Долина Колокольчиков - Антонина Крейн

8. Тем временем Морган

Скальники – народ, ныне живущий под стенами Покинутого Асулена. Во многих поселениях Cедых гор на роль деревенского колдуна стараются пригласить шамана из числа скальников: они мастерски изгоняют тёмные силы, что неудивительно, учитывая их место проживания.

Справочник «О нравах и традициях Норшвайна»

Морган Гарвус

Морган проснулся, Морган поел, Морган пострадал.

Долбаная диссертация, как же неохота её писать!..

В шале было тихо. Ворон Кори мирно чистил пёрышки в своём углу, в гостиной на первом этаже тикали часы, а на улице светило яркое полуденное солнце, во всей красе показывающее чистые голубые и белые цвета пейзажа. Тишь да гладь. Дом Гарвуса, как цукат, единственный торчал на сахарном кексе холма. Да-да, Морган купил шале в одной из непопулярных заснеженных зон Седых гор, ведь он обожал зиму.

Жители ближайшей деревеньки считали его загадочным богачом-интеллектуалом с причудами. По сути, они были правы. Однако им казалось, что будни Моргана должны быть очень возвышенными и романтичными, но в реальности – вот он, сидит, натурально бьётся головой об стол, кляня себя за то, что с какой-то радости выбрал научную стезю.

«Бум». – Удар. – «Бум».

И ведь не то чтобы кто-то заставлял Гарвуса быть учёным. Миру на самом-то деле глубоко наплевать, кто чем занят. Ты смертный? Поздравляем, твоя план-программа минимальна: рождаешься, суетишься, умираешь. Стиль суеты можешь выбрать сам, на свой вкус, так и быть.

Так. Ладно.

Надо собраться.

Потерев покрасневший лоб, Гарвус гневно фыркнул и поставил чашку поверх стопки черновиков, смутно надеясь, что она сейчас перевернётся и чай из неё зальёт к праховой бабушке все его бездарные писульки. Тогда можно будет с чистой совестью сообщить в Башню магов, что срок сдачи исследования необходимо увеличить ввиду непреодолимых внешних обстоятельств…

– Кар-р-р! – ехидно прокомментировал Корвин.

Кажется, мудрая птица догадывалась о том, какие мысли бродят в голове её хозяина.

– Да, я прокрастинирую, – надменно признал Морган.

А потом с тяжким вздохом откинулся на спинку стула и накрыл лицо случайной книгой со стола. Какое-то время он провёл в этой позе, неудобной, но эффектной. Потом сдался и снова сел нормально.

– Может, мне сделать перерыв и поизучать Седые горы? – прищурился он, глядя в окно. Вид из кабинета был потрясающий, манил и обещал приключения.

– Кар, кар, кар! – Кори завозмущался и захлопал крыльями.

Гарвус обернулся на ворона.

– Полагаешь, это не лучшая идея для одинокого учёного? – Он всегда очень быстро интерпретировал «высказывания» своего питомца. Не факт, правда, что правильно. – Ну да, так говорят. Но ведь Голден-Халле это не помешало свалить отсюда. А я уж точно дам сто очков вперёд этой рыжей бестолочи. Где он не пропадёт, там я тем более буду в безопасности…

Кори как-то странно шевельнул крылом, будто пытаясь покрутить перьями у виска.

– А, – нахмурился Морган. – Ты о том, что если он попадёт в беду, то наверняка попробует связаться со мной? Ну да, в этом случае действительно будет как-то нехорошо, если посланная им почтовая белка окажется перед запертыми дверьми. С другой стороны, я могу нанять кого-нибудь для ежедневных проверок… – продолжил рассуждать доктор, поглаживая подбородок.

Впрочем, это было притворством. И сам Морган, и Кори знали: никуда они не уедут из коттеджа, пока кое-кто невыносимый не пришлёт весточку, мол, я выбрался из Норшвайна живой и невредимый, йоу.

Но рассуждения о вещах, которые явно не будут сделаны, тоже были элементом знаменитой моргановской прокрастинации.

Обычно она длилась дней десять. За это время Гарвус успевал тысячу раз в сердцах назвать себя «ничтожеством» и придумать с полсотни изощрённых способов самоубийства, ибо как этой несчастной земле в дальнейшем носить такого дурня, как он, не совсем понятно. Лучше помочь ей от себя избавиться. Милосерднее будет.

А затем Моргана перещёлкивало.

Он переставал мучиться и вдруг с холодной ясностью понимал, что, кроме него, никто его работу не сделает. И вспоминал, что вообще-то он обожает свою науку. И что надо просто начать, и продолжать, и не сдаваться, и желательно не грызть себя – по привычке – за любые оплошности, а вместо этого нахваливать своё отражение за малейшие успехи. Последнее было сложнее всего. Морган виртуозно обращался с кнутом, но до сих пор не научился угощать себя пряниками.

Сейчас была примерно середина «упаднического» периода. Ещё несколько суток Гарвусу предстояло помариноваться в сомнениях.

Так что пока, крутя в изящных пальцах писчее перо, доктор бессмысленно пялился на свои бумаги и скучал по Берти.

Три недели в компании сыщика, приехавшего погостить, были на удивление бодрящими. Теперь дом опустел – не слышалось ни возмущённых воплей из подвала («Какого праха вода в душе опять ледяная, боги-хранители?!»), ни хохота сквозь набитую в рот еду из-за невозможности удержаться от шуток даже во время обеда (жуткое зрелище), ни пространных философских монологов на веранде (по вечерам Берти выползал туда вместе с Кори и упоённо разглагольствовал, пока Морган писал – и, кстати, тогда писалось неплохо).

Иногда, глядя на Берти, Гарвус вспоминал своё детство и тот факт, что он был единственным ребёнком в семье. Наверняка, если бы у него был брат, он был бы похож на Голден-Халлу. И это определённо был бы младший брат. Непутёвый, беззаботно уверенный, что ему и море по колено, но давно отправившийся бы на тот свет, если бы не всегда вовремя спасающий его Морган.

Эх.

Вообще Гарвус искренне любил одиночество, но контраст между недавним дурдомом и нынешней тишиной был настолько резким, что становилось неуютно. Нужно было как-то плавнее всё это организовать. Начать выгонять Голден-Халлу из дома на два часа, потом на пять, девять, двенадцать, а затем уже спровадить окончательно.

Впрочем… Можно попробовать избавиться от дискомфорта с помощью дозы других шумных людей.

Берти рекомендовал ему пообщаться с булочницей Патти? Что ж, Берти бы удивился, узнай он, что Морган решил прислушаться к совету.

Гарвус собрал бумаги в охапку и спрятал в нижний ящик стола. Потом покрутил головой, разминая шею, надел тонкий золотой ободок, который казался ему достойным серьезного, но стильного учёного аксессуаром. Прошёл из кабинета в свою комнату и под одобрительное карканье ворона вытянул из шкафа тонкую шуфу благородного винного оттенка.

– Ну, – пожевал губами доктор, – пойдём кадрить булочницу.

– Кар! – поддержал Кори.

Правда, чу-у-у-точку неуверенно.

«Кадрить» и «Морган»? Попахивает провалом.

* * *

Деревушка под названием Соловьиная Песня находилась в часе ходьбы от шале Гарвуса, за погодным разломом. В ней всегда царила весна – цвели персиковые деревья и сладкий миндаль, распускались между камнями алые