Юность Моисея - Александр Холин

— Я чувствую, что рождён для этого, мама, — серьёзно ответил Пифагор. — Кто знает, что принесёт нам судьба в скором времени. Вавилонские варвары только и ждут, чтобы кого-нибудь отправить на тот свет. Ведь человеку, желающему быть и жить варваром, никогда не объяснить, что ни в одной войне не будет победителя, равно как и побеждённого.

Вопрос в том, что людей насильственно будут переселять из этого мира в другой. А каждый из нас рождён не для благополучного перехода из одной страны в другую, из одного состояния в запредельное, а для умения подарить хотя бы частицу радости окружающим здесь и сейчас. Не станет ли такой уход преждевременным?

Парфениса потёрла виски.

— Если ты научился соединять прошлое с будущим, — твёрдо произнесла мать. — Так пора уже угадать, какая судьба нас ожидает. А путешествовать просто так, пусть даже из прошлого в будущее, — невыгодное занятие.

— Кто знает, мама, кто знает, — Пифагор задумчиво почесал макушку.

Это детское движение сохранилось у него до сих пор, и Парфениса искренне обрадовалась, что её ребёнок, в сущности, остался и остаётся таким же, как и родился. Стареть человек начинает только тогда, когда не умеет уже больше удивляться и радоваться окружающему, а её сын до сих пор дарил всем живительную и жизненную энергию. Значит, он действительно не просто так пришёл в этот мир.

С равнинных земель, богатеющих кипарисами и оливами, едва заметная тропа поднималась круто в горы, держась неподалёку от горного речного потока Плистикоса, стекающего с кручи. Ключевые струи водяного потока как бы приглашали путников отведать хрустальной горной водички. Но тропа очень скоро кончалась, и только по вытоптанной скальной породе угадывалось её стремление к вершине.

Дорога, неожиданно свернувшая в ущелье, скоро выкатилась на обширное горное плато, на котором приютились Дельфы. Чуть в стороне, над обрывом виднелся роскошный храм Аполлона, выстроенный похоже на пожертвования паломников, а их побывало здесь несметное количество. То ли паломники верили в предсказания местных Оракулов, то ли место было слишком модным, но народ сползался сюда чуть ли не со всего мира.

Два маленьких пони, прикупленные по дороге, вывезли Пифагора с его матерью прямо к храму. Надо сказать, что, паломничая, сын с матерью и так бы не заблудились, поскольку горная дорога здесь была только одна. К тому же, попадались встречные прохожие.

— Вот это место, о котором я говорил, — указал Пифагор на пропасть рядом с храмом. — Здесь, именно здесь происходят общения с инфернальным и потусторонним миром. Это знание привёз в Грецию Аполлон со своей родины.

— Вот как? — удивилась Парфениса. — Значит, это правда, что Аполлон — не уроженец Олимпа, а, скорее всего, гипербореец?

— Это действительно так, мама, — утвердительно кивнул Пифагор. — Аполлон стал богом и обрёл божественную силу по делам своим. А родился он в Аркаиме, на юге Рипейских гор. [37] Из этого же царства вышел Заратустра. Ему тоже предписано было стать оракулом.

— Предписано или же предписывалось? — уколола мать разболтавшегося мальчика.

— Ах, не надо придираться к моим словам, мама, — укоризненно покачал головой Пифагор. — Ты ведь знаешь, я иногда могу сделать неточное определение, хотя всегда стараюсь исправиться. Лучше попробуем здесь и твои возможности, ведь ты же готова стать Пифией. Вернее, это у тебя от рождения. Но такие явления среди женщин нисколько не удивительны. Что поделаешь, мужчины зачастую доверяют больше всего своему разуму, чем интуитивному разговору сердца с другими мирами, а это никому не покажет связь времён, событий, тем более не научит понимать сотворённый мир.

— Но ведь среди женщин тоже не каждая умеет связываться с потусторонней жизнью, — мать посвящённого была в этом уверена ничуть не меньше, чем он в своей правоте. — Не каждой из женщин дано постичь влияние космоса на человека, иначе мужчины давно были бы не нужны.

Пифагор сконфуженно пожал плечами, но возражать не стал. Меж тем они подошли к храму Аполлона и столкнулись на пороге с выходившей оттуда девушкой. Та отступила в сторону, пропуская вновь прибывших, но нечаянно взглянула открыто в лицо приехавшему мужчине. То ли предсказания Пифагора начинали сбываться, то ли ещё что, только сам он почувствовал встречу на пороге храма не случайной, а в глубине глаз выходившей девушки разглядел что-то такое, отчего сам отступил в сторону, пропуская её.

Парфениса заметила перекрещение взглядов, но ничего не сказала. Спросила только:

— Красавица, ты тоже приехала поклониться Аполлону?

— Нет, госпожа, — бесхитростно ответила девушка. — От отца мне даровано было стать потомственной жрицей этого храма.

— Жрица?! — поперхнулся Пифагор, и в этот раз уже сам в упор взглянул на девушку. — Значит, ты владеешь Эвлезинскими мистериями?

— Ещё нет, — смутилась девушка. — Но очень мечтаю научиться.

— Так и будет, — величаво кивнул Пифагор. — Как имя твоё?

— Феоклея. А вы, судя по одежде, жрец? — полюбопытствовала девушка.

— Да. Он недавно прибыл из Египта, — ответила за него мать. — Школа Нейф-Исиды и Осириса много дают, но и многое спрашивается за это.

— Верно, на долю египетских жрецов выпадает множество испытаний, — Утвердительно сказала девушка. — Как бы мне хотелось тоже попробовать пройти мистерию посвящения.

— Испытаешь, — успокоил её Пифагор. — Я по глазам заметил, что тебе известна связь Божественного, естественного и человеческого миров. Ведь так? Или ты только признаешь борьбу с инфернальными силами за разрешение предстать пред Божьим судом?

— Наверное… я не знаю…, — растерялась Феоклея. — Просто очень часто бывает, я ухожу куда-то. То есть улетаю. Улетаю совсем и надолго. Наверное, это бывает только во сне. Но это правда.

— Правда. — Пифагор утвердительно кивнул. — Ты видела эфир?

— Что это? — поинтересовалась Парфениса.

Она не случайно попыталась вставить словцо в беседу сына с первой встречной девушкой, пусть даже та испытала посвящение в жрицы Аполлона. Матери всегда ревниво относятся к знакомствам детей, хотя иногда детьми их назвать уже никак нельзя. А Пифагор пусть выглядел молодо, к тому же был красивым, но отнюдь не ребёнком. И всё же никакой матери этого простого правила не докажешь.

— Эфир — это радужный Божественный Свет, который видят многие, но не верят в него, — принялся объяснять Пифагор. — А он бывает лучистый, волнистый, мягкий — очень разный. Ведь сказано, что Бог пред сотворением земли существовал в Свете, то есть летал. А как можно летать, когда полёт ни с чем не сравнить? Ведь самый невидимый ветер летит над землёй и уже чувствуется полёт. А там, где нет ещё ничего, как можно летать? Но даже Бог сам является этим Светом, ведь Ему незачем сотворять Себя. Он всё и ничто, хотя может сотворить по одной лишь воле Своей то, что есть, что было, что будет.

— Я вижу, сын мой, ты не зря провёл время в Египте и Вавилоне, — улыбнулась Парфениса. — Во всяком случае, ты можешь говорить на языке, понятном каждому смертному.

— Но ведь это же истинная правда! — вступилась за лектора Феоклея. — Я сама такое не раз видела и чувствовала. А радуга во время грозы? Это же отражение того мира, о котором говорит ваш сын.

Парфениса не стала возражать девушке, хотя с её поверхностным взглядом на отражение потустороннего мира можно было бы и поспорить, но истина никогда не рождается в спорах. На сей раз, лучше было не возражать уверенности девушки в увиденную ей истину.

— Вероятно, ты очень скоро ещё узнаешь многое. Хочешь ли стать моей ученицей? — спросил Пифагор.

— Да. Конечно! — обрадовалась Феоклея. — Совсем недавно во сне я увидела нашу встречу, только сначала никак не могла объяснить её значения. А теперь знаю.

— Вот и хорошо, — кивнул Пифагор. — Ну, а сейчас мы с моей матерью должны поклониться Аполлону. Ведь не зря же мы проделали такой путь!

Девушка кивнула, пропуская приезжих в храм.

— Ты действительно берёшь её в ученицы? — с заметным волнением в голосе произнесла Парфениса, когда девушка осталась позади.

— Но ведь это мне было предназначено, — уверенно ответил сын. — Недаром же я сюда стремился. Мистические связи неизвестны никому, если оставить явленное тебе Богом без внимания.

Троичность всего сущего давно известна, только до сих пор была тайной посвящённых, ведь не каждому человеку знание может принести радость. А попадись это знание в руки варваров, погибнет не только человечество, но и всё Божественное создание опять превратится в небытие.

Недаром истоки знания хранились в секрете многие века. Когда-нибудь Бог посетит землю, хотя Он и сейчас здесь, но надо же приучить человека к любви, а не к насилию и страстям. Именно я попробую донести тайну посвящения каждой Божьей твари, рождённой зачем-то на свет. И в этом мне сможет помочь встреченная на пороге храма девушка. Ничего случайного не бывает в этом мире, мама, а тем более — встреч.