пара достигла таинственного озера и набрела на то самое место, которое тщетно искали столько людей, — на место, где таился Великий карбункул.

Они обнялись, испуганные собственной удачей, ибо в эту минуту все легенды о поразительной драгоценности, когда-либо слышанные ими, всплыли в их памяти и они почувствовали себя отмеченными судьбой, а это вселило в них страх. С самого детства карбункул светил им, как далекая звезда, а теперь его ослепительные лучи проникали им прямо в сердце. Им казалось, что и они сами изменились в этом алом сиянии, которое заставляло пламенеть их щеки и отбрасывало зарево на скалы, небо и даже на облака тумана, отступавшего перед его могучей силой. Но, снова взглянув на карбункул, они заметили фигуру, которая отвлекла их внимание от невиданного камня. У подножия утеса, под самым Великим карбункулом, застыл человек. Руки его были вытянуты, словно он карабкался вверх, а лицо запрокинуто, будто человек этот упивался струившимся со скалы светом. Он был недвижим, как мраморное изваяние.