Имена - Кани Джеронимо

- Ты не прав. Многим жилось ужасно при Муссолини...

- Я не об этом. Конечно, ты права. Но они ничего не делали, чтобы что-то изменить. Народа всегда больше, чем армии и всего остального бюрократического аппарата. Это лишь жалкие отговорки, что они ничего не могут сделать. Не хотят - это другой вопрос. Не могут - это ложь. Если тебе не нравится место, которое ты занимаешь - смени его. В каждом из нас живет свой лидер. Но мы подчиняемся кому угодно, только не себе. Если сейчас исчезнут все президенты, шейхи, короли и парламенты, мы начнем предавать самих себя.

- А что если люди в один момент осознали вред идеологии фашизма? И осознали они это именно в тот день, когда этот самый фашизм пал?

- Такое совпадение могло быть, - задумчиво ответил Гоша. - Но Муссолини не единственный пример. Ирак, Югославия... Знаешь, что писал Гитлер?

Гоша встал и подошел к книжной полке. Глазами пробежал по корешкам книг. И достал одну.

- Это Маин Кампф, - садясь обратно в кресло, Гоша показал Миле обложку. В книге было много закладок, сделанных их аккуратно нарезанных полосок бумаги. - Преданность, верность, готовность к самопожертвованию, умение молчать - вот добродетели, которые очень нужны великому народу, - Гоша замолчал. Сделал глоток чая. Отправил в рот конфету, а потом сказал: - Я не фашист. Много я осуждаю. Но идеи Гитлера имеет гораздо большее значение, чем принято думать в современном обществе. Просто советская власть...

- Ты хочешь сказать, - перебила его Мила, - что наши отцы и деды должны жить по принципам, сформулированным тем, против кого они воевали? Это же издевательство над ними.

- А, к примеру, российский гимн - это не издевательство над ними?! Люди жили и боялись тридцать лет. Тоталитарный режим пал. Деспотизм закончился. И вот сейчас российская власть плюнула в лицо своему народу, за права которого они так сильно борются! К тому же у меня не было ни отца, ни матери. Ни тем более, деда. Я вырос в детдоме.

- Правда?

- Правда. Расскажи лучше о себе.

- О себе? - Растерялась Мила. - Ну, ладно... Я росла в тех районах на окраине города, где девочки уже в четырнадцать лет отсасывают у дальнобойщиков и водителей автобусов за полбуханки черного хлеба, а за пачку сигарет согласны переспать без презерватива.

Приблизительно в этом возрасте я дружила с ребятами из моей школы. Мы все выпадали из общей картины класса. Как говорится, были вне формата. За это нас и не любили. Мы никогда не питали друг к другу особенно теплых чувств. Просто в какой-то момент мы объединились. Стали одним целым, слепленным из абсолютно разных кусков пластилина.

Нас было пятеро. Два парня: Денис и Владик. И три девушки: Ксюша, Наташа и я.

Родители Дениса развелись, когда ему было семь лет. Его мать бросила своего мужа, потому что встретила богатого человека. Никакой любви. Только деньги. Денис, по-моему, не сильно переживал из-за этого. "Новый" папа завалил его подарками. Он превратился в разбалованного ребенка. Его любили все учителя. Он мог безнаказанно задираться с остальными ребятами. Они его, вполне заслуженно, били за это. Но, конечно же, виноватыми никогда Денис не оставался. Учителя не слушали громких мальчишеских криков о том, как оскорблял их золотой мальчик. Они заранее определили, кто виновен, а кто нет.

В детстве Денис не думал, что в его жизни когда-нибудь может настать момент, когда она все потеряет. Такой момент настал, когда ему было четырнадцать лет.

Его мама становилась старше. Ее конкурентоспособность на рынке женских тел падала. Отношения с мужем совсем испортились, и вскоре он бросил ее с маленькой дочкой на руках и довольно большим сыном, который капризничал гораздо больше своей годовалой сестры.

С Ксюшей я имела счастье близко познакомиться в первом классе. Она хвасталась тогда, что не боится щекотки. Несколько мальчиков ее защекотали так, что она расплакалась. На следующий день, когда я пришла в школу, в коридоре стояла наша учительница и папа Ксюши. Меня подозвали. Я подошла. Мне рассказали, что я очень плохо поступила, когда так защекотала Ксюшу. Что ей накануне было очень плохо. Что она чуть не умерла... Представляешь, так и сказал ее папа: "Она вчера чуть не умерла." Рядом стояла виновница торжества и улыбалась. Я же молчала. Наверное, надо было сказать этому мужчине, что я не щекотала его дочку, но я не сказала. Я вообще ничего не сказала. Просто стояла и смотрела в пол.

Ксюша очень хорошо рисовала. Ей отец был художником. Наверное, он и учил свою дочку рисовать с самого детства. Сама я рисовала плохо. И всегда смотрела за тем, как Ксюша ловко вырисовывала обезьян красным стержнем на тетрадном листике в клеточку. Когда нам раздавали какие-нибудь картинки, изображавшие сцены жизни образцовой советской семьи или того, как послушные дети должны вести себя в школе, один экземпляр неизменно возвращался с небольшими изменениями. То отец семейства за обедом показывал жене и детям кукиш и задорно улыбался. То на картинке появлялась собака, писающая в портфель прилежной ученицы, правильно сидящей за партой.

Владик пришел к нам в седьмом классе. Он был ярким представителем ребенка из неблагоприятной семьи. Он никогда не видел своего отца. Жил с братом, матерью и двумя собаками дворняжками.

Несмотря на то, что все мальчики с удовольствием слушали рассказы о его выдуманном первом сексуальном опыте и других сексуальных подвигах, завоевать расположение в классе ему так и не удалось. Дети бывают слишком жестоки. И зачастую, достаточно не иметь одного из родителей, чтобы все от тебя отвернулись.

Наташу я узнала позже, когда в конце седьмого класса, весной, мы втроем стали гулять по вечерам. Она была соседкой Ксюши.

В первые дни нашего знакомства, Наташа мне очень нравилась. Рыжеволосая, тихая девочка. Она казалась мне сильной. Для меня оставалось загадкой, почему она разрешала Денису и Владику запускать руки ей под кофточку и жать грудь. Она не делала это совсем откровенно. Наоборот, даже пыталась поначалу выбраться из крепких объятий молодых кавалеров, но делала она все это так не охотно, что создавалось впечатление, что ей это все нравится. После того, как крепкие мальчишеские руки расстегивали лифчик и начали обследование ее груди, попытки освободиться прекращались, и Наташа просто стояла и невинно улыбалась. Она стала для Дениса и Владика первой женщиной. Не знаю, была ли она тогда девственницей, но ребята познали запах женского тела ближайший осенью в подъезде, где жил Владик. У него в доме были широкие подоконники. Сами мы часто сидели ни них. Так вот один из этих подоконников послужил постелью для Наташи, Владика и Дениса. Когда это происходило, мы с Ксюшей катались на качелях. Мы ждали наших друзей. Минут через пятнадцать вышли Денис и Владик. Оба довольные. А еще через минуту из подъезда вышла Наташа. Она была похожа на сорокалетнюю женщину, которая от всего устала. Она сказала, что пойдет домой, и, не попрощавшись, ушла. Стоило ей исчезнуть, как Владик принялся рассказывать, о том, что произошло на подоконнике в четырех метрах от его квартиры. Ксюша спросила, не залетела ли Наташа. Владик ее успокоил. Сказал, что кончил ее на живот, а Денис вообще кончить не смог. Денис покраснел и несильно ударил его в плечо.

После того случая мои отношения с ними резко начали портиться. Все попытки залезть мне в трусики я пресекала на корню. Из-за этого получила статус недотроги.

Дела с оценками в школе так же ухудшились. С девочки, получавшей пятерки и четверки, я скатилась на круглую троечницу. Естественно это не могло быть остаться незамеченным. Для большинства я стала грязью. Когда я входила в женскую раздевалку, все разговоры моментально прекращались. Мои одноклассницы спешили поскорее выйти. Для них я стала прокаженной.

Помню, как рассмеялась, услышав рассказы самой красивой девочки класса о сперме. Она говорила, что встречается с парнем, у которого есть машина, квартира, деньги. Все девочки, разумеется, те, которым было разрешено находиться рядом с Белоснежкой местного пошива, смотрели на нее, широко раскрыв рты. Дальше она начала рассказывать о своем первом половом акте. О сперме. О том, какая она на вкус.

Именно в этом месте я засмеялась. Они дружно повернулись в мою сторону. Белоснежка подошла ко мне и спросила, что она такого веселого сказала. Я ей ответила, что все, что сейчас она рассказала - ложь, и что меня очень веселит глупость тех, кто этому верит. Мне пообещали отомстить.

Они сдержали свое слово. На следующий день я проснулась с репутацией "давалки". Сделать им это было не трудно. У Белоснежки был старший брат. Он и помог распустить слухи. Думаю, он пожалел об этом. Как-то раз я шла по коридору мимо старшеклассников. Среди них стоял брат Белоснежки. Он хлопнул меня по заднице, а я развернулась и ударила его по лицу. Наглая улыбочка сползла с его рожи. Он тер щеку и смотрел на меня таким глазами, как смотрят дети, когда узнают правду о том, откуда они взялись. Я спросила, хочет ли он еще? Вместо ответа он покачал головой. Я ответила: "Ну, как хочешь," - и пошла дальше по коридору.