Заступница - Адвокат С В Каллистратова - неизвестен Автор

Позиция следователей и судей в отношении Шапиро и Нашпица (их дела слушаются в разных районах) формируется явно одним режиссером: "указа о лишении их советского гражданства - нет, официальных документов о принятии в израильское гражданство - нет, значит они советские граждане и, уклоняясь от сборов, нарушили свой священный долг и закон". При этом отклоняются ходатайства защиты об официальном переводе извещений с иврита, о приобщении к делу неофициальных переводов этих документов, об истребовании документов о гражданстве через посольство Нидерландов. Позиция Софьи Васильевны, как всегда, проста и четко юридически обоснована:

"Независимо от доказанности фактов, образующих объективную сторону состава преступления, защита считает, что в действиях, вменяемых Шапиро, отсутствует субъективная сторона состава преступления, а следовательно и состав преступления, предусмотренного ч.1 ст. 198-1 УК РСФСР, так как: а) Субъективная сторона данного преступления характеризуется прямым умыслом, то есть субъект сознает, что он нарушает закон об учебных сборах военнообязанных и желает его нарушить, уклоняясь от прохождения учебного сбора. б) Добросовестное заблуждение, в силу которого человек считает, что он не обязан проходить учебного сбора, может свидетельствовать лишь о неосторожной вине. в) Имея на руках документ о приеме его в гражданство государства Израиль и не получая ответа на свои заявления в Президиум Верховного Совета СССР, Шапиро имел субъективные основания считать себя человеком с двойным гражданством. г) Вопрос о прохождении военной службы в рядах Советской Армии лиц с двойным гражданством (если второе гражданство получено в капиталистической стране) нашим законом не урегулирован, и в силу этого Шапиро считал, что, являясь лицом с двойным гражданством, он не может проходить службу в Советской Армии.

Изложенное дает основание защите просить о прекращении дела в отношении Шапиро за отсутствием у него прямого умысла на совершение действий, караемых по ч. 1 ст. 198-1 УК РСФСР".

Судьи аргументами защиты пренебрегли, оба были признаны виновными и получили по одному году исправтрудработ.

В январе 1973 г. Софья Васильевна проводит еще одно дело, связанное с политикой препятствования выезду в Израиль, на этот раз гражданское - о лишении родительских прав известного физика-теоретика А.Я.Темкина. Его четырнадцатилетняя дочь Марина, которая фактически воспитывалась отцом, получила вместе с ним после развода родителей разрешение на выезд в Израиль. Мать девочки вместе с представителями РОНО и школы обвиняли Темкина в антиобщественном и аморальном поведении, в том, что отец прививает дочери антисоветские взгляды, развращает ее (учит ивриту!) и отравляет ее ядом сионизма. Милиция, по просьбе матери, увозит Марину от отца, насильно затолкав ее в машину. Врач-психиатр, учитывая категорический отказ Марины жить с матерью и ее настойчивое желание уехать с отцом, предлагает определить Марину в интернат. Софья Васильевна (конечно, она готова понять мать, не желающую потерять дочь) с ужасом рассказывает о той яростной злобе, с которой и мать, и сотрудники РОНО и школы, и сам судья обрушились на Марину и ее отца (уже изгнанного к тому времени с работы), мечтавших лишь об одном - уехать из этого искаженного мира, что удалось им значительно позже.

1973 г. был заметной вехой в правозащитном движении. Благодаря активности "Инициативной группы защиты прав человека", "Комитета прав человека" и ряда других групп, а также открытым обращениям в ООН А.Д.Сахарова (в защиту Андрея Амальрика, Юрия Шихановича, Леонида Плюща и многих других) на Западе началась широкая поддержка движения и одновременно - травля Сахарова и других диссидентов в советской прессе. В феврале из статьи Чаковского в "Литературной газете" массовый читатель узнал о "так называемой "декларации" советского ученого Сахарова". В июле 1973 г. в той же "Литературной газете" появляется злобная заметка "Поставщик клеветы", а затем во всех центральных газетах публикуются осуждающие Андрея Дмитриевича письма академиков, писателей, композиторов, художников, врачей, кинорежиссеров, артистов. Конечно, многим из них "выкручивали руки", добиваясь подписей. Директор моего института, академик А.М.Обухов в 1982 г., при каком-то весьма абстрактном, без всяких намеков, высказывании Софьи Васильевны (они были знакомы с 50-х гг., с большим уважением относились друг к другу и иногда общались на Звенигородской станции института, где мама после уничтожения нашего сада в Строгино жила со мной почти каждое лето) о том, что коллективные письма бывают разные, - неожиданно покраснел и почти выкрикнул сквозь зубы: "Я тогда ничего не мог сделать!"

Сам Андрей Дмитриевич, с большой признательностью ответивший тем немногим, кто имел смелость открыто вступиться за него, - Л.К.Чуковской, А.И.Солженицыну, В.Ф.Турчину, А.А.Галичу, - без осуждения писал об авторах этих писем: "Кампания в газетах, в которую вовлечены сотни людей, в том числе многие честные и умные, очень огорчает меня, как еще одно проявление жестокого насилия над совестью в нашей стране".

Эта газетная кампания вызвала широкий резонанс в мировой печати. Эффект, как и после процесса над Синявским и Даниэлем, опять получился обратный теперь миллионы людей и на Западе и в нашей стране узнали не только об Андрее Сахарове, но и о масштабах диссидентского движения.

Вскоре КГБ, не прекращая арестов, начинает применять новую тактику борьбы с активными диссидентами - "выдворение" их за границу. Первым, еще в ноябре 1972 г. уехал инициатор организации Комитета прав человека Валерий Чалидзе. Ему, очевидно, была предложена альтернатива - отъезд либо арест. Тогда это было еще непривычно, многие из друзей Чалидзе осуждали его. Софья Васильевна отнеслась к его решению уехать как-то по-другому, не обсуждая с ним моральную сторону проблемы выбора. "Валерий, - обеспокоенно спрашивала она, когда он пришел прощаться, - ну как вы там будете жить, на какие средства существовать, кому вы там нужны?" "Ну, на рваный пиджак я себе и там всегда заработаю", - отвечал он, истинно княжеским жестом демонстрируя сильно потертый локоть. Выехал он в США с женой и только что родившейся дочкой по приглашению прочитать курс лекций, но уже через две недели вышел Указ о лишении его советского гражданства. Дело он себе действительно нашел - организовал издательство "Хроника-пресс", которое опубликовало все выпуски "Хроники текущих событий", все документы Московской и других Хельсинкских групп, все открытые письма, которые невозможно было собрать здесь, так как они регулярно отбирались при обысках. Благодаря его издательству не только многократно расширился круг людей, получавших правдивую информацию о нарушении прав человека в СССР и о правозащитном движении, но и были сохранены бесценные для историков свидетельства того времени.

Обыски, допросы, аресты идут и среди близких друзей Софьи Васильевны. В 1974 г. арестовывают Сергея Ковалева, в 1975-м - Андрея Твердохлебова. И в 1975 г. Софья Васильевна, лишенная возможности защищать их в суде, отступает от своей позиции чисто юридической помощи движению. В "День Владимира Буковского"- 29 марта (в четвертую годовщину его последнего ареста, которую он встречает во Владимирской тюрьме) она, как и многие правозащитники, пишет открытое письмо в защиту Буковского, которое распространяется в "самиздате": "...В деле Владимира Буковского поражает несоответствие между вменяемыми ему по приговору действиями и суровостью назначенного ему наказания.

Не имея доступа к материалам дела, я не могу с правовых позиций спорить против приговора.

Но, зная Владимира Буковского лично как человека абсолютно бескорыстного, преданного Родине, человека души и обостренной совести, - я хочу присоединить свой голос к тем, кто сегодня борется за освобождение Буковского от дальнейшего отбывания физически непосильного для него наказания".

В июле 1975 г. Софья Васильевна проводит свое последнее дело в суде: защищает Толю Малкина, обвиняемого по ст.80 в уклонении от призыва. Его исключили с третьего курса института после просьбы о выдаче характеристики для ОВИРа и сразу же вручили повестку из военкомата. Малкин до этого подавал заявления и в райвоенкомат, и в Президиум Верховного Совета, и в КГБ, и министру обороны, в которых обосновывал невозможность принятия им как гражданином Израиля воинской присяги. Софья Васильевна, учитывая свой предыдущий опыт, тщательно изучает всю литературу о двойном гражданстве. В защитительной речи она цитирует ряд конвенций о гражданстве, ратифицированных Советским Союзом, ссылается на курс международного права профессора Чхиквадзе, на монографию профессора Лисовского. Ей удается убедить даже прокурора, который признает, что Малкин имеет двойное гражданство. Но суд дает максимальный срок - три года. А вскоре после окончания дела Софью Васильевну вызывают в Президиум МГКА и показывают заявление матери Малкина с нелепыми обвинениями в ее адрес: "Она ссылалась на двойное гражданство сына, в то время как он советский гражданин... Она оскорбляла закон, заявляя, что в нем есть "пробелы"... Ссылалась не на законы, а на какие-то монографии, проповедуя свободу эмиграции из страны... Она ничем не помогла сыну, а только усугубила его положение" и т.д. Пришлось Софье Васильевне писать подробную объяснительную записку. Правда, Президиум, рассмотрев дисциплинарное дело, вынужден был признать, что "никаких нарушений при защите адвокат не допустил..."