История болезни. В попытках быть счастливой - Ирина Ясина

Непонятным для меня образом вдруг случилась моя “политическая реабилитация”. Из “человека Ходорковского” я превратилась в почти официальную фигуру – члена Совета при Президенте по развитию институтов гражданского общества и правам человека. Уф. Пока выучишь, пока произнесешь… Спасибо за бросок из опалы в официоз надо было говорить Элле Памфиловой. Поскольку я давно решила, что живу по принципу “лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и пожалеть”, то я согласилась. Какое-то время оправдывалась перед сторонниками чистоты риз, бормоча: “Считаю, что надо использовать максимально все предоставляющиеся возможности”.

Вскоре состоялась встреча с гарантом. В Екатерининском зале высота потолков явно за десять метров, так что низкорослыми кажутся все. Шуток про рост, соответственно, не будет. Для меня открыли подъезд с грузовым лифтом, на котором поднимают всякую снедь и напитки к монаршим пирам.

На голубой стул около огромного круглого стола я зачем-то пересела. Встать, когда подошел Медведев для церемониального рукопожатия, естественно, не могла. А все вставали. Потому, как только он поравнялся со мной, скороговоркой выпалила:

– Встать не могу, я инвалид-колясочник.

Растерялась. Силу рукопожатия не отфиксировала. Вопрос “зачем пересаживалась?” задала себе сильно потом.

Я говорила на встрече с Медведевым про ответственность тех, кто считает себя элитой общества – включая жен и детей, – за транслирование “позитивной моды”: благотворительности, милосердия.

– Жена и дочки государя-императора в госпиталях работали. А ваша? А жены начальников? “Элита” не лечится в наших больницах, дети ее в школы и университеты ходят за границей, сыновья в нашей армии не служат! Для кого делаются реформы?

Он в ответном слове ничего по этому поводу не сказал.

Еще я говорила про доступную среду для инвалидов. Про то, что законы у нас хорошие, но там не хватает важной вещи – ответственности за неисполнение. Без этого законы – просто декларация. Бумажка. Медведев настаивал, что можно обойтись без фиксирования наказаний. Нельзя.

Говорила про страшное наследство XX века, в котором человеческая жизнь и достоинство не стоили в нашей стране ничего. А в XXI веке нам предстоит ситуацию изменить.

– И времени у нас с вами, господин президент, полно. Целая человеческая жизнь.

Я тогда была прямо воодушевлена тем, как понимающе он на меня смотрел. Нас “отделяла” друг от друга только Элла Памфилова. Фактически – глаза в глаза. Это был первый год его пустого президентского срока. Мы надеялись.

И еще говорила про не впускаемую в Россию замечательную журналистку, молдавскую гражданку Наташу Морарь, про любовь разделенных понятными злыми силами молодых супругов. Не отреагировал. Теперь понятно почему.

В конце мая удивительная для наших широт американка Денис Роза, возглавляющая организацию российских инвалидов “Перспектива”, пригласила меня на митинг. В Новопушкинском сквере собрались люди, поддерживающие инклюзивное, то есть совместное школьное образование детишек-инвалидов и их здоровых сверстников.

Народу было не так чтобы много. Лозунги были очень правильные. Главный – “Дети должны учиться вместе”. Детишек на колясках я сначала не заметила. Нет, один все-таки был – Кирилл Дроздков, ученик тогда четвертого класса обыкновенной школы в московском Бутово. Его замечательная мама Валя, моя ровесница, притащила мальчишку-колясочника из Бутово в центр Москвы. Были и одноклассники Кирилла, обыкновенные здоровые ребята. У Кирилла оказалась большая проблема: четыре года начальной школы он отучился, как и все дети, закончил на “отлично”. Класс не бегал по этажам. Начальная школа с одной учительницей на класс всегда проводит все уроки в одном кабинете. Директор школы решила, что для удобства Кирилла их класс будет размещаться на первом этаже. Но хорошее время заканчивалось. С первого сентября начинался пятый класс, а значит – учителя-предметники, разбросанные по разным этажам стандартного школьного здания. Лифта в школе, естественно, нет. Мама Валя, хоть и крепкая женщина, таскать одиннадцатилетнего мальчишку и его коляску по лестницам просто не в силах. Тетенька из районного образования, к которой Валя обратилась за помощью, ответила в лучших советских традициях: “Ради одного вашего мальчика никто ничего делать не будет”. И Кириллу предложили надомную форму обучения. То есть сидеть дома, читать учебники. Несколько раз в неделю будут приходить учителя.

А как же друзья? А как же школьные спектакли, пьесы для которых сочинял сам Кирилл? Придется забыть.

Обо всем этом дрожащим голосом мне и рассказала на шумной летней площади мама Валя.

В таких случаях моя подружка Зойка Ерошок из “Новой газеты”, которая по моей просьбе тоже пришла на этот митинг, обычно говорит: “И тут из меня попер Темрюк”. Зойка – казачка из приазовского Темрюка. Как так? Ради одного мальчика никто ничего не будет делать? Это мы еще посмотрим! Сделают ради одного. Как миленькие. Мы уперлись. Решили бороться. Разъехались по домам составлять план кампании.

Началась трехмесячная битва за подъемник. В бой были введены главные силы: мое членство в президентском совете по правам человека, Зойкино “Золотое перо России”, радио и даже Первый канал телевидения. Для того чтобы Кирилла показали в программе “Время”, я ходила на прием в Кремль. К своему старому знакомцу по девяностым годам Владиславу Суркову, которого не видела много лет.

– Слава, мне нужен телевизор! У меня проблема с мальчиком-инвалидом. Его чиновники не пускают учиться.

Других просьб у меня не было.

Телевизор был. И программа “Время” была. И еще много чего другого. Маму Валю начали узнавать в бутовских магазинах. Местные чиновники в интервью Первому каналу клялись, что подъемник будет к первому сентября. Все подробности битвы я по дням описывала в своем ЖЖ. Надо ли говорить, что двадцать девятого августа в школе по-прежнему ничего не было. Мы устроили падучую. Зойка писала полосные статьи с вопросами Фурсенко и посылала это все в министерство образования. Моя секретарша Нюша звонила во все инстанции и протокольным голосом говорила: “С вами говорят из приемной члена президентского совета…” Видели бы вы эту приемную!! Девятиметровая комната, в которой работает пятеро сотрудников КРЖ. Мы блефовали.

Второго сентября (конечно же не первого – праздник Вале и Кириллу чиновники все-таки успели испортить) в школе появился ступенькоход. Не самое удобное устройство, но хоть что-то!! Кирилл смог пойти в пятый класс.

Я так подробно описываю эту историю потому, что она сильно изменила мое представление о значении малых дел. Ведь на самом деле ничего более важного, чем этот Кирюшин ступенькоход, я за долгие годы своей болезни не делала. Стоило ли идти в Кремль ради учебы в школе одного мальчика?? Я уверена, что стоило. Кирюша приехал ко мне в гости с мамой и папой после окончания пятого класса. Привез кучу похвальных грамот и дипломов победителя олимпиад. По математике, по информатике, по русскому языку, по английскому. Честно, я не помню, какие оценки имела моя родная дочь за пятый класс. А вот Кирюшины пятерки буду помнить всю жизнь. Кстати сказать, в эту замечательную школу на следующий год взяли еще одну девочку на коляске. Потому что был ступенькоход.

Ко мне, между прочим, тоже приезжали телевизионщики – брали интервью про Кирилла и всю его историю. Как всегда, предлагали пересесть за стол, разместиться на привычном глазу зрителя стуле и вещать оттуда. Нет, это про экономику можно говорить, пересев в вальяжное кресло. А про Кирилла – только сидя на инвалидном! Ведь мы с ним одной крови – он и я…

Но есть одно “но”, которое мне предстояло осознать. Дождись сигнала с просьбой о помощи, прежде чем кидаться помогать. А то у меня был и такой казус. Окрыленная успехом с Кириллом, я решила влезть в еще одну эпопею с доступом в школу. Моя сослуживица рассказала мне, что год назад девочка-шестиклассница из ее подъезда попала в автомобильную аварию. Сломала позвоночнник. Теперь сидит дома, а из школы к ней ходят учителя. Отлично – еще один шанс стать благодетельницей! Звоню девочкиной маме, представляюсь, рассказываю про Дроздковых.

– Давайте и вы! Давайте и для вашей дочки! – из меня хлещет энтузиазм.

Ответ отрезвляюще прост:

– Нам не надо.

Сначала я осуждала эту маму. Что за мать такая, не хочет дать достойное образование своему ребенку?! А потом стала думать – а может, она совсем одна? И отвозить-при-возить дочку в школу, из школы ей просто не под силу? Может, у этой женщины есть еще иждивенцы и ей нельзя уходить с хорошо оплачиваемой работы? А может, просто – не хочет менять образ жизни? В любом случае она дала мне понять, что я лезу не в свое дело. Так что с тех пор я всегда жду сигнала SOS.

Как-то в середине июня того же лета мне позвонила Катя Кронгауз, заместитель главного редактора журнала “Большой город”. Они затевали спецвыпуск журнала. Посвятить его хотели Москве без барьеров. Потому как с начала 2009 года в столице проводился год равных возможностей. Денежки были выделены немалые, и ребята из “БГ” решили проверить, меняется ли что-нибудь, и если меняется, то в какую сторону. Собрали кучу симпатичного здорового народа, посадили на инвалидные коляски и поехали проверять Кутузовский проспект на предмет доступности. Реальных инвалидов тоже было несколько. Пришли ребята из “Перспективы”, был мой дружок Алеша Морозов, блестящий молодой юрист, уехавший в конце концов из необорудованной России. И я. Собственно, когда мне Катя позвонила и предложила, я застремалась. Как правило, я себя стараюсь щадить, трудностям без особой надобности не подвергать, а уж тем более летом, днем, по возможной жаре, по открытым пространствам – это без меня. Но, послушав прогноз погоды на пятницу, с утра увидев солнышко и почувствовав прохладный ветерок, я решилась. Взяла своего помощника Ваню, имеющиеся в хозяйстве две инвалидные коляски (на второй путешествовал известный блогер Олег Козырев), кучу специальных перчаток. Перчатки я раздала девчонкам, которые впервые крутили колеса инвалидных колясок. Ксюша Туркова с РЕН-ТВ доконала свои до клочьев. Непростое оказалось мероприятие, физкультурное. Кутузовский проспект – довольно приспособленное для инвалидов место в моем городе. Имеются кое-какие съезды с тротуаров. Но кроме них – ничего. Самое главное – проспект нельзя перейти. Наземных переходов нет, чтобы не останавливать правительственные кортежи, а в подземные переходы положены страшные рельсы под углом в сорок пять градусов. Мой Ваня в таких случаях говорит: “Ну их, эти устройства, Ирина Евгеньевна, я вас не удержу. Мы уж лучше по ступенечкам попрыгаем”. И это говорит спортсмен Ваня, диаметр бицепса у которого как у обычного человека два этих самых бицепса. Ни инвалид на коляске, ни мама с детской коляской перейти Кутузовский проспект не могут. Не перешла и наша дружная компания.