Антология современной азербайджанской литературы. Проза - Исмаил Шихлы

Учитель был доволен жизнью, ему нравилась его работа, и только странные отношения, установившиеся между ним и этим учеником, тревожили его. Каждый раз, когда он смотрел на него, в нем возникало чувство какой-то неосознанной вины. Внешне никаких причин для беспокойства не было. На уроках ученик сидел всегда в одной и той же позе — подперев рукой щеку, он внимательно слушал учителя. Но было в этом внимании что-то такое, что когда он встречал взгляд мальчика, то невольно отводил глаза. Ему казалось, что мальчик собрал всю свою волю, сконцентрировал все свое внимание, чтобы заглянуть ему в душу, прочесть то, что скрыто от всех. Постепенно учитель стал сторониться своего ученика. С каждым днем он все больше сознавал, как под воздействием какой-то неведомой силы исчезает та непринужденность, которую всегда чувствовал, ведя урок в классе. После занятий учитель возвращался домой, но даже по дороге продолжал думать о своем ученике. «Ну что случилось? — спрашивал он себя. — Он самый дисциплинированный и способный в классе мальчик. И ты любишь, ценишь его. Когда отвечает он, ты спокоен, ты отдыхаешь… Уж не завидуешь ли ты ему? Тому, что он, скорее всего, оставит в жизни более заметный, яркий след, чем ты. Нет! Что угодно, только не это!»

Учитель был молод и преподавал первый год. Но за этот год он понял одну истину: он никогда не должен завидовать ученику. Ученик — это воспитанник учителя, будь он стар или молод. И хороший ученик — это гордость учителя. И необходимо соблюдать дистанцию.

…Шли последние дни учебного года. В учительской классные руководители вместе с другими преподавателями ставили годовые оценки, подводили итоги. Разговор вертелся вокруг тех учеников, которые получили по всем предметам отличные оценки. Худощавый, энергичный, не по годам молодо выглядевший математик сказал, имея в виду того ученика:

— С чистой совестью вывожу ему пятерку.

По обыкновению, скупой на слова старик-завуч, покачав головой, неожиданно вставил:

— Отличный ученик, но очень уж высокомерен, — и, словно удивившись своей собственной смелости, заерзал на месте и умолк. Затем поднял голову и окинул взглядом собравшихся в комнате. Смущение старика передалось и молодому учителю. Завуч словно прочел его мысли. Но он не решался высказать свое мнение, не желая чернить ученика, который был способнее многих, был гордостью школы. А может быть, он не хотел согласиться с оценкой завуча, подсознательно чувствуя и находя в этом пареньке какие-то черты, роднящие их. Слова старого учителя неожиданно положили конец спорам. В учительской наступила тягостная тишина.

Вечером, по дороге домой, молодой учитель встретил группу своих учеников. Лучший ученик шел чуть впереди своих товарищей. Ребята поздоровались с учителем. Поздоровался и тот — гордо и чуть снисходительно. «Откуда в нем это самомнение? — думал учитель. — А может, это не самомнение? Может быть, это просто выражение веры, возникшей от сознания своей необыкновенности, неординарности, от осознания своей силы? Ну нет! Вера в свои силы не должна принижать других. А в этом широкоплечем парне, гордо вышагивающем впереди своих товарищей, ясно выражено сознание своего превосходства над другими. Я должен уничтожить его высокомерие. Я не могу допустить, чтобы он отдалился от людей, остался в одиночестве. Учитель, ты воспитываешь человека будущего. Пусть он будет простым, чистым и добрым. Очень легко двойку превратить в тройку, а четверку — в пятерку. Можно за месяц подтянуть самого отстающего ученика. Но ни один искусный врач не в силах исцелить духовного калеку, человека с червоточиной в душе. Учитель! Только ты в силах излечить его!»

Спор с самим собой взволновал его. Он понимал, что воспитание требует спокойствия, терпения, такта. Нужны месяцы, а может быть, и годы. Но почему он так взволнован? Может, он разглядел в этом ученике самого себя, каким он был раньше? Вот возможно. Но решение уничтожить самомнение мальчика было бесповоротным.

Прошел год. Никем не видимая, не допускаемая даже в мыслях и словно забытая самим учителем, эта скрытая борьба вновь вспыхнула в новом году. С наступлением осени старшие классы были направлены на уборку хлопка в один из крупных колхозов на берегу Аракса. С первого дня для учеников — да и для учителей тоже — началась новая жизнь, совершенно не похожая на прежнюю. Молодой учитель поселился в одной комнате с двумя коллегами. Утром просыпались все сразу. Учителя и ученики носили из канала воду, умывались. Девушки и ребята разводили во дворе огонь, готовили чай. После завтрака ученики группами отправлялись в поле. Ребята собирали хлопок, учителя помогали им. Молодому учителю нравилась эта обстановка. Больше того, он понимал, что именно в такой обстановке в отношениях учителя с учеником возникают настоящее уважение, настоящая привязанность и любовь. Единственное, что беспокоило учителя, это то, что ребята оторвались от книг и занятий. Жизнь в колхозе, полная трудовых забот, отодвинула на второй план все, что казалось таким важным в школе. И только на одном ученике никак не отразились эти перемены. Даже походка его осталась неизменной. Прямая горделивая осанка, ровный спокойный взгляд. Держался особняком, старался никогда ни во что не вмешиваться. Даже в поле, надевая нагрудник и собирая хлопок, он умудрялся оставаться таким же, как прежде — внимательным, усердным учеником.

Однажды учитель отпустил ребят с поля раньше обычного. Оставалось несколько корзин с хлопком, учитель думал с помощью шофера быстро погрузить их в машину и догнать учеников. Уже вечерело, когда подошла машина. Шофер оказался не из трудолюбивых. Он вышел из машины и, отойдя в сторонку, закурил сигарету. Учитель, не зная, что предпринять, оглянулся по сторонам. К нему неторопливо подошел лучший ученик. Корзины, что и говорить, были тяжелые. Тужась под их тяжестью, они кое-как погрузили их в машину. Возвращались с поля, когда было уже совсем темно. Мальчик шел рядом, стараясь не отставать от учителя.

— Тебе нравится такая жизнь? — спросил учитель.

— Нравится, — ответил парень, словно отвечая заученный урок.

— Не устаешь на работе?

— Нет.

— И тебе действительно нравится здесь?

— Жизнь как жизнь. Не совсем нормальная, правда… Мне кажется, что в отношениях учителей с учениками не должно быть такой свободы. Ученикам рано держаться на равной ноге с учителем.

Этот паренек считал, что между людьми должен быть справедливый барьер, который нельзя нарушать. Ему казалось, что эта граница нарушена и только он, единственный, понимает это и хочет сохранить ее.

— Почему ты сторонишься ребят? — спросил учитель.

— Я близок с ними, насколько это возможно.

— По-моему, ты несколько высокомерен.

— Такой уж у меня характер.

— Характер можно изменить.

— Характер изменить трудно. Особенно если в этом нет нужды.

— Преимущества нашей нынешней жизни в том, что она связывает, сближает, как-то роднит нас. Как учителей, так и учеников. Напрасно ты не хочешь понять это.

— Кому что нравится, — сказал мальчик и умолк, всем своим видом показывая, что не намерен продолжать спор. «Тебе не нравится эта жизнь. Потому что это равенство, эта свобода в отношениях с учителями доступны для всех. Именно поэтому они тебе не по душе. Ты не хочешь быть равным с другими!»

Однажды вечером все ученики и педагоги собрались в одном из классов. Не хватило стульев, и некоторые устроились прямо на полу. Один из ребят играл на таре, черненькая, похожая на цыганку девушка озорно подыгрывала ему на бубне. Один за другим ребята входили в круг и кружились в медленном танце. Молодой учитель сидел рядом с таристом и глядел в неосвещенный угол комнаты, где стоял тот парень в кругу нескольких своих товарищей. Лиц их не было видно. Они не принимали участия в танце, лишь изредка хлопали особенно удачливому танцору. Парень стоял, опершись рукой о косяк двери, всем своим видом показывая непричастность и полное равнодушие к происходящему. Он глядел так, словно все происходящее в этой комнате — дешевое зрелище, а он только сторонний наблюдатель. Учитель физкультуры подошел к этой группе, приглашая ребят на танец. Они отнекивались. Учитель взял двух учеников под руки и вывел их на середину комнаты. Парень, не меняя позы, с плохо скрытым презрением глядел на своих товарищей.

Когда кончился танец, и ребята вернулись на прежнее место, учитель физкультуры вновь направился в их угол. На этот раз он пригласил этого лучшего ученика. Несмотря на все просьбы, парень отказался выйти на середину комнаты. Ребята загалдели:

— Пусть станцует!

— Он отлично танцует!

— Нет, он не может. Еще никто не видел, как он танцует, — заспорили ребята.

Смеясь, учитель физкультуры чуть ли не силой выволок его на середину комнаты. Он встал в центре круга и посмотрел на молодого учителя.