Антология современной азербайджанской литературы. Проза - Исмаил Шихлы

Носком ботинка парень придавил окурок и, раскинув руки, пошел к поклевывающим зерно курам. Куры, кудахча, бросились за хлев. Через минуту парень появился с двумя петушками в руках.

У Агарагима пересохло во рту, внутри горело; казалось, в тот момент, когда машины столкнулись, в животе у него вспыхнул огонь и теперь медленно поджаривал его изнутри.

— Воды не найдется? — спросил Агарагим, когда парень прирезал петушков. — Попить…

— Конечно! — парень просиял. — Сейчас! Хоть пей, хоть плавай! — И, взбежав на веранду, он налил из кувшина стакан воды.

Отвернувшись, Агарагим жадно пил, и ему казалось, что, протекая внутрь, вода шипит там, как на раскаленных углях. Он мог бы выпить еще, но лишний раз говорить с ними не хотелось. Возвратил парню стакан, хотел было поблагодарить, но тоже не стал.

— Как тебя зовут, дядя? — несмело спросил парень.

Агарагим нехотя назвал себя.

— А меня зовут Биннет. — Парень улыбнулся, словно радуясь состоявшемуся знакомству. — Ты тут пока отдохни, а я за мастером… Только бы дома застать! Его же на части рвут. Любую машину может. И выправит сам, и покрасит… Такой мастер!

Агарагим промолчал скептически. Не верилось, чтобы в деревне с названием Алпоуд мог оказаться хороший мастер.

Биннет поднялся на веранду и что-то сказал дремавшей на топчане женщине. Та заохала, хлопнув ладонями по коленкам.

— Да не ругайся ты! — бросил парень, сбегая по ступенькам. — Я ж не нарочно.

Биннет ушел, а Агарагим уселся под грушей. От нечего делать оглядел двор и отметил, что он большой, даже очень. Правда, кроме дома и старого хлева, других строений нет. За домом тянулся сад с фруктовыми деревьями, тоже большой, можно было подумать — колхозный.

Хозяин такого сада не должен сидеть без денег. Вон у них и кур бессчетное количество. А раз хлев, значит, и корова есть, а может, и буйволица, овцы… Не бедняки, одним словом.

Молодая хозяйка поставила перед Агарагимом табуретку, накрытую чистой салфеткой. Принесла чай в армуду.

Ни разу даже краешком глаза не взглянула она на гостя. Зато он успел рассмотреть ее — и диву давался, что в деревне с названием Алпоуд может жить такая красавица. Губы — как спелая вишня, глаза ясные, чистые. Быстрые движения, высокая грудь…

Присев на корточки возле веранды, молодая женщина стала ощипывать петушков. Агарагим искоса поглядывал на нее.

И эта красотка — жена Биннета? И чего ради она вышла за такого плюгаша?

Стоя возле «Жигулей», девчушка ныла, выпрашивая что-то. Женщина оставила работу, подошла к ребенку и осторожно отворила дверцу. Девочка мигом сунулась в машину и вскарабкалась на переднее сиденье. Агарагим разозлился: «Надо же! Как своим добром распоряжаются!»

К чаю он не притронулся. Томясь бездельем, встал, подошел к «Жигулям». Взглянуть не на машину, на нее глядеть было нечего. На девочку. В машине было жарко, но девочка сидела смирно, замерев с куклой в руках. Она была похожа на отца, особенно глаза — огромные, как черешни. Короткие кудрявые волосы вились у нее мелко, как у новорожденного ягненка. А кукла… Кукла была необыкновенная — Агарагим отродясь таких не видал. Тряпочная голова надета была на палочку, на круглом лице нарисованы нос, рот, глаза… Плеч у куклы не было, на их месте были приделаны пышные рукава. Платье сшито было из нарядной гофрированной ткани, и Агарагим почему-то подумал, что эту смешную куклу смастерила красивая женщина с красными, как спелая вишня, губами.

— Ты откуда сам-то, сынок?

Агарагим вздрогнул и обернулся. За спиной у него, тяжело переводя дух, стояла толстая женщина.

— Я бакинец.

— Служишь там?

— Преподаю в строительном институте… Физику.

— И слава богу! — Видимо, женщине тяжело было стоять. Упираясь руками, она опустилась на траву. — Мать, отец есть?

— Нет, только старший брат.

— Тоже служит?

— Да, — ответил Агарагим и почувствовал, что сказал мало, пусть не думают, что он сирота какой-нибудь. — Высокий пост занимает, — прибавил Агарагим.

— Дай бог еще выше подняться!

Агарагим понимал, что хозяйка пытается завести разговор, хочет сказать что-то ему — иначе не притащилась бы на другой конец двора, едва передвигая ноги.

— Женатый, сынок?

— Да. И дочка есть… Пять лет…

Женщина поглядела на «Жигули», вздохнула.

— Чтоб у него руки отсохли!.. — Она покачала головой. — И что за невезучий парень! Как родился — одни только беды. До десяти лет всеми болезнями переболел, всеми!.. Говорили, не выживет — выжил… А толку? Вон какой получился. Наказал бог… У других дети выучатся, на должность поступают. Этому и ученье-то никак не давалось. И то сказать, отца нет, чтоб палкой к ученью приохотить, раз сам не желает. Пять годочков ему было, погиб наш кормилец. Отару перегонял… А я что ж… В совхозе работала — не в совхозе, тогда еще колхоз был, — уйдешь утром, вернешься затемно…

Агарагим спросил — и чего взбрело на ум? — сколько Биннету лет.

— Ему-то?.. Стало быть, так… — вслух начала подсчитывать старуха. — Старшему моему, Эфенди, сорок исполнилось. Дочка младше его — в соседнее село замуж выдана, четверо детей уже, — она, стало быть, на три годочка моложе. А Биннет через три года после нее родился.

Получалось, что Биннету тридцать пять лет. «Всего на три года младше меня, — подумал Агарагим, — а зовет дядей. Плюгавый, щупленький — маленькая собачка до веку щенок».

Женщина вздохнула, обратив лицо к небу. Агарагим подумал, что ее затянутый пленкой глаз ничего не видит и что, наверное, второй глаз постигнет та же участь.

— Уж натерпелась я, пока их вырастила… Теперь-то на пенсии, двадцать три рубля получаю… Да хоть бы и не получала… Много ли мне надо? Эфенди в совхозе трактористом работает, свой дом, мать не оставляет, возьми всевышний от моей жизни да ему прибавь! И на дочку жаловаться грех. А вот этот… — Уголком косынки женщина вытерла слезу, скатившуюся из здорового глаза. — Ноги-то у меня, видишь… Ревматизм замучил… И он, несчастный, век мой укорачивает…

У Агарагима не было ни малейшего желания выслушивать ее жалобы. Зная себя, он боялся смягчиться, пожалеть парня. Раздраженно взглянув на часы, он хотел отойти, но женщина, почувствовав его намерение, шмыгнула носом и снова заговорила:

— Работать никак не приладится. Сперва в совхозе работал, потом на железную дорогу подался. Потом уж Эфенди к себе его взял, на тракторе обучил… И оттуда сбежал. Бросил трактор. Слонялся, слонялся. Слава богу, в армию взяли. Вернулся, бумагу привез — шофер, выучили там. Дали ему в совхозе старенький грузовик. Ничего, одумался вроде, стал работать. Что ж, думаем, раз такое дело, женить надо парня. Высватали ему хорошую девушку, — старуха кивнула на веранду. — Дочку ему родила, вон в твоей машине сидит — забавляется… Вторым тяжелая ходила, а тут опять ему, невезучему, беда: машина перевернулась. Подбили его спекулянты, глупого, деньгами заманили… Нагрузили капустой машину, да и погнали ночью в Армению. Только, видно, Бог-то следил за ними, свалилась машина в ущелье. Один аферист руку сломал, другой ногу покалечил, а наш хоть бы нос раскровенил!.. Посадили, год дали. А невестка, как посадили его, давай горевать!.. С утра и до ночи льет и льет слезы, никак успокоиться не может. Горевала, горевала — и мертвенького родила… Мальчик был…

Агарагим взглянул на невестку хозяйки и подумал: как же должен быть ненавистен он этой женщине, если даже не взглянула ни разу, «здравствуйте» не сказала. И эта, толстая, тоже зла на него, беду в дом принес. Он едва удержался, чтобы не начать оправдываться, объяснять, что ни в чем не виноват, что, желай он им зла, он их Биннета инспектору немедленно передал бы. Вот тогда уж помучился бы…

— Пришел из тюрьмы, — вздохнув, продолжала старуха, — просил, уговаривал, чего только не делал, чтоб машину дали. Дали!.. Только машиной-то не назовешь, дыра на дыре, заплата на заплате. День работает, пять дней чинит… Сегодня утром и говорит мне: выходной, мол, поеду, сенца привезу скотине. А я как чувствовала, не надо, говорю, сынок. Я сон плохой видела. Да и знаю, всегда же с ним что-нибудь… Поехал. Ну вот, что теперь делать с ним? Где у него деньги за ремонт платить?

У Агарагима кончалось терпение. Солнце уже ушло со двора и виднелось лишь вдалеке на горах. Немного погодя оно скроется за вершиной, упирающейся в самое небо, и наступит вечер.

Старуха взглянула на него, вздохнула и, с трудом переставляя непослушные ноги, направилась к дому. Видимо, все сказала, что хотела. Теперь уж как гость решит.

Взревывая и отчаянно дымя, во двор ворвался «Москвич».

— Слава богу! — выпалил Биннет, выскакивая из машины. — Вот он, Аждар!.. Нашел…

Сидевший за рулем человек отворил дверцу машины, спустил ноги и, как старому другу, во весь рот улыбнулся Агарагиму; спереди у него было всего три зуба — два снизу, один вверху. Голубовато-мутные, пьяные глазки его светились радушием. Он был такой же тощий, такой же невидный, как Биннет, и так же трудно было определить его возраст.