Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны. Часть вторая - Ярослав Гашек

Писарь подошел со строгим видом, держа наготове дела и карандаш.

Воцарилась тишина, как в зале суда, когда судят убийцу и председатель провозгласит: «Объявляется приговор…»

Именно в таком тоне полковник провозгласил:

— Вольноопределяющийся Марек присуждается к двадцати дням строгого ареста и после отбытия сего перечисляется в кухню, чистить картошку!

И, повернувшись к команде вольноопределяющихся, полковник скомандовал разомкнуть ряды. Команда быстро разбилась по отделениям и тронулась к казармам. Полковник сделал капитану Сагнеру замечание, что команда недостаточно четко отбивает шаг, и сказал, чтобы после обеда он с ними занялся маршировкой.

— Да вот еще что, чуть было не забыл, — прибавил полковник. — Объявите им, что вся команда вольноопределяющихся по очереди будет посажена на пять дней в карцер, чтобы не забыли своего бывшего коллегу, этого негодяя Марека.

А негодяй Марек стоял около Швейка с чрезвычайно довольным видом. Лучшего для себя он бы не мог придумать. Куда лучше чистить картошку, скатывать кнедлики и рубить мясо, чем под ураганным огнем противника, наложив полные подштанники, орать: «Отступать цепью! Пальба пачками!»

Отойдя от капитана Сагнера, полковник Шредер остановился перед Швейком и пристально на него посмотрел. В этот момент швейковскую внешность больше всего характеризовала его круглое улыбающееся лицо о выдающимися ушами, торчащими из-под нахлобученной фуражки. Общий вид свидетельствовал о полнейшей безмятежности и об отсутствии какого бы го ни было чувства вины за собой. В глазах его был молчаливый вопрос: «Натворил я что-нибудь? Может быть, я в чем-нибудь виноват?

Полковник суммировал свои наблюдения в вопросе, обращенном к писарю:

— Идиот?

и увидел, как открывается широкий, добродушно улыбающийся рот Швейка.

— Так точно, господин полковник, идиот, — ответил за писаря Швейк.

Полковник кивнул головой адъютанту и отошел с ним вместе в сторону. Затем был позван писарь и просмотрен материал о Швейке.

— Ага, — сказал полковник Шредер, — это, стало быть, денщик поручика Лукаша, который пропал у него в Таборе, судя по рапорту. По-моему, господа офицеры должны сами воспитывать своих денщиков. Уж если господин поручик Лукаш выбрал себе в качестве денщика такого идиота, пусть сам с ним и возится. Времени свободного у него достаточно, раз он никуда не ходит. Вы тоже ведь ни разу не видели его в нашем обществе? Ну, вот видите. Значит времени у него хоть отбавляй. Может быть, когда-нибудь и выколотит из своего денщика что-нибудь путное.

Полковник Шредер подошел к Швейку и сказал:

— На три дня под арест, идиотина! По отбытии наказания явиться к поручику Лукашу.

Таким образом Швейк встретился опять с вольноопределяющимся в том же помещении; поручику же Лукашу должно было, вероятно, доставить большое удовольствие, когда полковник вызвал его к себе и сказал:

— Господин поручик, приблизительно с неделю тому назад прибыв в полк, вы подали мне рапорт о предоставлении вам денщика в ваше распоряжение, так как ваш прежний денщик пропал у вас по дороге. Но ввиду того что денщик ваш возвратился…

— Господин полковник… — с мольбою подался к нему поручик.

— …я велел посадить его на три дня, после чего пошлю его к вам, — твердо сказал полковник.

Потрясенный Лукаш шатаясь вышел из кабинета полковника.

Три дня, проведенные Швейком в обществе вольноопределяющегося Марека, протекли незаметно. Каждый вечер они организовывали патриотические выступления. Сначала из темницы раздавалось: «Храни нам, боже, государя»[43], потом: «Принц Евгений, храбрый рыцарь»[44]. Затем следовал целый ряд солдатских песен, а когда приходил профос, его встречали кантатой:

Ты не бойся, профос, смерти,Не придет тебе капут.За тобой прискачут чертиИ живьем тебя возьмут.

Над нарами вольноопределяющийся нарисовал профоса; и под ним написал текст старинной песенки:

За колбасой я в Прагу мчался,Навстречу дурень мне попался.Тот злобный дурень был профос —Чуть-чуть не откусил мне нос.

Пока оба дразнили профоса, как дразнят в Севилье алым плащом андалузского быка, поручик Лукаш с тоскливым чувством ждал, когда к нему явится Швейк и доложит о своем вступлении в должность.

Глава III

Приключения Швейка в Кираль-Хиде

91-й полк переводили в город Мост на Литаве — в Кираль-Хиду[45].

Швейк просидел под арестом три дня. За три часа до момента, когда он должен был выйти на свободу, его вместе с вольноопределяющимся отвели на гауптвахту, а оттуда под конвоем отправили на вокзал.

— Давно было ясно, что нас переведут в Венгрию, — сказал Швейку вольноопределяющийся по дороге. — Там будут формироваться маршевые батальоны, а наши солдаты тем временем наловчатся в стрельбе и передерутся с мадьярами, после чего мы с песнями поедем на Карпаты. В Будейовицах же разместят мадьярский гарнизон, и наступит смешение племен. Существует такая теория, что изнасилование девушек другой национальности — лучшее средство против вырождения. Во время тридцатилетней войны это проделывали шведы и испанцы, при Наполеоне — французы, а теперь то же самое будут проделывать мадьяры в Будейовицком краю. Но, конечно, это не будет носит характера грубого изнасилования. Все выйдет само собой. Произойдет простой обмен: чешский солдат будет спать с венгерской девушкой, а бедная чешская девушка примет к себе венгерского гонведа. Глядишь, через несколько столетий возникнет интересный для антропологов вопрос: каким образом у народа, живущего на берегах Мальши, появились выдающиеся скуловые кости?

— Занятная вещь — перекрестное спаривание, — заметил Швейк. — Живет в Праге кельнер — негр, по имени Христиан. Отец его был абиссинским королем; в Праге, на Штванице[46], в цирке его показывали. В этого короля влюбилась одна учительница, которая писала в журнале «Лада» стишки о пастушках и ручейках. Учительница пошла с ним в меблированные комнаты и «предалась блуду», как говорится в священном писании. Каково же было ее удивление, когда у нее потом родился совершенно белый мальчик! Однако не прошло и двух недель со дня рождения, как мальчик начал сереть. Серел, серел, а через месяцы начал чернеть. Через полгода был мальчишка черен, как отец — абиссинский король. Мать пошла с ним в клинику кожных болезней просить, нельзя ли как-нибудь с него краску вывести, но ей сказали, что у мальчика настоящая арапская черная кожа и что тут делу не поможешь. Учительница от всего этого рехнулась и начала посылать во все журналы, в отдел «Советы читателям» вопросы, какое есть средство против арапов. Ее отвезли к Картежнику[47], а арапчонка поместили в сиротский дом. Вот была с ним потеха, пока он воспитывался! Потом он выучился на кельнера и выступал с танцами в ночных кафе. Теперь от него успешно родятся чехи-мулаты, но уже не такой черной краски, как он сам. Однако, как объяснял нам фельдшер в трактире «У Чаши», дело с окраской обстоит не так просто: хотя дальнейшие поколения мулатов уже не отличаются от белых совершенно, но через несколько поколений может вдруг появиться негр. Представьте себе такого рода скандал: вы, например, женитесь на какой-нибудь барышне. Белая, сукина дочь, абсолютно, и в один прекрасный день, на-те! рожает вам негра. А если за девять месяцев до этого она была разок без вас в варьете и смотрела французскую борьбу с участием негра, то ясно, что подобное обстоятельство поставит вас некоторым образом втупик.

— Ваш случай с негром Христианом необходимо обсудить с точки зрения мировой войны, — сказал вольноопределяющийся. — Предположим, что негра этого призвали и он, как пражанин, попал в 28-й полк. Как вы слышали, 28-й полк перешел к русским. Представьте, как удивились бы русские, взяв в плен негра Христиана. В русских газетах наверное бы написали, что Австрия гонит на войну свои колониальные войска (которых у нее нет) и что Австрией пущены в ход чернокожие резервы.

— Помнится, говорилось, что у Австрии колонии есть, — проронил Швейк, — где-то на севере. Какая-то там Земля императора Франца-Иосифа.

— Бросьте лучше, ребята, — вмешался один из конвойных. — Нынче вести разговор о Землях императора Франца-Иосифа опасно. Самое лучшее — не называйте имен.

— А вы взгляните при случае на карту, — сказал вольноопределяющийся. — Существует действительно Земля нашего всемилостивейшего монарха императора Франца-Иосифа. Согласно данным географической статистики, там одни только льды, которые и вывозятся оттуда на ледоколах, принадлежащих пражских холодильникам. Наша молодая ледяная промышленность завоевала себе и за границей надлежащую оценку и чрезвычайный интерес, так как предприятие это весьма доходное, хотя и опасное. Наибольшую опасность при экспортировании льда из Земли Франца-Иосифа представляет переправа льда через полярный круг. Представляете себе, конечно?