Любовь без слов (сборник) - Наталья Нестерова

– Егор, я выжидала, но раз ты не спишь и все тебя дергают, то и я на минуточку.

Теща! Примостилась на краю постели, плед поправляет, заботливо приговаривает:

– Нет тебе, бедному, покоя ни днем, ни ночью.

«Если вы такая жалостливая, какого лешего мне спать не даете?» – подумал Егор.

– Одно слово – хозяин, – продолжала причитать теща. – Без тебя мы как без рук, ты рассудишь, за тобой последнее решение.

«Враки! Сами все двадцать раз перетрете, придете к выводу, с которого вас не столкнешь, а потом делаете вид, что советуетесь, что готовы поступить, как я предложу. Ни черта не готовы! Вам нужно мое одобрение, а не решение! Я у вас вроде свадебного генерала, от которого требуется почетное присутствие». – Егор понимал, что мысли его злы и несправедливы. Но на справедливость, как и на обсуждение проблем, с которыми приперлась теща, он был не способен. Испортила чудный сон про любовницу!

– Что вы хотели, Тамара Геннадьевна? – спросил он, даже не пытаясь скрыть голосом раздражение. Помнил слова мамы, что теща оттирает внуков от его родителей.

В оттенках интонаций теща не разбиралась, для нее всегда главным было донести свою мысль. Навязчивая идея зудела в ней как чесоточный клещ.

– Егор, я не одобряю, если твои мама с папой поменяют квартиру. По себе знаю, каково это срываться с насиженного места. Но мы могли бы найти им квартиру поближе к нам, чтобы присматривать, и вообще было бы легче.

Эта была ее ораторская манера: «нет, но да», или: «нет, хотя с другой стороны». Мы, конечно, отклоним приглашение Толкуновых прийти к ним на юбилей свадьбы. После того как они сказали, что тараканы поползли по подъезду из нашей кладовки! У меня в кладовке никогда не было продуктов! Там лежали только старые вещи, лыжи, коньки, велосипеды и прочие несъедобные предметы. А у самих Толкуновых кладовка была забита мешками с крупами, сахаром и мукой. Мне Лиля сама хвасталась. Так чьи же тараканы? Впрочем, это дело прошлое. Их сын связался с дурной компанией, родители глубоко переживают. Лиля места себе не находит, Юра посерел лицом. Празднование юбилея для них – глоток чистого воздуха в смысле положительных эмоций. И если старые друзья-соседи не придут, праздник будет отравлен…

Таких «нет, но да…» – Егор за годы брака наслышался. Поначалу пытался объективно с тещей обсуждать, что весомее – «нет» или «да»? Потом понял – у нее ответ уже имеется. Нужно только помотать зятю нервы, чтобы он пришел к ее решению, снял с нее ответственность.

Есть французская поговорка: «Чего хочет женщина, того хочет бог». Великий Фрейд на закате своей врачебной практики, когда ему все уже было по барабану, когда честолюбие сдулось, и он был ближе к небу, чем к земле, признался, говоря о женщинах: «Я так и не понял, чего им надо». Казалось бы: женщина, скажи просто и ясно, чего тебе надо? Дорогая, любимая, единственная, поговори со мной на человеческом языке!

Фигу!

Они все время чего-то требуют, но не говорят, чего хотят на самом деле. По статистике большинство женщин не получают сексуального удовлетворения, не потому что фригидны, а потому что не говорят, как им нравится. Этакие партизанки в постели.

Французы со своим: «женщина что бог» – ловкачи, политесно выкрутились, подняв женщин до небес. Чего хочет бог, никому не известно. Пусть женщины желают, мы на них помолимся и продолжим заниматься своими делами. Состарившегося Зигмунда Фрейда, который «не понял», наверняка подмывало сказать: «Да пошли вы, бабы, к чертовой матери со своими закидонами!» Великий психиатр благоразумно не докончил фразы. Правильно сделал, ему же, то бишь его учению, в веках пребывать.

«Теща, Фрейд, – думал Егор, – чего только не лезет в башку. Но я славно мыслил! Или мне только кажется?»

Его глаза были приоткрыты, он смотрел на Тамару Геннадьевну, которая шевелила губами и сдержанно жестикулировала, о чем-то вещала, полагая, что зять ей внимает. А он пребывал между сном и явью, завис как кукла-марионетка, чей кукольник-управляющий отвлекся, чтобы сделать пару-другую затяжек табака.

Мозг, сознание! Величайшая загадка. Если бы Егор мог выбирать, если бы он не женился, не нарожал детей, не влез в долги с квартирой, если бы он был одиноким скопцом, он посвятил бы себя изучению функций мозга и влиянию его участков на сознание. По мере сил и возможностей Егор и сейчас следил за открытиями в этой области. Ловил себя на том, что пошло радуется, когда ученые, разводя руками, скромно признавались в бессилии объяснить какой-нибудь феномен.

Егор в полудреме как бы говорил с Вась-Васичем:

– В науке важен принцип повторяемости экспериментов и их количественное совпадение. Это основа для гипотезы, для исследования, для последующего лечения. Например, коленный рефлекс. Ты сидишь на стуле, нога на ногу, я тебя легонько бью молоточком или ребром ладони под коленной чашечкой. Что происходит?

– Я дрыгаю ногой, – отвечает Вась-Васич.

– Верно, потому что там проходит сухожилие четырехглавой мышцы бедра. В норме мышца сокращается и голень летит вверх. А если не летит, значит, какое-то заболевание головного или спинного мозга. Бывает, напротив, нога так подскакивает, что держись. Мне однажды мужик, когда я у него проверял коленный рефлекс, так заехал по морде, чуть челюсть не свернул. У мужика сухотка спинного мозга была. Мы про что говорили?

– Про мозги.

– Мозги у курицы, а мы говорили про мозг – фантастический орган, работа которого не подпадает под известные научные правила и принципы.

– Не будь у тебя семейства, живи ты в столице, обязательно занялся бы изучением структур мозга. За любые деньги или даже без оных.

Реальный Вась-Васич подобную фразу произнести не мог. Во-первых, он не знал о загубленных мечтах Егора. Во-вторых, «структуры мозга» и «оные» – не его лексика. Но во сне Вась-Васич имел право выражаться, как Егору угодно.

– Как угодно, конечно, твои родители могут поступить, – талдычила теща. – Мы согласимся на любой вариант. Но, боюсь, в их сердце поселится угрызение: могли помочь сыну и не помогли. По себе знаю, как это бывает неприятно.

«Ничего вы не знаете! После того, как подарили нам квартиру, ваше сердце забетонировано, надежно защищено от любых упреков», – мысленно съехидничал Егор.

Угрызения совести и жестокие будни, мухи и котлеты, наука и практика… Как в его работе на «Скорой». Везешь в больницу пациента с классическим воспалением аппендикса, до разрыва кишки еще добрые сутки, чутье подсказывает. А дежурный хирург во время операции напортачил и в документах написал про обширный перитонит. И ты врешь – подтверждаешь, потому что тебе в эту больницу еще возить и возить, портить отношения – не себе вредить, а пациентам. Но человек-то умер! Чистая наука заманчиво прекрасна в отличие от суровой практики.

Что там теща моросит? Не слышу, да и неважно. Они задумали машину новую купить. С маленьким пробегом. Забавно: Надюша освоила про пробеги. Ей очень хочется новый автомобиль. Почему никто и никогда не спросил меня, чего мне хочется? Женщины, они такие – всегда знают, чего мужику хочется.

Состояние любопытное. Я мыслю здраво, логично, нахожу аналогии. Или все это бред? Мои мышцы – кисель, окутавший скелет. Я не смог бы поднять и пылинки. Я – футуристический мозг, которому не требуется тело, как в фантастических романах. Тысячу лет не читал фантастику, хотя ее обожаю. «Егор, ты почитаешь детям?» «Кароеды, у нас сегодня Маршак или Чуковский?» Я читаю детям… Стоп! Не завирайся! Ты детям давно не читаешь, не чего на них пенять. Про что я? Где я? Словно летаю по вселенной в маленькой капсуле, посещаю галактики, проваливаюсь в черные дыры…

– …в черную дыру, – услышал Егор голос тещи.

– Что? – переспросил он.

– Я говорю, в долги влезать, как в черную дыру проваливаться.

Вряд ли Тамара Геннадьевна имела понятие о космических черных дырах. Скорее всего, она имела в виду бездонные глубокие колодцы, уходящие в страшную глубь земли.

– Чего вы от меня хотите? – спросил Егор, не пытаясь скрыть усталость и раздражение в голосе. – Конкретно?

– Так я же говорю, – растерялась и приготовилась обижаться теща, – надо обсудить…

– Я сейчас похож на человека, который может и способен что-то обсуждать?

– Да ты как обычно… ты же всегда… Просто скажи, что ты думаешь!

«Я думаю о том, как славно было бы завести любовницу. – Егор нахально перевернулся на бок и оказался к Тамаре Геннадьевне спиной. – Сын заведет собаку, а я любовницу. Собаку надо выгуливать два раза в день, а любовницу гораздо реже. Какой она будет? Тихой, улыбчивой… Я обожаю женщин, взирающих на мир с милой улыбкой, а мымр, у которых уголки губ опущены и выражение вечной претензии на физиономии, ненавижу. Надо будет ей обязательно сделать прививки. Кому? Щенку, осел, а не любовнице! Я буду приходить к ней с цветами, с изящным маленьким букетиком, а не с пошлым веником из роз, приносить маленькие подарочки. Надюша обожала маленькие подарочки, рыскала у меня по карманам: где сюпризик? – она так говорила «сюпризик» – я знаю, что ты принес! Как славно у нас все начиналось, да и сейчас по большому счету… Однако не хватает… чего-то не хватает или, напротив, много лишнего… Про жену потом, сейчас про любовницу. Она будет встречать меня у порога, радостно прыгать, стремясь достать лицо и лизнуть меня в нос… Нет, товарищ подсознание, так нельзя! Какого лешего ты смешиваешь чудную улыбчивую женщину в пеньюаре с игривым щенком? Чего-чего? Мне сейчас не нужен эротический сон, требуется мягкая релаксация, а ты бурлишь как забытый бульон, не даешь заснуть.