Отречение от благоразумья - Андрей Мартьянов

— Пойдете? — спросил я, когда Мак-Дафф дочитал размашисто написанные строчки (я заглядывал через его плечо).

— Отчего ж не пойти, коли приглашают? — подражая еврейскому торговцу, ответил вопросом на вопрос отец Алистер.

— Так приглашение эдакое... — несмело заикнулся я. — От демона...

— Не вы ли меня убеждали, что в Праге возможно все? — язвительно напомнил господин папский нунций. — Райан, помните так взбудораживший нас донос? Все нити ведут в посольство Венеции — тут тебе и объявившийся в Праге демон-кровопийца, и странное венчание этого посла-не-посла на сеньоре Фраскати, исчезновение Франциска фон Клая, непонятная эпидемия смертей, косящая местных священников, предполагаемое самозванство Маласпины... Я, кстати, уже отправил запрос в Рим, затребовав в курии подробное внешнее описание настоящего кардинала. Сравним с имеющимся образцом и получим доказательство самозванства или опровержение порочащих его преосвященство слухов... Но чтобы я отказался пойти в посольство и самому осмотреться? Если это не розыгрыш и не глупая шутка итальяшек — мы стоим на пути, ведущему к раскрытию некоего сатанинского заговора, перед которым померкнет приснопамятное дело тамплиеров! Шутка ли: одна из крупнейших европейских столиц — заповедник нечистой силы! Вы вообще, Райан, в демонов верите?

Ответ «нет» при работе с обвиняемыми обычно квалифицировался как злокозненная ересь, а потому я грустно кивнул и поинтересовался:

— Хотите узреть пару новых штрихов в картине под названием «Жизнь блистательной Праги»? Опыты небезызвестного раввина Иегуди Льва Бен Бецалеля из еврейского квартала наконец увенчались успехом. Он уподобился Создателю, путем алхимических пертурбаций (вот какое словечко мне пришлось выучить!) и каббалистических заклятий явив на свет существо со всеми признаками живого, но таковым не являющееся...

Мак-Дафф истово перекрестился и знаком потребовал продолжения.

— Эту тварь зовут или называют Големом. Он сходен видом с очень крупным человеком в длинном плаще, по ночам его выпускают бродить по улицам гетто — для охраны от воров и любителей безнаказанно швырять камни в окна еврейских лавок и ломбардов. Я случайно видел, какое оно... Бр-р! Идет, шатается, бурчит что-то под нос, руками размахивает, а ручки длиной с добрую оглоблю будут!

...Здесь я ничего не приукрасил и не приврал. Такие достопримечательности как Злата Уличка со всеми ее алхимиками, предсказателями и колдунами — в большинстве своем шарлатанами, отлично освоившими нелегкую науку вождения за нос ближнего своего — мне давно приелись. Ну какое, скажите, наслаждение можно получить от созерцания плохо исполненного чучела крокодила, висящего под потолком в грязной лавчонке торговца амулетами? Тем более, что выставленный на продажу товар имел ценность, аналогичную содержимому выгребной ямы при казарме ландскнехтов: до отвращения знакомые склянки со «слезами Марии Магдалины», выломанные из ближайшего забора частицы древа Святого Креста, клочок волос Жака де Молэ (это уже на любителя), осколки скрижалей Моисеевых (а это — для легковерных евреев, если таковые вообще в природе встречаются), пахучие железы мускусных кошек, предохраняющие от чумы, проказы и карманных воров и так далее до бесконечности.

Тут я не выдержал и, не торгуясь, купил подарок для отца Алистера — восхитительный уникум, принявший вид ребра святого Доминика в возрасте пяти лет (умудренный Мак-Дафф потом, едва сдерживая хохот, объяснил, что господину Райану ушлый торгаш всучил за две марки даже не человеческое, а ягнячье ребрышко, видимо, обсосанное в ближайшем кабаке за кружечкой «Фазана» и выкинутое за полнейшей ненадобностью собакам). Но я не вешал нос — умилял сам факт.

Куда интереснее было в лаборатории алхимика Филиппа Никса, однако внутрь пускали только избранных, а любознательного секретаря инквизиции, если он появлялся на пороге, выставляли прочь с помощью ледяной и надменной вежливости, граничившей с изощренным хамством. Никс действительно что-то знал и что-то умел, но вся его таинственная магическая наука скрывалась за пока непреодолимым для меня барьером моей же репутации филера проклятых доминиканских бульмастифов.

Посетив гадалку и прикинувшись человеком потерявшим после дуэльной раны память, я возжелал вызнать о себе всю подноготную, но престарелая колдунья разложив карты и почиркав острым носом по моей ладони сообщила, что я ни кто иной как незаконный сын императора Рудольфа от дворцовой прачки, что в ногах у меня бубны, а в голове — трефы, и означает это скорую кончину напополам с дальней дорогой. В качестве виньетки прилагалась несчастная любовь к неизвестной но богатой бюргерше, проживавшей в Старом Мясте.

С вас полмарки, господин хороший.

Окончательно разогорчившись я решил отправиться погулять в Старо Място, и поискать предназначенную мне пани (полную, кривую на левый глаз вдову, проживающую в синем доме с нарисованной бычьей головой — гадалка выдала все возможные ориентиры суженой) и тогда... Вот тогда я действительно попал в самое невероятное и жуткое место этого удивительного города.

В гетто.

Я спустился с холма миновав Злату Уличку и зловещую Далиборку, вышел к острову «пражской Венеции» образованному речкой Чертовкой и Влтавой (и действительно — там громоздилась огромная водяная мельница вполне заслуживавшая названия «чертовой»), вступил под своды малостранских башен Карлова моста и быстро зашагал по его длинному пролету к Старому городу, раскинувшемуся в низине правого берега полноводной реки.

Тут не просто пахло древностью, а буквально смердело. Я знал, что первые постройки появились в этой части Праги лет шестьсот назад, а, например храм Девы Марии перед Тыном и без того выглядящий ужасно старым, уже третий по счету построенный на этом месте. Старомястские улицы видывали многое — и бунтовщиков Жижки, и помпезные кортежи Германо-римских императоров, но все равно оставались бесстрастными и независимыми частями Праги — города в котором святость и нечисть сплелись в невероятный, нигде более в Европе не виданный конгломерат.

Рассеянно, ради чистого интереса рассматривая дома и выискивая синестенное обиталище обещанной мне вдовушки (надо же хоть посмотреть на нее!) я как-то упустил из виду, что вокруг все чаще появляются бородатые люди в широкополых шляпах и украшенных кистями накидках, говор прохожих стал малопонятен, а стиль построек изменился. Наконец мой взгляд упал на громадное темное здание и я запнулся о неожиданности. Привычного шпиля с латинским крестом не было, хотя дом и напоминал храм, витражная розетка над порталом входа изображала вовсе не благочестивые жития святых, но внушительную по своим размерам шестилучевую звезду составленную из наложенных друг на друга правильных треугольников.