Криминальная империя - Кирилл Казанцев

— И это было, — скорчил Игнатьев злобную усмешку.

— Ну, — развел Никольченко руками, — каков начальник, таковы и подчиненные. Яблочки от яблоньки, они, знаешь, недалеко падают.

— Это точно! — проговорил Игнатьев. — Ты-то вон давно все понял и не захотел терпеть до последнего.

— Да. Скучно мне стало, обидно, что форму ношу, которую давно опозорили. За погоны офицерские. Но у меня выбор был, идея была. Я сразу имел в виду, что начну предпринимательскую деятельность и получу лицензию частного детектива. А для этого мне нужно было без скандала уходить. А теперь и заказы есть, и связи сохранил, и лояльное отношение.

— У тебя голова всегда варила, — с искренним одобрением сказал Игнатьев. — Хитрый ты, Никольченко.

— Я умный, — наставительно ответил брат.

— Согласен. Это я больше на глотку надеюсь да на кулаки.

— Ладно-ладно, не прибедняйся, Зосима. Ты в отличие от меня дослужился до майора и начальника ОВД. Организатор хороший, с людьми умеешь ладить. У тебя есть лидерские наклонности, а я одиночка.

– Ну так что, Сергей? С работой поможешь? Несостоявшемуся лидеру.

Лука с угрюмым видом сидел на шконке нижнего яруса у окна и, глядя в стену, щурился. Мысли в голове были одна мрачнее другой. Как менты на него вышли, он ломал голову уже несколько дней, но ничего путного придумать в объяснение этого не мог. Кололи и крутили Луку на допросах у следаков и сыскарей не раз и не два. За свою жизнь он этих допросов прошел тысячу. Все их ходы и способы, казалось, изучил, а вот понять никак не может.

То, что на допросах ему в нос тыкали какими-то результатами каких-то экспертиз, не особенно убеждало. Он знавал ухарей, которые еще и не такое могут нарисовать, и похоже получится. Беспокоило, как они догадались, что это он тот товар заграбастал и девятерых жмуриков после себя оставил. И понятно стало после первого же допроса, как его взяли, что ментов интересует прежде всего не кто у него подельником был, а где товар. И очень это было хреново.

Пока Лука ничего не понял для себя, он ушел в глухую несознанку. Была мысль малявы разослать, авторитетных людей известить, что ссучное дело вокруг него строится. Но вовремя спохватился Лука, что дело он сотворил не очень хорошее. За одного только Гасана его могут порвать в зоне как цуцика. Не на то он лапу положил, не на то! И как купился-то на предложение Белого, как повелся на его бабки, на то, что вылечил он его, на пансион устроил. Вроде как теперь Лука Белому по гроб жизни обязан. Вот он гроб-то и светит!

Камера следственного изолятора была переполнена, и спали подследственные в ней по графику. Но таким личностям, как Лука, графиков не устанавливают. Это тем, у кого первая ходка, да «мужикам» тесниться приходится. Лука сидел на шконке и слушал нескончаемый гул голосов. Он практически не прекращался даже ночью, выводил из себя и не давал сосредоточиться. Наконец Лука все же принял решение.

— Шкет, иди сюда, — тихо позвал он и улегся на жесткий матрас.

Из-под металлической кровати вылезла тщедушная личность с красными прыщами на лице. Парень проходил как свидетель по делу о групповом изнасиловании, но явно в свидетели попал за деньги папаши или мамаши. Кто-то из них у него там на рынках торгашом был. Все в камере знали, что парень на самом деле к этому делу руку приложил. То есть не руку, а то самое место. И блатные с удовольствием стали развлекаться. Глумиться над теми, кто проходил по делам об изнасиловании, педофилии, было в лучших традициях уголовников.

Лука в тот день заступился за паренька и не дал его опустить. Камера ухмылялась, намекая, что Лука решил себе шестерку завести или личную «машку». Но Луке на паренька, которого в камере не звали иначе, как Шкет, было наплевать. Он просто строил расчет на то, что Шкета все равно скоро выпустят под подписку до суда. А этот прыщавый недоносок так испугался, когда с него стащили штаны и положили на живот, лапая жадными руками за задницу, что теперь на Луку чуть ли не молился.

— Чего звал, Лука? — горячо зашептал Шкет в ухо.

— Слушай меня, Шкет, — тихо сказал Лука. — Ты будешь помнить добро, которое я тебе сделал тут?

— Да ты чего, Лука? — начал было тараторить Шкет. — Да если б не ты, мне бы не жить…

— Вот именно, что не жить. С таким грузом и на воле не очень живут. А уж в зону ты рано или поздно все равно загремишь. И узнают там про это дело, можешь не сомневаться. И придется тебе несколько лет стелиться, как последней шлюхе. Хочешь в зону, Шкет?

— Нет, Лука!

— Хорошо, что не хочешь. А знаешь ты, что у нас долг принято возвращать?

— Я… — испугался Шкет и беспомощно заморгал, — я все сделаю для тебя. Денег там или еще чего, можешь не сомневаться. Я же человек!

— Ты не человек, ты Шкет. Человеком тебе не быть все равно. А чтобы тебе не припомнили как-нибудь, что ты должок не вернул, то слушай, что тебе надо сделать…

Часа через три Шкета вызвали на допрос. Но в комнате для допросов, которая ничем не отличалась от камер, разве что размером меньше, да шконок не было, его ждал не следователь и не адвокат. У окна стоял уже известный старший лейтенант Макаров — оперуполномоченный СИЗО, а за столом, привинченным к полу массивными болтами, сидел мужик без формы. Но только сразу было понятно, что он тоже из ментов, и даже что званием повыше, чем местный опер.

— Садись, — приказал Макаров, сверля подследственного нехорошим взглядом. — Курить хочешь?

Второй вытащил из кармана пачку «Вайс Ройс», достал сигарету и бросил на стол.

— Ну, говорил тебе что-нибудь Лука? — потребовал мужик в гражданской одежде.

— Говорил… он только со мной и говорит, от других особняком держится. О жизни, там, говорит, случаи всякие вспоминает.

— Ты не придуривайся, недоделанный! — вдруг заорал в самое ухо Макаров. — Хочешь в другую камеру? Запросто! Только там Луки не будет. И вообще я дам команду, чтобы никто не мешал тебя голой задницей кверху положить. Хочешь такого удовольствия?

— Я… да зачем же… я могу денег заплатить… а Лука же, он…

— Что тебе Лука велел? — грозно спросил второй.

— Передать…

— Что передать? — почти уже ласково спросил Макаров, видя, что подследственный перепуган и готов наплевать и на Луку, и на всех остальных, лишь бы побыстрее выйти на волю и избавиться от этого ужаса.

— Он велел на воле найти одного его дружка, которого зовут…

Лука лежал и смотрел, как открывается дверь камеры. Шкет, паскуда, даже не поглядел на него, юркнул на пол за своими вещами и был таков. Боится! «Ну, если он не выполнит то, что я ему велел, — со злостью подумал Лука, — я его все равно достану. Через год, через пять, а достану».

В тревожных мыслях пролетели остатки дня. Потом наступило время ужина. Лука встал с другими обитателями камеры в очередь к окошку в двери. На откинутую крышку люка с грохотом ставили металлические тарелки и кружки. Лука с раздражением ждал, когда наконец за дверью контролер поставит его кружку с теплым противным чаем. Чего-то он там замешкался, зараза.

Потом Лука молча ел, не чувствуя вкуса пищи, молча выпил чай и так же молча, когда прозвучала команда, поставил на откинувшийся люк посуду. Наступила ночь, но сон не шел. Зато пришли какие-то странные ощущения. Начинала кружиться голова. Так бывает, когда перепьешь, а потом ложишься и закрываешь глаза. А затем внутри, в районе груди, вдруг стало неметь, как будто наполняться воздухом. Лука испугался, уперся руками в постель, но руки оказались непослушными и только шарили по серой простыне. Он хотел закричать, но смог только еле слышно просипеть. Животный страх сковал все тело. А потом в глазах все поплыло, даже тусклая лампочка над дверью. И сердце стало биться все медленнее и медленнее. И даже как будто пропускать отдельные удары. А тело будто куда-то проваливалось, в какую-то вязкую темноту, и чьи-то ледяные пальцы уже хватали Луку за ноги, за руки, а одна поползла по телу и сжала сердце.

О том, что один из подследственных ночью умер, в камере следственного изолятора узнали только утром во время подъема.

Никон и Ворона в спортивных трусах и дорогих кроссовках вышли на асфальтированную дорожку Парка Победы. Они потрясли конечностями, попрыгали в боксерских стойках и неторопливо побежали по аллее. Пробежка по утрам — дело святое! Каждый, кто серьезно качается в спортзалах, знает, что от железа мышцы не только увеличиваются в объеме, но и теряют эластичность. Если взялся за улучшение рельефа фигуры, то помни, что кроме тренажеров, гантелей и штанг ты должен с такой же периодичностью заниматься бегом, отрабатывать гимнастические приемы, а лучше бы заняться еще и карате.

По выражению лиц обоих «спортсменов» было видно, что они собой весьма довольны. А еще больше они довольны, что на них таращатся девушки и молодые женщины, которые встречаются по пути. А как же! Молоды, красивы, накачаны, олицетворяют собой здоровый образ жизни. Никон с Вороной даже внешне были похожи, как братья. Правда, кто был знаком с парнями поближе, те знали, что Никон прямолинеен, даже в чем-то справедлив. Во всем ценил порядок. А Ворон, наоборот, слыл человеком увлекающимся, его легко было уговорить, соблазнить посулами, втянуть в авантюру.