История болезни. В попытках быть счастливой - Ирина Ясина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В конце года произошло неожиданное и страшное. Умер мой неулыбчивый спутник, мой муж, здоровый, молодой мужчина, с которым мы расстались полгода тому назад по моей воле. Расстались из-за моего желания покоя себе и свободы ему. Мой неулыбчивый спутник умер в один миг, не почувствовав боли. Не дожив до пятидесяти лет. Смерть, которой человек с моей болезнью завидует. Да и любой другой завидует. Если бы не так рано.
И опять в голове мои дурацкие сравнения. Что лучше? Вот так сразу, как он, или так мучительно – как я? Наверное, нельзя сравнивать. Наверное, живой человек, даже самый больной, не должен об этом думать… Ему, любому живому, по-прежнему так много дано. Лицо своего ребенка. Мамины смеющиеся морщинки. Солнце на щеке. Кошка мурчит. Запах нарциссов. Но я часто думаю, наверное, даже мечтаю о быстрой смерти. Поэтому не боюсь ни самолетов, ни лодок, ничего такого. Но так было бы слишком просто. Моя пьеса так решительно и быстро не закончится.
Религиозным людям намного легче. Они верят, что за той гранью, за той таинственной чертой их что-то ждет. Встречи с ушедшими? Как минимум… А я не умею поверить в это. И это моя беда.А еще страшное чувство вины. В чем я виновата? За что казню себя? За слова… Сколько раз я подкалывала его:
– Не мучай меня, замучаешь до смерти, потом жалеть будешь…
Кто бы знал, что выйдет чудовищно наоборот.
Люся спросила меня:
– Если бы ты знала, если бы предчувствовала, каков предначертанный конец, как бы ты тогда, весной, поступила?..
Господи, конечно, я была бы счастлива терпеть и дальше его придирки, его насмешки, его привычки. Как можно дольше. Как на многое я бы не обращала внимания. Как можно дольше. Только бы он жил. Я бы воевала и гнала бы его к врачам, я стояла бы на коленях, умоляя его измерять давление и пить лекарства. А я сделала так всего однажды. Результата не было, что правда, то правда. Ну и что, что он не хотел лечиться, что он действительно слышать о врачах не хотел? Как я тогда, в начале своей эпопеи: они все хотят меня обмануть, обобрать. Ужас, какое-то первобытное сознание.
– Сама инвалид, не надо из здоровых людей больных себе в компанию делать, – говорил он.
Я обижалась и не настаивала. Здоров так здоров. А надо было искать слова и убеждать, валяться в ногах. Эх, это я сейчас так думаю…Но все уже произошло. Его нет. На наших общих фотографиях я улыбаюсь во весь рот. А он серьезен. Нарочито серьезен. Но есть одна, где все наоборот. Улыбается он! Искренне, как мальчишка. Это мы в большом и очень добром и настоящем зоопарке. Мы только что посмотрели фламинго и движемся к коалам.
Новое десятилетие
Началось новое десятилетие. Я сижу на берегу Индийского океана. Прилив – отлив. Обезьяны носятся по пальмам. Того гляди сшибут и уронят вниз кокосовый орех. А они, орехи, здоровенные. Упадет такой на голову…
В Кению, в Момбасу, меня вытащили мои настоящие друзья – те самые Вера и Игорь, с которыми мы когда-то совершали подвиги на Байкале. Вот уж не думала, что увижу Африку. Слонов, зебр, жирафов – не в зоопарке, а на воле. Меня будет носить на руках в океан и из него чернокожий красавец Салим. Я буду спрашивать креолку Иоланду, что такое настоящая креольская кухня, и слышать в ответ:
– Дикие лобстеры. Те, что ни минуты не сидели в аквариуме..
Попробую маниоку и батат, выпью невероятной вкусноты пинья-коладу, куплю розовый сарафан “в баобабы”.
Еще один тест для самой себя: выдержу или нет? Перелет, жару, 5 часов в микроавтобусе без кондиционера? Выдержала. А хуже стало? Конечно стало. Только не от поездки. А от моей болезни. Той самой, от которой по-прежнему нет лекарства. А вдруг в новом десятилетии его придумают?
Дневники 2011-2012
2011
18 января. Самолет. Шесть часов от Найроби до Стамбула, потом пересадка и еще три до Москвы. Читать уже нечего. Сижу и пишу.
Говорят, в Африку влюбляются. Я лечу в свою зиму и уже скучаю. Закат в саванне, жирафы, объедающие акации, потом теплый океан, цветы и пальмы, шум прибоя. Как жить без них? Милы даже постоянно пытающиеся тебя надурить улыбчивые чернокожие братья. В отличие от непроницаемых китайцев, эти считываются на раз. И не боятся “потерять лицо”, а потому легко каются… Потом, правда, все начинается по новой.
Но там, где Африка цивилизуется, любить ее трудно. Наверное, у какого-нибудь француза, попадающего в Россию, сходное ощущение – экзотики уже недодают, а на сервис по-прежнему не похоже. Оазисов благополучия хватает на туриста с большим кошельком. А чуть подешевле – сплошная “момбаса” с тараканами и вечно сломанным кондиционером. Собственно, я нашу гостиницу в Момбасе, колониальной, прибрежной бывшей столице Кении, имею в виду. Поэтому если собираетесь в Африку, то будьте готовы или не мелочиться, или терпеть.
Испугавшись очередных двух с половиной звезд, в которых нам предстояло провести последний вечер перед отлетом из Найроби, Алеша, главный вождь нашей группы, шиканул. Мы переночевали в “Норфолке”, лучшей гостинице Кении. Там все происходит не “поле-поле” (“не торопясь, помаленечку” – на суахили), там все как англичане устроили. Отелю больше века. Когда-то в нем останавливался Теодор Рузвельт. Его фотка, где он попирает ногой голову убитого им льва, висит на стене в комнате, где он жил. Кстати, ему потом здорово досталось за несчастного льва от американских защитников животных. Уже в начале двадцатого века – защищали!
Какой, должно быть, кофе утром в такой гостинице!.. Не успели, стартовали в аэропорт в 3.15 ночи. Загулявшие соседи только возвращались. Местные кутались в теплые куртки и напяливали на головы шерстяные шапочки. Ночью в Найроби холодно – градусов 18 тепла.
Действующий аэропорт построили еще англичане (то есть до 1963 года). Больше всего он похож на Шереметьево-1. Кошмарный кошмар. Новый строят китайцы.
Как-то, когда мы еще были на океане, я включила местное ТВ. Везде сериалы. Но на одном канале в сериале говорят по-английски. Там молодой человек в полосатой рубашке с правильно подобранным галстуком сообщает своей пассии, разбитного вида красотке, что идет на MBA. На другом канале говорят на суахили. Смысла не понимаю, но все действующие лица в национальных костюмах и занимаются физическим трудом разной степени тяжести. Язык определяет сословие и образ жизни.
Вся наружная реклама в городе по-английски. А говорят в городе на суахили.
Самое кошмарное впечатление производят русские “гиды”, которых нанимают наши турфирмы. В Момбасе нас ветре-чала-провожала здоровенных размеров тетка Лена в парандже. Родом из Твери. По профессии парикмахер. А еще “проповедник”. Вместо экскурсий она бесконечно талдычит про то, как ей хочется в рай, про скорый конец света. Вынесла мозг совершенно. Ее товарка, с окончательно и бесповоротно испитым лицом тяжелой алкоголички, встреченная в аэропорту, уже успела какую-то несчастную группу проводить. Про историю мест обитания эти бабцы не знают ничего.
Муж тетки, поминутно поправляющей падающий с головы мусульманский платок, – момбасский христианин. Она его еще не обратила.
Кстати, мусульманином оказался и мой заботливый Бен. На самом деле он Салим.
Мне лететь еще два часа до Стамбула. Всю дорогу прилично турбулентит. Хорошо, что я этого не боюсь… Никогда не боялась, а теперь – тем более.
И еще раз спасибо за то, что на свете существуют друзья! Я бы сошла с ума за эти дни в Москве…
25 января. Дома, под вечер, вдруг начала строить планы. По хозяйству, не по работе. Мебель надо бы перетянуть. Нора весь диван подрала. В кабинете перестановку сделать. Книги разобрать. Аквариум очень хочу. Этот вот артефакт давно пора в сарай отправить. Сороковой день. Он отпустил меня.
31 января. Летать президентским самолетом удобно. В смысле приехала в аэропорт, показала паспорт и багаж, двери закрылись, и сразу полетела. По трапу сильные мальчики тащат меня на ручках, поскольку никаких инвалидных приспособлений во Внуково-2 нет.
В Екатеринбурге же есть вполне себе оборудованная для инвалидов пятизвездная гостиница “Хаятт”. Но там ни фига не экономят теплоэнергию. Что морозоустойчивой мне – просто капут. Окна не открываются, а принудительная вентиляция гоняет принудительно прогретый до 26 градусов воздух. Хочется лечь в холодную ванну.
Впрочем, в библиотеке, где происходила встреча с ДАМом, было еще теплее. Нежные, теплолюбивые уральцы. Покойный Петр Вайль говорил: “русская традиция – натопить и закрыться”.
Про Ходорковского на встрече говорили трое. Первым был известный как матерый консерватор Сергей Караганов. Он сделал доклад про память о жертвах политических репрессий и национальное примирение. В конце сказал, что надо выходить из тупика по имени Ходорковский: “Не можете оправдать – помилуйте!”
Второй была Тамара Георгиевна Морщакова. В докладе про судебную реформу она сказала, что экспертное юридическое сообщество будет готовить заключения по резонансным делам – Магнитского, Ходорковского…