Время смерти - Роман Корнеев

Ну вот что ты с ним поделаешь. Самое интересное, что подойди и спроси, как тебя зовут, мужик, он же, скотина, ответит. На голубом глазу. С таким же отсутствующе счастливым видом.

А вот не пойдём и не спросим. Надо уже научиться держать себя в руках.

Соломинку в рот, глаза – за пределы купола, наслаждаемся закатом. Думаем о том, как завтра отправимся «вниз», через две пересадочные платформы, с тучей проверок багажа и личности.

Это нам не впервой, конечно, последние полгода «красножетонники» словно с цепи сорвались, шмон такой, будто снова ловят сбежавшего с секретами корпорации генерал-партнёра «Сейко». Было такое пять… нет, шесть лет назад, и движуха была тоже неслабая. Но тогда всё было иначе.

Тем не менее, прорвёмся, и канистру пронесём, сразу к заказчику, потом для верности отсидеться в тихом месте, посмотреть по сторонам, убрать пластический грим, соскоблить треклятый парик, содрать накладки с отпечатками, всё спалить к чертям, и только потом, если всё в порядке, домой.

К тому времени хитрая система кросс-корпоративных транзакций окончательно анонимизирует кредиты заказчика, так что ими можно будет начать пользоваться.

Парсонс давно мечтал сменить технику на кухне. Готовить он любил сам, только редко время находилось, а сейчас сервы такое вытворяют, шеф-европеец обзавидуется. Приходишь ты домой, там круассаны только что подошли, изящный завиток масла на них тает. Красота.

По кредитам, правда, получалось неслабо, но вопрос стоит того. Только брать надо у «Эрикссона», а не у «Три-Трейда», что бы те ни свистели в своих сетях.

А как обмоем покупку той давно заначенной бутылкой двенадцатилетнего скотча, кредитов останется как раз месяца три ничего не делать, днём спать вповалку, вечерами бродить по барам и искать приключений на свою задницу. Как-то ему в одном баре за вечер по очереди два зуба выбили, отличное было завершение уикенда.

К чёртовой матери забыть и заказчиков, и клиентов, и Гильдию.

Пожить обычным резидентом Босваша, разве что с некоторой суммой на кармане. Для его сограждан более знакомой ситуацией был случайный заработок на какой-нибудь завалящей позиции старшего помощника младшего оператора автоматического полотёра.

По приколу можно ещё устроиться в тот же бар вышибалой. Нынче это модно, колоритный бон на входе, типа ретро, в берцах с белыми шнурками и спущенными подтяжками.

Парсонсу для этого даже бриться не придётся, только сменить привычную длинную хламиду неопределённого цвета на чёрный бомбер из дешёвого, но почти вечного полимера «под кожу». Даже кастет есть, если что.

Так, хватит вылёживать.

Парсонс быстро сверился с расписанием и забронировал себе место у прохода на ближайший удобный челнок. Он ненавидел ханьские модели, они все были донельзя тесными и насквозь пропахли лапшой. Но увы, американские в Кабеус летали нечасто, да и вообще их всегда было на трассах мало ввиду известной дороговизны в обслуживании и расходе топлива. Альтернативой были европейские и какая-нибудь экзотика вроде заатмосферников «Релайанса» или считанные рейсы «Тойота Спейскрафт», шило на мыло, в общем. Так что выбирать особо не приходилось.

Так, очень удачно, до чек-ина четыре с половиной часа, не надо будет ждать. Пойдём, предадимся по-быстрому какому-нибудь пороку, например, старые добрые кости. На Луне с её гравитацией кидание дайсов превращалось в балет, штука абсолютно завораживающая, и очень, очень азартная.

Парсонс поднялся с шезлонга, сделал пару размашистых движений руками, разгоняя кровь.

И тут же мышью юркнул обратно в тень окружающей зелени.

Тех троих он заметил сразу, стоило им показаться меж разошедшихся лифтовых створок.

Вроде обычные фрахтовики-работяги, каких тут навалом, спешат немного облегчить свои кошельки. Идеальная маскировка, театрализованная постановка на загляденье.

Один недостаток – опытный глаз персекьютора узнал если не коллег, то конкурентов из смежных дисциплин социальной олимпиады. От этих троих веяло контролем, они явно секли всё вокруг причём так плотно, что могли бы перемещаться здесь с закрытыми глазами.

На счастье Парсонса, они явно знали, куда шли, и держали местность скорее рефлекторно, чем специально.

Молчали и сигнализаторы его «айри».

Холи щит, это вам не рядовые корпоративные быки, закованные в армопласт. Эти трое в армопласте не нуждались – принимать на грудь чужие плазменные пучки в их планы попросту не входило.

И пёрли они прямой наводкой к блаженному луддиту. Скандинав же на их приближение никак не реагировал, продолжая во весь рот улыбаться на припрятавшееся за Землю Солнце.

Но ровно в тот момент, когда трое к нему приблизились до расстояния вытянутой руки, улыбка погасла, словно её выключили.

Лицо стало каменным, движения скупыми и чёткими.

И только переставшие улыбаться глаза остались такими же водянисто-отстранёнными, витающими словно не здесь.

Скандинав встал и, полуобернувшись, уставился ровно на то место, где только что прятался персекьютор.

Однако сам Парсонс в этот миг уже уносился прочь на скоростной пешеходной ленте в сторону громады купола космопорта «Кабеус-Южный». Руки его дрожали.

Гостиница, в которой он оставил вещи, благоразумно находилась там же, при космопорте. В своём номере он живо упаковал в фэйк-футляр самое ценное, перелил инфу по клиенту в канистру, потом методично замкнул все ку-ядра на оставшейся технике, включая свою «айри». Достанем другую в дьюти-фри. Сейчас главное – быстрее убраться. Последним делом Парсонс активировал специального робота-уборщика, настроенного на поиск случайно оставленного здесь биоматериала. Лишняя оброненная чешуйка кожи или волосяная луковица погубили не одного персекьютора.

Так, теперь всё.

Парсонс постепенно успокаивался.

Нет, теперь точно – залечь и не отсвечивать. Крепко залечь. Он бы даже к заказчику не стал ходить, но кредиты ему понадобятся, без них по-настоящему надолго и по-настоящему глубоко не заляжешь.

Персекьютор вновь и вновь принимался проклинать своё любопытство и своё злосчастное везение.

Оказался, фак, в нужном месте в нужное время.

Когда показались те трое, Парсонс всё-таки вспомнил, где он видел этого парня.

Он точно также пару дней назад лежал на том же шезлонге, и смотрел на горизонт. Но впервые Парсонс увидел это лицо не тогда, а двумя неделями ранее.

В сводке розыска, рассылаемого Гильдией «в поисках дурака».

На дурака – потому что корпорациями никто не связывается. Это золотое правило их бизнеса.

В сводке был список дежурных бригад трёх стационаров Европы, система Юпитера, сол-систем. Один стационар принадлежал «Янгуан Цзитуань», второй «Три-Трейду», третий «Джи-И». Разыскивалась любая информация об этих людях, без объяснения деталей. Но все уже знали – стационары были уничтожены кем-то или чем-то, и весь шмон на пересадочных – потому что все ищут именно этих парней.

И сегодняшний «луддит» был в тех списках. Ханьский стационар «Шугуан», должность – «ответственный менеджер абордажных смен». Что бы эта фигня ни означала.

Погиб вместе с остальными во время взрыва.

А вот и нет.

У Парсонса опять принялись дрожать руки.

Эта тайна пахла не просто кровью, она пахла лютой смертью. Для самого Парсонса.

7

Нападение

Слух возвращался к нему постепенно.

Сначала прорезались басовые нотки, это где-то далеко, за сотней стен и перекрытий, в глубине агломерации ухала, билась в конвульсиях огромная машина. Спустя полчаса к обертонам разбалансированной турбины прибавится скрежет и свист – это пойдут вразнос стойки, а потом из рабочей камеры начнёт вырываться теплонесущяя среда. Тут же сработают аварийные клапаны и ядро автоматически запустит фазу самоподавления.

Большинство башен в агломерации – по сути замкнутая система жизнеобеспечения, с собственной системой очистки воды и воздуха, с собственными источниками энергии, если что, способная надолго остаться без внешних коммуникаций. И чем новее эта башня, тем больше в ней разнообразных уровней самозащиты.

Прежде чем реактор перестанет давать рабочую мощность, башня отобъёт сигнал в головные центры управления «Янгуан», и спецы на пультах примутся выстраивать аварийные схемы обводной подачи.

Пятнадцать минут башня будет жить на минимуме потребления энергии. С этой целью и была заранее разбалансирована система стабилизации, и до сих пор только он, покуда почти глухой и слепой, догадывался о тревожных сигналах из-под земли.

Понемногу начало оттаивать зрение. Мутная пелена никак не давала проморгаться, а зелёные датчики биоконтроля болезненно царапали сетчатку своими тусклыми огнями.

Нервные волокна вступали в дело нехотя, пока таурин рассасывался по капиллярам глазного дна. Неприятное свойство имплантанта – за реактивную скорость и расширенный спектр восприятия приходилось расплачиваться тем, что без инъектора, смонтированного за глазницей, он не смог бы видеть даже белым днём.