Черно-белый оттенок нежности - Юлиана Мисикова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он несколько раз покрутился в кресле и откинулся на спинку, положив руки на стол перед собой.
– Тогда что же вы хотите от меня?
– Чтобы ты помогла себе.
– Каким образом? Настучав на Мира? Рассказав где его дядя хранит оружие?
Он покачал головой, встал из за стола и подошел к одному из стилажей у стены. Достал из коробки увесистую папку с бумагами и снова вернулся к столу.
– Это нам итак известно.
С этими словами он достал из папки несколько черно-белых фотографий и аккуратно разложил перед ней на столе.
Она скользнула взглядом по фотографиям, сразу узнав на одной из них дом в горах, где однажды была с Миром. Он молча проследил за ее взглядом и взял ту фотографию, на которую она смотрела.
– Этот?
Она молчала, проклиная себя за глупость. Как она могла так глупо попасться в столь примитивную ловушку.
– Не переживай, про этот дом мы знаем, так же как и про многие другие. В одних они хранят оружие, в других держат пленников. От тебя требовалось только подтвердить информацию.
Она по-прежнему молчала, поклявшись, что больше ни произнесет ни слова, что бы он ни говорил.
– Ты видела кого нибудь из них своими глазами? Или они тебе их не показывали?
Снова спросил он, убирая фотографии домов и доставая из папки другие фотографии.
Она молчала, лихорадочно пытаясь не вникать в смысл его вопросов.
– Не хочешь отвечать? Хорошо. Тогда просто позволь мне показать тебе некоторых из тех, кого они похители с целью выкупа.
С этими словами он разложил перед ней несколько новых фотографий. Она не хотела смореть на них, но невольно ее взгляд скользнул вниз. Она увидела незнакомых людей, разного возраста и пола. Были здесь и парни и девушки и взрослые мужчины, но с последней фотографии на нее смотрела девочка лет пяти, с пышными пшеничными волосами, заплетенными в две аккуратные косички. На фото она задорно улыбалась и тянула ручки к объективу камеры.
– Кто это?
Все-таки спросила она, хотя поклялась молчать.
– Ее зовут Анна-Мария, ей пять лет. Исламский след похитил ее прямо с детской площадки около дома, на которой она играла со своей няней и другими детьми.
Бесстрастно произнес он, наблюдая за ее реакцией.
– Не может быть… Этого просто не может быть…
– Это произошло пять дней назад. Они требуют у ее родителей выкуп – сто тысяч долларов иначе, иначе малышка умрет.
– Это какой то бред! Они бы не стали…
Как заклинание повторяла она, не обращая внимание на его слова.
– Хочешь поговорить с родителями девочки?
Вопрос прозвучал вполне невинно, но хлеснул ее как пощечиной, причинив невыносимую боль. Мысли лихорадочно метались в поисках правды, натыкаясь на стены из лжи и непонимания.
– Ее родители места себе не находят. У них нет такой суммы, даже если продать всю имеющуюся у семьи недвижимость. Девочка обречена....
– Вы лжете! – Выкрикнула она ему в лицо, наконец подняв заплаканные глаза. – Это неправда! Мир никогда бы на это не согласился! Одно дело бороться за свою веру и идеалы и совсем другое – похищать детей! Они бы не стали этого делать!
– Вот тут ты ошибаешься, милая. Война – дорогостоящее предприятия. На одних идеалах далеко не уедешь, чтобы воевать нужны деньги. Такие люди как Карим добывают их любыми способами, в том числе похищая людей. Отец девочки состоятельный человек, бизнесмен. Но даже у него нет той суммы наличными, которую они требуют.
Она закрыла глаза, дрожа всем телом и не в силах унять эту дрожь.
В голове судорожно билась только одна мысль: неужели это правда.
На некоторое время она выпала из реальности, то и дело погружаясь в свои полумысли полувоспоминания и словно забыв о существовании сидящего напротив мужчины. А он не торопил ее, давая возможность привести в порядок свои мысли.
Наконец она подняла голову и спросила, глядя на него, заплаканными глазами.
– Что вы от меня хотите?
Он молчал, словно не ожидал такого вопроса или был не готов к нему. Молчание непроницаемой стеной повисло в воздухе, грозя перерасти в бесконечность.
– При всем желании я не могу помочь найти ребенка, потому что не знаю где они ее держат. Я никогда не видела у них никаких пленников и даже не знала об их существовании. Я не знала… Клянусь, не знала…
Она снова заплакала, громко и жалобно всхлипывая и даже не пытаясь унять хлынувший из глаз соленый поток.
Некоторое время он молча смотрел на нее с бесстрастным выражением на лице. Потом достал из кармана пиджака бумажную салфетку и молча протянул ей.
– Я тебе верю.
Она вытерла красные от слез глаза и с надеждой посмотрела на него.
– Правда? Почему?
– Потому что я понимаю что ты чувствуешь. Это очень больно, когда тебя предает тот, кому больше всего на свете веришь.
– Нет, вы не понимаете! Одно дело предать меня и совсем другое – причинить вред беззащитному ребенку. И если с первым я давно уже смирилась, то со вторым никогда не смогу!
Он молчал, никак не комментируя ее слова. А она продолжала.
– Но при всем своем желании я не могу помочь вам найти девочку, потому что ничего не знаю…
На этот раз он спокойно возразил.
– Ты знаешь больше, чем сама думаешь.
Слезы закончились, оставив после себя отупляющую боль и опустошение, полный вакуум мыслей и чувств.
– Что вы имеете в виду?
Без интереса спросила она.
– Ни так уж и много. Просто расскажи все что тебе о них известно. Абсолютно все. Возможно в твоих воспоминаниях и будет ключ к спасению ребенка. Этим займутся наши специалисты.
Она устало кивнула и начала рассказ, равнодушно наблюдая как он достал из ящика стола диктофон и включив его, поставил перед ней. Она постаралась вспомнить все, что могло иметь значение, все слова, места, фразы, события, взгляды, действия, каждую мелочь, которая могла привести следователей к пленникам. Ее голос звучал глухо, а речь то и дело прерывалась приступами душившего ее отчаяния, но каждый раз ей каким то образом удавалось взять себя в руки и продолжать рассказ. Он молча слушал, не перебивая ее и не задавая больше вопросов, а когда она закончила, кивнул, выключив диктофон.
– Молодец. Ты сделала правильный выбор.
Она ничего не ответила, но когда за ней пришел надзератель, чтобы отвести обратно в камеру, она обернулась
