Пояс жизни - Игорь Забелин

Денни Уилкинс бежал с рудника, постаравшись не оставить после себя никаких следов. Черт возьми! Он не собирался начинать с убийства и даже испытывал нечто вроде жалости к Дерюгину. Наверное, это был неплохой парень, и дернуло же его подвернуться! Если бы не эта дурацкая случайность, они дня через два сидели бы вместе у костра и рассуждали о звездах. Денни Уилкинс даже не стал прятать труп Дерюгина — пусть его похоронят как следует. Парень, наверное, мечтал о космосе или еще о чем-нибудь. И не успел растерять свои мечты! У него, у Денни Уилкинса, будет иначе: он давно утратил все мечты, все иллюзии, еще когда голодным мальчишкой бродил по рабочим кварталам Детройта. А потом разведшкола. Там умеют вышибать из людей иллюзии. Ну и черт с ними, с иллюзиями! Без них, как и вообще без всяких фантазий, легче живется на свете. На жизнь нужно смотреть просто и не очень-то задумываться над ее сущностью… Вот. А парня все-таки жалко. Скверно получилось. Может быть, у него были друзья или даже девушка, например та, худенькая с большими глазами. Впрочем… Девчонка — это Денни Уилкинс понимал, — с девчонкой приятно побыть недолго. А вот всякие так называемые друзья… Нет, весь жизненный опыт Денни Уилкинса убеждал его, что дружба, товарищество — все это до той роковой черты, на которой решается вопрос: быть или не быть. Уж он-то знает! Может, раньше и было по-другому, но теперь… Нет, его не проведешь! Если он не спасет себя, никто его не спасет. А он спасет себя, его не поймают. Он выполнит задание шефа, потому что не выполнить нельзя — все равно крышка будет. Он выполнит. А парня того все-таки жаль…

Денни Уилкинс шел весь остаток дня. Шел ночью. Ночью дорога кажется длиннее, вероятно потому, что темнота скрадывает детали местности и глаз не замечает смену их. К утру он прошел километров семьдесят, но продолжал идти. Теперь он уже ни о чем не думал; в пустой, но очень тяжелой голове билась одна-единственная крохотная мысль: «Дойти!» Мускулы ног одеревенели, утратив эластичность, и на всякое движение каждый из них отзывался тугой мучительной болью. В полдень Денни Уилкинс не выдержал и лег, зарывшись в валежник. Он проспал три часа. На следующий день он добрался до Кызыла и с первым рейсовым самолетом улетел в Москву.

На базе экспедиции после отлета Батыгина все занялись своими делами. О Дерюгине долго никто не вспоминал. Одна Светлана немножко беспокоилась и иногда посматривала на сопку: она привыкла видеть Дерюгина все время рядом. Впрочем, ее отвлекал Виктор, которого как будто устраивало, что Дерюгина нет и можно побыть вдвоем со Светланой. Виктор определенно нравился ей, и она с интересом слушала его рассказы и наблюдала за ним. Когда он очень увлекался, Светлана хмурилась, делая вид, что сердится, но, видя, как смущается Виктор, едва удерживалась, чтобы не засмеяться. Иногда к ним подходила Надя, подруга Светланы, голубоглазая, с пышными золотистыми волосами, а следом за Надей — юный Костик, тот, что приехал на рудник вместе с Травиным. Надя говорила, что он бегает за ней «хвостиком», а Костик обижался, втягивал голову в плечи и приглаживал хохолок на затылке; когда Костик сердился, хохолок топорщился, и он знал об этом.

Но в конце концов Светлана забеспокоилась.

— Где Юра? — спрашивала она у всех. — Вы не видали Юру?

— Соскучилась? — подсмеивались над ней. — Найдется!

Но забеспокоился и Травин.

— В самом деле, все в сборе, а его нет. Кто видел Дерюгина последним?

Во время проводов Батыгина его видели все, но куда он делся потом — никто не знал…

— Придется поискать, — распорядился Травин. — Уже темнеет.

Костик решил пойти вверх по сопке, до самой вершины. Он шел и думал, куда бы это мог запропаститься Дерюгин, и собирал голубику: она уже созрела, и он кушал голубику с большим удовольствием. И справа и слева от Костика шли другие сотрудники экспедиции. Поднявшись на вершину, Костик увидел, что все начали спускаться по противоположному склону, а он забрался выше всех и теперь отстал. Он заспешил: придерживаясь руками за деревья, поскакал вниз, все примеряясь, догнал или не догнал других. Толстый слой моха вдруг поехал у него под ногами. Костик, издав протяжный вопль, кубарем скатился вниз и шлепнулся на землю у входа в штольню. Сначала Костик заметил лишь черную дыру, от которой веяло сыростью и холодом; он вскочил, намереваясь как можно скорее убраться от нее подальше, и увидел Дерюгина. Тот лежал навзничь, запрокинув голову, и открытые остекленевшие глаза его, не мигая, смотрели вверх, на пепельно-розоватое небо, на рдеющие в предзакатных лучах облачка, на первую вечернюю звезду — зеленоватую, большую, уже мерцавшую на западе. Нижняя челюсть Костика непроизвольно опустилась, он, как во сне, хотел крикнуть и не мог; он смотрел в глаза Дерюгину и видел в них неподвижные светлые блики отраженного неба. Потом он бросился бежать. Он бежал со всех ног и все хотел крикнуть, но не мог, и ему казалось, что вот-вот с ним тоже что-нибудь случится и он, Костик, упадет и будет лежать так же, как лежит Дерюгин. Он чуть было не налетел на Травина, и тот схватил его за плечо.

— Что с тобой?

Костик отчаянно рванулся, но Травин не разжал руки.

— Да стой же!

— Там, — прошептал Костик, и серое лицо его исказилось гримасой боли и удивления. — Юра там. Дерюгин.

… И вот все стояли у черного входа в штольню, смотрели на бледное не по-земному, чуть тронутое синевой лицо Дерюгина, с которого вдруг исчезли все веснушки, и не верили случившемуся. Светлана стояла тут же и молча строго смотрела на Дерюгина.

Виктор первым наклонился над телом и взял Дерюгина за холодные твердые плечи.

— Помогите, — почти сердито сказал он. — Ну! Помогите же.

Виктор долго не решался подойти к Светлане, знал, что надо подойти, но не решался и сам не мог понять почему. Словно был виноват перед ней… Или потому, что любил ее?.. Он впервые так определенно подумал об этом, и ему сделалось страшно. Да, он, конечно, глупо вел себя; она любила Дерюгина, а он ревновал. Как это глупо!.. Если бы можно было все вернуть, он вел бы себя совсем, совсем иначе. Он не позволил бы себе полюбить ее, он никогда бы не заговорил с ней!.. А разве имеет он право любить Светлану теперь, после того, как внезапно умер от паралича сердца, как определил врач, Юра Дерюгин?.. Нет, конечно, не имеет права, он не смеет любить ее, но не может не любить! Как бы хотелось ему сделать что-нибудь такое, что помогло бы Светлане пережить горе!..

Он видел ее из окна. Она сидела на старом прогнившем бревне — труха почти высыпалась из него, но верхний, прокаленный на солнце серый слой древесины еще держался. Светлана набирала полные горсти бурой трухи и подбрасывала ее; крупные куски падали на землю, а пыль уносил ветер.