Повести и рассказы - Семён Самсонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В имение Вова возвращался с тяжёлым чувством. Он всё время думал о пленных и повторял про себя слова Павлова: «С каждым днём все меньше становится. Умирают люди». На этот раз дорога казалась ему невыносимо длинной. Так хотелось скорее увидеть ребят, рассказать обо всём, решить, как помочь пленным, где достать табаку, хлеба.
«Значит, мы не одни в фашистской Германии! — думал мальчик. — Скорее, скорее бы пришла сюда Красная Армия! Скорее бы победа!»
6. ТАЙНЫЙ СБОР
Возвратившись из поездки, Вова ещё больше почувствовал необходимость провести сегодня же тайный пионерский сбор. Теперь ему казалось легче начать разговор с товарищами. Пионеры всегда и везде пионеры. Только вот с чего начать? Вова пока не знал, что они смогут сделать, но не сомневался в том, что его товарищи найдут способ помочь пленным, что они пойдут для этого на любой риск.
Он сразу побежал к ребятам.
— Я привёз такие новости, такие… ух, какие! — шёпотом, выпалил он, берясь за лопату.
— Рассказывай!
— Очень интересные, Костя. Очень важные.
— Ну, говори скорей!
— Нет, здесь нельзя. Вот вечером соберёмся на голубятне, и всё подробно расскажу, — серьёзно сказал Вова.
Мальчики переглянулись. По лицу Вовы было видно: случилось что-то важное.
— Что ты, Вовка, затеваешь? — спросил Костя.
— А ты что, уже забеспокоился? — съязвил Жора, у которого от одной мысли о рискованном предприятии загорелись глаза.
— Дурак ты! — задетый за живое, огрызнулся Костя.
* * *Ночь выдалась тихая, тёмная. Только прожекторы изредка шарили по небу, затянутому густыми тучами. В такие ночи, как правило, ребята тайком выходили в сад и долго наблюдали, как ярко-желтоватые полосы прожекторных лучей то разрезали небо, то быстро двигались по нему, нащупывая советские самолёты, иногда появлявшиеся в немецком небе. В такие тревожные ночи Эльза Карловна и Лунатик не вылезали из подвала, и это было настоящим счастьем для ребят. Они могли спокойно сидеть где-нибудь и свободно разговаривать. Каждому хотелось увидеть краснозвёздные советские самолёты, чтобы убедиться, что это действительно русские лётчики так далеко залетают в глубь Германии. Однако сегодня мальчики остались на голубятне. Вечером они собрались поздно, нарочно работали дружнее и дольше обычного, чтобы успокоить Эльзу Карловну и Лунатика и не вызвать у них подозрений.
Ребята завесили окно и сели по своим местам, поджидая Шуру.
— Ну, а, если Лунатик всё-таки появится, куда мы Шуру спрячем? — спросил Костя.
— Найдём, куда, — успокоил его Вова. — Закроем ворота изнутри. Если Лунатик постучит, выведем Шуру в коровник. Когда он поднимется к нам, она шмыгнет за ворота — и порядок!
Шура вошла несмело. С непривычки она чувствовала себя неловко в комнате ребят. Они условились с Люсей, что сказать, если в её отсутствие к девочкам придёт кто-нибудь из хозяев, но всё-таки было страшновато. Она присела в уголок у левой стены. У двери, держась за скобку, дежурил Жора. У правой стены сидели Костя с Юрой. Вова вышел на середину комнаты. Он очень волновался и часто повторял одни и те же слова.
— Ребята! Мы все здесь советские школьники. Мы все пионеры. Теперь мы знаем друг друга: вместе живём, вместе работаем и горе вместе терпим. Только жить так, как мы, нельзя. Нельзя сидеть и ждать смерти… Я видел сегодня наших советских людей, красноармейцев наших видел. Понятно? — вдруг спросил Вова и замолчал, не в силах продолжать дальше: так ярко встали перед его взором согнутые худые фигуры пленных с землистыми лицами.
Ребята сразу подняли головы и, затаив дыхание, глядели на Вову. Жора вскочил с места. Шура радостно заулыбалась, и от её улыбки Вове почему-то стало спокойнее.
— Пленных русских я видел. Они живут на строительстве, куда я возил молоко. Живут и работают там. Я познакомился с одним. Его фамилия Павлов. Он сказал, что пленные голодают, жить плохо, хуже, чем нам… Он просил у меня табаку, но только поговорить нам много не пришлось: кругом охрана…
Ребята слушали Вову, не шевелясь, стараясь не пропустить ни одного слова, забыв обо всём на свете.
— Красная Армия придёт сюда! — возбуждённо говорил Вова. — Правительство не допустит, чтобы мы погибли здесь. Сами видите, что наши самолёты появляются здесь. Раз самолёты наши здесь бывают, будут и войска. Но мы должны помогать друг другу. И ещё надо помочь пленным: табаку достать, хлеба, а может, ещё чего-нибудь, что удастся.
— Да, да, помочь! Чего бы это нам ни стоило! — воскликнул Жора. — Давайте все подумаем, как это сделать.
— Вспомним, как Павка Корчагин матросу Жухраю помогал! — добавила Шура.
Вова хотел ещё что-то сказать, но, разволновавшись, долго не мог подобрать слов. Умолк, а потом вдруг громко и решительно произнёс слова торжественного обещания:
— «Я, юный пионер Союза Советских Социалистических Республик, перед лицом своих товарищей торжественно обещаю, что буду твердо и неуклонно стоять за дело Ленина — Сталина, за победу коммунизма…»
— «…стоять за дело Ленина — Сталина…» — одновременно с ним тихо и медленно произносили все.
Оглянувшись на товарищей, Вова увидел их решительные, смелые и просветлённые лица.
Слова торжественного обещания объединили друзей, всколыхнули их. Каждому захотелось поскорее, сейчас же, сделать что-нибудь большое, хорошее, нужное.
— Кто хочет сказать? — спросил Вова и сел. Он только теперь заметил, что говорил стоя.
Несколько минут все молчали: слишком неожиданной была новость и слишком большие чувства проснулись в каждом.
— Я так думаю, — после долгого молчания начал Жора. — Табаку я достану немножко. Письмо пусть напишет Вова и как-нибудь передаст его незаметно Павлову. И хлеба достанем — отруби. Пусть Люся и Шура испекут что-нибудь, если можно. Они умеют. Гороху я найду немножко… и фасоль я видел на складе… Моё такое последнее слово: Павка Корчагин не боялся врагов и был смелым, мы тоже не будем бояться, будем учиться у него. У девочек книжка есть «Как закалялась сталь» — предлагаю всем перечитать её. Вот как я думаю.
Ребята разговорились. Говорили и о пленных и о себе.
— Жить невозможно, — жаловалась Шура. — Эльза Карловна бьёт нас, особенно Аню. Вчера Аня всю ночь проплакала. С ней вообще что-то нехорошее делается. Она иногда за весь день слова не скажет. Работаем до упаду, а ведьма всё недовольна. Коровы молока дали мало — бьёт. Плохо прибрались в доме, печки плохо натопили — бьёт. Позавчера мышь в молоко попала. Эльза Карловна зачерпнула её поварёшкой, выбросила, а молоко заставила слить в большую флягу, которую потом Вова отвёз. А Люсе попало — почему недоглядела.
— Вот это да! Своих, гадючка, молоком с мышами кормит! — удивился Жора.
— Я ещё не знаю, чем мы можем помочь пленным, — продолжала Шура. — Но я за всех девочек говорю: мы согласны… Люся ничего не боится. Я тоже. А что здесь, в Германии, есть советские люди, военнопленные, — от этого нам легче терпеть… Всё-таки мы не одни тут ждём Красную Армию.
— Что касается меня, — сказал Юра, — я готов на всё. Я буду делать всё, что потребуется. Прав Вова: что-нибудь да сделаем. Мы не свободные, нам тяжело, но мы должны помочь пленным: им ещё тяжелее.
Поручили Вове наладить связь с пленными. Но оставалось ещё много нерешенного, неясного. Юра и Костя уснули. А Жора и Вова долго ещё шептались.
Было решено немедленно начать читку книги «Как закалялась сталь». Её в эту же ночь Вова и Жора разделили на десять частей. Получилось десять маленьких книжечек. На каждой поставили порядковый номер и распределили книжки, так: Вова читает вторую, Жора — первую. После того как они прочтут, первая переходит к Косте, вторая — к Жоре, третья — к Вове, а от Кости — к Шуре. Таким образом, через день-два начнут читать все. Читать же коллективно не решились: это опасно.
Придумал такой порядок Вова. Он же составил правило и написал его на каждой обложке из синей обёрточной бумаги крупным, красивым почерком.
«Книжка обязательно свёртывается вчетверо. Читать только тогда, когда считаешь себя в полной безопасности. Прочтёшь — передай следующему. Будь осторожен! Береги книжку! Читай внимательно! Учись у Павки Корчагина бороться с врагами!»
Жора уснул, а Вова всё ещё никак не мог успокоиться.
Через два дня ему снова предстояла поездка на строительство. Надо написать письмо… Жора достанет табак, Костя обещал раздобыть какую-нибудь еду. Но как передать всё это Павлову?
Ночь близилась к рассвету. Вова не утерпел, тихонько поднялся с дивана и подошёл к окну. Луна тускло просвечивала сквозь поредевшие облака, и свет от неё был слабый. Конечно, можно было бы тихонько включить электролампочку, но Вова не решился. Лунатик мог вылезти из бомбоубежища, так как обычно к рассвету утихал гул самолётов. Вова достал клочок белой бумаги и, склонившись над подоконником, стал медленно выводить карандашом: