Мой милый звездочет - БАРБАРА КАРТЛЕНД

— А вы думаете, что это неизбежно? Что, выйдя замуж, вы обязательно превратитесь в рабыню?

— Разумеется! С женщинами всегда обращаются как с собственностью. Как только муж найдет, что жена ему наскучила, он может спокойно бросить ее в деревне, а сам — уехать в Лондон и там развлекаться так, как ему заблагорассудится. И никому никогда не придет в голову осудить его за это!

Понимая, что Вэла скорее всего думала сейчас о своей матери, он ответил:

— Мне кажется, многих женщин не так легко заставить подчиняться, и они пусть хитрыми способами, но часто берут верх над своими мужьями.

— Только если они используют такие нечестные и недостойные способы, как чисто женские ухищрения, чтобы обольстить мужчину.

Брови герцога сами собой поползли вверх от удивления, но в глазах сверкнули веселые искорки.

— Но что же нечестного или недостойного вы видите в том, чтобы обольстить мужчину?

— Нечестно таким способом заставлять человека делать вещи, которые в противном случае он не стал бы делать, — выпалила Вэла.

Герцог в ответ весело рассмеялся.

— Но это именно то, что делают все женщины со дня сотворения мира! А что вы скажете насчет Евы? Что скажете по поводу всех остальных соблазнительниц, о которых вы, я уверен в этом, читали в томах по истории? Все эти женщины всегда делали то, что хотели, заставляя мужчин плясать под свою дудку, и все только потому, что они были очаровательны, соблазнительны и мужчины восхищались их красотой, а вовсе не умом?

— Вы пытаетесь доказать мне, что следует быть не умной, а красивой? — запальчиво отвечала Вэла. — Но только если бы я была уродливой, то никогда бы не попала в ту ужасную ситуацию, в которой сейчас оказалась!

Герцог понял, что при этих словах она думала о сэре Мортимере, так как заметил, как девушка вздрогнула от отвращения.

— Однако вы ускользнули от него, — заметил герцог. — И обязаны вы этим именно своему уму, на который, как я думаю, вы возлагаете большие надежды, собираясь избавиться навсегда от этого человека.

— Но это вряд ли будет легко, — печально отвечала Вэла. — И хотя мне не очень хочется это признавать, но я не смогла бы сбежать от него без помощи мужчины.

— Ну, иногда и мы бываем на что-то годны, — улыбаясь, отвечал герцог.

— Конечно! Я ведь этого и не отрицаю! Я всего лишь говорю, что не собираюсь выходить за вас замуж!

Герцог невольно подумал о том, что первый раз за свою жизнь слышит от женщины подобные слова.

Он не мог припомнить ни одного случая с тех пор, как приехал из Итона, когда какая-нибудь женщина тем или иным способом не пыталась женить его на себе или, в крайнем случае, на своей дочери.

При мысли об этом перед его внутренним взором промелькнула целая галерея прелестных, красивых и просто хорошеньких лиц.

Блондинки, брюнетки, шатенки и русые — в одном они все были похожи. Все они смотрели на него с надеждой, томно прикрывая глаза — голубые, карие, серые, зеленые. И во всех этих глазах он безошибочно угадывал то, что объединяло всех этих женщин.

«Алчность», — с горечью подумал герцог.

Да, самая обыкновенная алчность. Все они мечтали о титуле и богатстве. И хотя он заставлял многих женщин мечтать о нем как о любовнике, как правило, это были либо замужние женщины, либо те, кто не мог рассчитывать на титул герцогини Брокенхерст.

В то же время его никогда не оставляла мысль, что ни одна из них не стала бы рисковать своей репутацией, не будь он так богат и знатен. Для любой светской дамы тот факт, что герцог Брокенхерст был без ума от нее, пусть и не слишком долго, прибавляло ей известности в обществе.

Выражение горечи на лице молодого человека было настолько откровенным, что Вэла воскликнула с искренним раскаянием:

— О, простите меня! Как это грубо с моей стороны — говорить такие вещи!

— Что ж, по крайней мере, честно и откровенно, — сказал герцог, пытаясь отвлечься от своих невеселых мыслей.

— Я стараюсь всегда быть честной и откровенной, — горячо сказала Вэла. — Но вы были так добры ко мне, и поэтому я не хочу, чтобы вы подумали, будто я не могу оценить вас по достоинству как мужчину.

— Что вы хотите этим сказать? — удивился герцог.

Вэла немного склонила голову и внимательно, оценивающе посмотрела на него.

— Вы очень красивы, — сказала она. — Впрочем, это, я уверена, вы знаете и без меня. Вы очень сильный и наверняка умеете быстро принимать решения и так же быстро действовать в критической ситуации.

— Готов согласиться со всеми вашими суждениями, — улыбнулся герцог.

— И еще я думаю, что глубоко внутри вас есть что-то, что вам бы хотелось забыть или попытаться сделать вид, что этого нет.

— Что вы имеете в виду? — удивился он, чувствуя себя все более неуютно под ее проницательным взглядом.

— Ну, это трудно выразить словами, — отвечала она. — Я просто чувствую, что вы словно скользите по поверхности жизни, в то время как внутри у вас скрыты огромные возможности, которые являются важной частью вашего «я», а вы хотите убедить себя, что там ничего нет.

Герцог помолчал некоторое время, затем сказал задумчиво:

— И все же я не совсем понимаю, что вы хотите сказать.

Вэла вздохнула.

— Мне хочется думать, что я достаточно хорошо разбираюсь в людях. Но вы очень сложный человек. И сейчас, как мне кажется, я пытаюсь сказать, что когда-то у вас были вера, стремления, амбиции, возможно, даже идеалы, но с годами вы отбросили их, забыли или просто загнали глубоко внутрь и делаете вид для самого себя, что их никогда не было.

Герцог в полном изумлении смотрел на девушку. Он прекрасно понял, что именно хотела сказать Вэла, хотя и не желал в этом сознаться даже самому себе.

Когда он учился в Итоне и позже, во время войны, и он, и его близкие друзья, особенно Фредди, были полны идеями и амбициозными стремлениями переделать мир или хотя бы сделать его немного лучше, справедливее.

Они думали, что эта война, закончившись, унесет с собой предрассудки и несправедливость, которой было слишком много в мире, где они жили, и которая болью отзывалась в сердцах тех, кто верил в свободу.

Именно за эти идеалы воевали он и его друзья против Франции. Они убеждали себя, что вместе с миром в Англии наступит новая эра процветания и благоденствия для всех людей, а не только для представителей высших сословий.

И сейчас Брокенхерст понимал, что после того, как он оставил армию, он не сделал ничего, кроме разве нескольких пламенных речей в палате лордов, чтобы воплотить в жизнь свои идеи. Сам того не замечая, он был затянут водоворотом развлечений, балов и приемов. Легкий флирт заменил искренние чувства, а самым сильным переживанием стал азарт на скачках или за карточным столом.