Желание зверя 2 (СИ) - Любимова Юлия

Действительно недалеко. Даже из Лоусона выезжать не пришлось. И, по-видимому, нашей целью было городское кладбище, потому что стояли мы прямо у его ворот.

– Знал бы я, что ждёт меня впереди, ведь Мишель никогда не отказывается от своих целей и, надо признать, всегда добивается своего. Добилась и со мной. Какими средствами, сейчас покажу.

Глава 20. Эмили Клер Доу

Покажет? На кладбище?

Я наблюдала, как Зейн, покинув машину, обошёл её спереди, чтобы открыть передо мною дверь. В ответ на его предложенную руку свою я протянула не сразу.

Городское кладбище было старинным и небольшим – расширяться в черте города было уже некуда. Когда-то давно здесь была самая окраина Лоусона, а сегодня – всего лишь один из многочисленных спальных районов. Провожали в последний путь тут давно уже только членов именитых столичных семейств, у которых были свои фамильные склепы. У Доу он тоже имелся, но, честно говоря, я даже не помнила в какой стороне – мои родители покоились не здесь. Последним, кого из нашего семейства хоронили на этом кладбище, был, наверное, брат Лилиан. Тот самый маг, благодаря чьим магическим опытам наш родовой особняк поменял свой внешний облик таким странным образом. Я была в те времена совсем малышкой и, кроме толпы народа и своей усталости тогда, мало что запомнила.

Территория кладбища была местной достопримечательностью и больше походила на парк из-за своей буйной и разнообразной растительности – находилось довольно много любителей проводить здесь своё время за молчаливым созерцанием надгробий в размышлениях о бренности нашего такого несовершенного мира.

Ничего пугающего и отталкивающего ни в усыпальницах, ни в самом этом месте не было -всё вполне ухоженное и спокойное. Днём. В сгущающихся же сумерках, в отбрасываемых магическими фонарями тенях, когда и привычные-то вещи выглядели несколько иначе, окружающее невольно напрягало, заставляя задаваться одним единственным вопросом: что мы тут делаем?

Соскочив с высокой подножки, непроизвольно сильнее вцепилась в руку Зейна, качнувшись на своих высоченных каблуках. Он принял это за сигнал и уже не отпустил мою холодную ладошку из своей такой большой, тёплой и надёжной.

Боги! Мы просто держимся за руки, а мне уже так хорошо! До дрожи. Или эта дрожь от волнения? Какое счастье, что сейчас всё можно списать именно на него и вечернюю прохладу!

Закрывая машину, Зейн потянул меня за собой, направляясь к воротам, уже прикрытым на ночь. Всё-таки кладбище. Была надежда, что тут мы только машину оставим, а целью поездки станет, например, один из ряда домов напротив этого самого места.

– Нам точно сюда?

Спросила только затем, чтобы нарушить окружавшую нас вязкую тишину.

– Не бойся, – и Зейн сжал мою руку чуть сильнее.

Я ничего не ответила.

Нет, я не боялась. Нервничала, была заинтригована – да. Но не напугана. Пока. Зейн снова бережно сжал мою ладонь в ответ на молчание, но я, изловчившись, всё же высвободила её из его захвата, когда мы входили на территорию через небольшую калитку возле сторожки, и нам вольно-невольно пришлось разделиться. Мне так спокойнее.

Маленький домик светился одиноким оконцем, из которого на нас с нескрываемым интересом поглядывал местный сторож. Спрашивать и даже выходить наружу тот не стал – по-видимому впечатлился нашим с Ривендором респектабельным видом: Зейн в костюме с иголочки, и я практически в вечернем платье. Оба, кстати, полностью в чёрном. Кто нас знает, может мы опоздавшие на какую-нибудь дневную панихиду.

Да и кто другой, кроме скорбящих родственников, потащится сюда на ночь глядя?

По центральной, асфальтированной алее мы прошли совсем немного, практически сразу сворачивая налево и дальше уже углубляясь по одной из многочисленных боковых тропинок. Фонари здесь в отличие от главной аллеи светили редкие и тусклые, а сама узкая дорожка, петлявшая мимо старинных надгробий, полустёртые надписи на которых и днём-то читались с трудом, как и все остальные, была щедро посыпанна мелкой гранитной крошкой – самое то для моих шпилек! Поэтому теперь я нисколько не возражала, когда Зейн снова подхватил меня под руку, поддерживая, и сама вцепилась в его предплечье, изо всех сил стараясь не сильно спотыкаться.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Из-за ограниченности пространства я была почти припечатана к его боку, но никаких романтических эмоций в связи с этим уже не испытывала. Всё-таки не то место и время. Чувствовала только напряжёную целеустремлённость Зейна. К счастью, идти пришлось недалеко, до ближайшего ряда огромных на фоне скромной территории самого кладбища усыпальниц.

Помпезно, броско и богато. Даже фонари здесь светили не в пример ярче. Мы остановились около чугунной ограды одной из них – из чёрного мрамора с узнаваемым гербом над массивной кованой дверью. Фамильный склеп Ривендоров – он тоже был здесь, в этом привилегированном ряду. По другому и быть не могло: Ривендоры – древний и уважаемый род оборотней.

Ночь, кладбище, могилы... Для пущей атмосферы только свет фонаря мешал. Как посещение семейной усыпальницы сможет объяснить мне отношения Зейна с бывшей женой? Я честно не понимала.

Зейн потянул за дверную ручку, и мне почему-то почудился натужный скрип, который в моём представлении должен был бы обязательно сейчас прозвучать, но дверь, к удивлению, поддалась легко и бесшумно.

"Зачарованная!" – Поняла я мгновение спустя. Спокойно открыть и войти внутрь усыпальницы без магического ключа могли только представители рода.

Что за средства, благодаря которым Мишель добилась-таки своего, и Зейн женился на ней, скрывались там, внутри?

Мысли, сменявшие друг друга, были одна другой безумней. Кто-то же в конечном итоге умер? Иначе, что бы мы тут делали? Ну, не компрометирующие же документы они хранят в фамильном склепе, в самом-то деле?

Даже не знаю, что я ожидала увидеть и почувствовать, попав внутрь склепа – не каждый же день гуляю по таким местам. Наверное, тёмное и тесное пространство и сжатый воздух с запахом сырости и явным привкусом плесени. Почему предвкушение было именно таким, объяснить толком не могла. Книг начиталась? А, может, просто, потому что мы пришли сюда уже практически ночью? Скорее всего. Но шагнув следом за Зейном, была успокоена и даже удивлена: мигнув, зажглись сразу несколько магических светильников, стилизованных под факелы, освещая вполне живенькое помещение, если это определение можно было применить к такому месту.

Никаких гробов, вековой пыли и висящей тут и там паутины. Да-да, всё это безобразие моё живое воображение перед этим рисовало тоже. Спускаясь на пару имевшихся здесь ступенек вниз за Зейном, я рассматривала ровные стены, со всех сторон сплошь от пола до самого арочного потолка увешанные широкими медными табличками, на каждой из которых красовалась фамильная надпись.

Да, род Ривендоров, и в самом деле, был очень древним!

В центре возвышался небольшой мраморный постамент с мраморным же вазоном. Букет в нём давно уже завял, но всё же говорил о том, что это место посещали чаще, чем раз в год.

– Знаешь, есть некоторые вещи, которых ты никогда не ожидаешь от близких людей. И не важно, родственник это или человек, с которым у тебя были длительные личные отношения. Даже понимая, что этот человек представляет из себя на самом деле, ты упорно продолжаешь считать, что именно с тобой он будет соблюдать хоть какие-то нормы приличия.

Когда Зейн заговорил, внутри меня что-то дрогнуло. Его голос в небольшом помещении звучал набатом и, казалось, заполнял всё это замкнутое пространство вокруг нас, касаясь меня почти осязаемо, проникая в самую душу. Он говорил со мной, но словно не для меня. Так порой проговаривают вслух что-то важное для себя.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Застыв, я только и могла, что слушать. Понимала – Зейн сейчас говорил о Мишель.

– Она никогда и ни перед чем не останавливалась и ждать не любила. Ей нужно было всё и сейчас. Требовалось нарушить правила или даже закон? Не задумываясь, нарушала, если это сулило выгоду лично ей. А моральная сторона поступков её и подавно никогда не интересовала. Себя она всегда считала кем-то исключительным. Высшей кастой. Той, кому было всё дозволено, а все вокруг обязаны.