Искатель. 2004. Выпуск №10 - Станислав Родионов

- Свобода нужна только любознательным.

Я умолк. Точнее, заткнулся или, говоря культурнее, подавился. Да это же не чужая мысль, а моя. Я допускал совпадение ассоциаций, но такого совпадения до каждого слова, до запятой… Чем дольше я работал следователем, тем настойчивее ощущал потребность в умной мысли, потому что прямо-таки купался в других, в банально- штампованных, как пивные бутылки. Свобода нужна только любознательным…

- Ольшанин, вы причинили зверосовхозу материальный ущерб. Ответственности не боитесь?

Я боюсь только стука.

- Какого стука?

- Разве не слышите, что в мире стучит?

- Что стучит?

Он не ответил, прижавшись к сидевшей на полу своей жутковатой собаке. Она лизнула его в бороду. Я поднялся. Из-за душистых трав мне не хватало кислорода.

Ольшанин, вы здоровы?

Посещаю врача, кабинет номер семь.

21

Майор уже был дома. Я коротко рассказал о Лешем, заострив внимание не на личности, а на факте оперативном. Кому он носит лекарственные травы и почему это скрывает? Карие глаза Петра смышлено глянули из-под бесцветных густых бровей. Мы с ним тут же поделили функции: я остался с радиотелефоном звонить в прозекторскую, а он, сунув в карман пару яблок, отбыл в так называемую «наружку». Следить за «Лешим».

Я допустил ошибку: пришел на встречу с Ольшаниным, не собрав о нем достаточной информации. В такой спешке допрашивают только преступника, схваченного на месте происшествия.

Дозвониться до судмедэксперта оказалось непросто: то он в прозекторской, то на совещании, то вышел перекусить… За окном блеснула плешь деда Никифора. Я к нему выскочил - у колодца он мыл бутылки, которые, видимо, насобирал по поселку.

- Дед, хочу спросить о Митьке Ольшанине…

- А я не затычка, - обрезал мое желание Никифор.

- В каком смысле?

- Народ уже говорит, что служу овчаркой при милиции.

А я-то все ждал, что среди народа найдется человек, видевший ночные раскопки на кладбище и перемещение трупов… Майор искал этого человека неустанно. Дед Никифор, союзник и сосед, похоже, испугался людской молвы. И я спросил насмешливо:

- Джинн не попадался?

- Какой джинн?

- Волшебник, который сидит в бутылке и может выполнить любое желание.

- Не попадался, с мылом полощу.

- Никифор, а если попадется, какое загадаешь желание?

- Пусть этот джинн летит из бутылки к едрене фене.

- Почему же? - удивился я отсутствием фантазии у деда.

- Если он там будет сидеть, то бутылку не примут.

Верно кто-то заметил, что у прагматизма короткий путь. Впрочем, какой тут прагматизм… Деду хотелось выпить, и зачем ему загадывать какие-то желания и смотреть, что получится, когда проще обменять тару на полную бутылку. Люди не любознательны…

Укоряющая мысль поддела меня крюком. А я? Дмитрий Ольшанин разве не оригинален? Разве не достоин пристального изучения? Допустим, он болен… Но его одна мысль «Свобода нужна только любознательным» дороже всех нудных газетных передовиц.

А ясновидящая Амалия Карловна? В ее уникальных способностях убедились мы лично. Где же всенародное удивление? Где киносъемка, ученые, газетные статьи и телевидение? Где восхищенные старушки и пионеры с цветами?

Свободы достойны только любознательные…

Я взялся за телефон и вызванивал судмедэксперта до вечера. Почти до возвращения майора, который появился передо мной, словно вылез из силосной ямы. Ботинки вроде бы в навозе, куртка в ягуаристых пятнах, на плечах сухие былинки, волосы припорошены не то пылью, не то пыльцой… Моему удивленному взгляду майор объяснил:

- Сельская наружка отличается от городской.

- В каком смысле?

- В городе можно затеряться в толпе, в транспорте, в переулках… А здесь как следить? Деревенская улица вся на виду. Ольшанин идет впереди… А мне куда?

- В кусты.

- Дома кругом. Пришлось лезть огородами. Через запоры, грядки, картофельные поля…

- Представляю, - посочувствовал я.

- Не представляешь. В хлев попал. Хозяйка кричит, что я хотел украсть кабанчика. Пришлось отбрехиваться.

- Ну и зачем проник в хлев, если не за кабанчиком?

- Корову подоить, - огрызнулся Петр.

Я ждал вразумительного ответа. Майор скинул одежду, умылся во дворе, надел спортивный костюм, взрезал банку свиной тушенки, сел к столу, вздохнул и сообщил:

- Сейчас я тебя удивлю. Ольшанин нес полиэтиленовый мешок трав… Куда, думаешь?

Я уже догадался. Возле магазина было что-то вроде мини-рынка - три вкопанных дощатых стола.

- Торговать?

- Нет.

- Продавщице?

- Не угадал.

- Как мне угадать, если я жителей не знаю.

- Этого жителя знаешь.

- Деду Никифору?

Майор глянул на меня иронично. Я понял. Мол, где же он мог так извозюкаться, если Никифор живет рядом; и никакими травами деда не заинтересуешь, если в них нет градусов. Кого я знал еще… Охотника, жену Висячина… Неужели?

- Амалии Карловне?

- Так точно.

- Зачем же ей травы?

- Может быть, при помощи их она и ясновидит?

Я помолчал, обогащенный новой и непонятной информацией. Но долго молчать не сумел, потому что тоже имел малопонятную информацию, способную удивить.

- Петр, я дозвонился до судмедэксперта. Акт будет готов дня через два.

- Ну, а причина смерти?

- Сказала. Что, по-твоему?

- Ясно, Дериземля захлебнулся.

- Нет.

- Значит, алкогольное отравление.

- Попал, да не совсем. Отравление, но не алкогольное.

- Пищевое?

- Дериземля отравлен стрихнином.

Могучая и короткая шея майора не то напряглась, не то дрогнула. Спросил почти удивленно:

- Выходит, оба, Дериземля и Висячин погибли от одного яда?

Я не ответил, а он не переспросил. Мы размышляли, что лучше всего делать втихомолку. Мы не знали - кто, почему и зачем. Но не сомневались, что вышли не на заурядные трупы бомжей, а на продуманное тяжкое преступление.

- Петр, завтра подкинь меня до областной поликлиники. Хочу поговорить с врачом об Ольшанине.

22

Дел в городе набралось… К врачу, к судмедэксперту, к начальнику, ну, и само собой, заскочить домой к Лиде.

Начал я с Артамонова. Неприятно, когда тебя с порога встречают ехидным взглядом.

- Рябинин, совсем откололся. В прокуратуре не бываешь, на собрания не ходишь, дел не кончаешь… Чем этот месяц завершишь?

- Делом по звероферме.

- Оно же было глухое?

- Раскрыл.

- Это хорошо, но на тебе висят два трупа, два убийства.