Юность Моисея - Александр Холин

— Что ты хочешь сказать? — поднял глаза Понтий Аквила.

Вопрос мальчика был слишком прямолинеен, Геминий даже не сообразил что ответить, хотя отвечать надо было. И лучше напомнить хозяину о той, может быть, уже забытой девочке, чем допустить не выполнение обещания.

— Я полагаю, все твои заботы довольно разрешимы, — осторожно начал Геминий. — Не стоит им уделять мало внимания. Хотя также не стоит забывать своих обещаний. Я прав?

— Возможно, — кивнул Понтий Пилат.

Потом постоял немного в нерешительном раздумье, будто оказавшись перед неразрешимой дилеммой, и в упор взглянул на спутника:

— Мне очень кажется, Геминий, что в имение Клавдии ты зовёшь меня только из-за своих личных интересов.

— То есть как? — изобразил слуга искреннее удивление. — Какой интерес может вызвать у меня предмет твоей любви? Скорее, я забочусь о том, чтобы патриций никогда не забывал своих обещаний.

— Не только я, — ядовито хмыкнул мальчик. — Даже мои безобразные родители заметили твоё космическое внимание к Дориде — служанке Клавдии. В особенности моя мать. Ведь так? Кому же из нас необходимо посещение таких гостей? Или ты совершенно забыл о странном внимании, которое оказывает тебе прекрасная хозяйка нашего дома, моя мать?

Геминий, обличённый как мелкий воришка на месте преступления стоял, не зная, что и сказать. На воре, говорят, шапка горит, а у него что? Слуга машинально потрогал свою причёску — не загорелось ли? — чем вызвал улыбку Понтия Пилата.

— Прости, хозяин, — виновато и на сей раз, действительно искренне стал отпираться слуга. — Прости я не достоин оказывать никому космического внимания и обращать внимание Космоса на себя, поскольку это достояние богов или полубогов, но никак не обычного воина.

— Что ты знаешь о Космосе? — в глазах мальчика загорелись огоньки любопытства. — Много раз я слышал уже, что наша жизнь и умение жить приходят оттуда. Это правда? Что действительно известно тебе?

— Не много, — мотнул головой Геминий. — Я с детства познавал науку о Вселенной, поскольку мои родители были пифагорейцами, это единственная, хотя и неугасимая память о них. И ещё я усвоил важную вещь, что Космос представляет собой извечную борьбу богов за власть внутри себя. А весь окружающий мир — нескончаемое соперничанье характеров. Но та же борьба проходит и в сознании человека. Значит, чтобы понять этот мир, чтобы научится разбираться в людях, не достаточно овладеть мастерством боя. Гораздо значительнее будет, если, ещё не сражаясь, будешь определять силу противника и умение побеждать. Тогда никакой бой будет не страшен.

— А скажи, любезный, только не лги. Чем тебя обольстила служанка? — мальчик постарался свести разговор на более понятную для него тему. — И успокойся, матери я ничего не расскажу. Никогда нельзя доверять и доверяться женщине. Если будешь разбираться не только в мужском разуме, то любая битва тебе покажется пустяком. Помни это. Но тебя, видимо, чем-то прельстила обаятельная Дорида? Мне важно узнать, какие способы применяют женщины, чтобы пленить мужчину?

Бывшему рабу, прямо скажем, нечего было ответить на прямой вопрос, а, тем более, на вполне мудрые и совсем не детские наставления мальчика, которые тот преподнёс в пику о советах познавания внутренней Вселенной. Геминий постарался все набегающие беспощадными волнами жизненные проблемы оставить без внимания. Хотя бы на время. Но всё-таки не оставил вопрос, заданный мальчиком, без ответа.

— Видишь ли, хозяин, — осторожно начал слуга. — Ты довольно наблюдательный, чего воистину не хватает многим другим, но толком понять жизнь нельзя, даже наблюдая её со стороны. Чем тебе не понравилась Дорида? Или женщина в твоём понимании — вещь применимая и значимая только ради твоей собственной амбиции, ради её беспрекословного послушания, ради опять твоих же зачастую глупых прихотей? А ведь только женщины могут понять на земле, что такое любовь, тем более любовь Свыше.

— Надо же! Но откуда Свыше? — усмехнулся Понтий Аквила. — Свыше Божьего разума ничего нет, и не было. А именно Божий разум дарован человеку от рождения. Никто из людей не достоин себя называть Сыном Божьим, если он сам в этом не уверен и не верует в свой разум, данный ему Отцом Небесным. И теперь, скажи мне, что же такое Свыше?

Вопрос остался без ответа, потому что землю потрясло содрогание вулканических внутренностей, и обоих мужчин природа бросила на землю. Вулкан готовился ожить, и напоминал о себе. Этого и боялся Геминий, когда приходилось сопровождать Понтия Пилата в прогулках по Везувию.

— Хозяин, не пора ли уходить? — голос слуги явно дрожал и не похож был на уверенные догмы, высказываемые только что уверенным в себе человеком. — Не гневи богов, хозяин, а то нам никогда не простят таких прогулок. Человек, даже если он и Сын Божий, должен, просто обязан не гневить создавшего его и давшего ему увидеть свет.

— Думаешь, нам необходимо непременно уйти? — весело рассмеялся мальчик. — Ну, что ж, пойдём, если не шутишь. А все-таки, неужели для тебя женщины нелишни?

Ответом послужил очередной подземный толчок, поэтому нашим путешественникам пришлось поневоле повернуть назад и более поспешно, чем хотелось бы. Но по дороге слуга, не утерпев, высказал застрявшее в глотке, не дававшее покоя соображение:

— Без женщин боги ничего бы не значили!

— Так уж? — опять рассмеялся Понтий.

Казалось, подземные толчки Везувия не оказывают на него никакого давления и привлекают разве что, как постороннее, неизведанное, нездешнее. Пусть что-то должно случиться, но только не здесь, не рядом. А если вдруг из-под земли выплеснет где-нибудь фонтан неприхотливой лавы, то всё равно не здесь. И бояться, вообще-то нечего, но переполошившегося слугу до конца расстраивать не стоит.

Тот особо не паниковал, но считал нужным и необходимым убраться от жерла вулкана как можно дальше.

— Право слово, — Геминий попытался вернуться к перемыванию женских косточек. — Достаточно внимательно обратиться к истории, сразу всё станет ясно. Хозяин, вспомни хотя бы Клеопатру или Елену, ставшую единой причиной разрушения Трои! Таких всеобъемлющих примеров забывать никак не стоит. Иначе все твои достижения в оружейном искусстве будут никчёмными. Даже Александр Великий больше внимания уделял пополнению знания у того же Аристотеля, чем воинским упражнениям.

— Да с ним-то всё ясно, — усмехнулся малыш. — Хоть он и завоевал полмира, но, к сожалению, был под башмаком у Таис Афинской. Мудрецы говорят, что огнём пробуют золото, золотом — женщину, а женщиной — только мужчину. Или я что-то путаю?

— Вроде бы ничего не путаешь, — слуге явно понравилось воспоминание мудрецов. — Но ты сам же только что сделал вывод о роли женщины в нашем грешном мире. В основном, везде играет роль женское начало. Из ничего не может появиться нечто. Душа приходит в мир из воздуха, воды и огня, но человек появляется через тело женщины, а, значит, от влияния земли. Величайшее соприкосновение очень тонких богами данных вещей, которые когда-то вернутся туда же, но именно в этом проглядывается неумолимость природы. Исторические законы нужны, чтобы познать их и покориться им. Неужели мы пойдём против течения истории?

— Согласен, — кивнул Понтий. — Только никакая женщина не сможет отвлечь меня от воинского искусства! Бросать под ноги женщине свою судьбу — будет просто безумством. И человек никогда не станет человеком, если постоянно будет оглядываться на мнение женщин. Покажи, что ты умеешь, что знаешь, и любая почтит за честь даже просто поговорить, не говоря уж о каком-то определённом внимании.

— Хозяин, мне нравятся твои мысли, — ехидно ухмыльнулся Геминий. — Но посещение Клавдии, мне кажется, не окажется лишним ни для твоих воинских успехов, ни для грандиозных побед на полях великих сражений. Я могу даже оставить тебя одного, если ревнуешь.

— Геминий, не пользуйся словоблудием, — нахмурился юноша. — Ты же знаешь, мы пойдём в гости. И смею уверить, как я тебе уже сообщил, моя мать Эмилия, ничего не узнает о наших приключениях, если, конечно, сам не проболтаешься. Между прочим, ты на это способен, но я не буду мстить за твоё притворное ораторство.

Геминий при этих словах благодарно склонился перед хозяином, но тот не обратил на это внимания. Его отвлекли начинающие попадаться на пути колючие кустарники. Ближе к вершине Везувий был довольно-таки скальным, непроходимым. Поэтому там практически никто не бывал. Да и незачем: Полюбоваться на ещё не оживший кратер охотников не находилось, вот разве что молодой патриций со своим слугой.

Чуть ниже, больше половины горы опоясывал дикий рододендрон и тамариск, в зарослях которого благодатно паслись дикие кролики. Кустарники были довольно-таки колючими зарослями, а среди колючек ни лисе, тем более волку или шакалу, не пробраться. И кролики безопасно жили под покровительством природы, ничуть не опасаясь за свою шкуру.