Куда заводит страсть - Лиза Клейпас

Он резко поднял голову, и волосы цвета темного янтаря упали ему на лоб. Он поправил их и с удивлением посмотрел на Розали. Какая-то тревога была в его темных глазах, сменившаяся внезапно острым интересом. Проследив за его взглядом, Розали торопливо запахнула пеньюар, пеняв, что тонкая ткань ночной рубашки почти прозрачная, и тело ее отчетливо вырисовывается в ярком солнечном свете.

Она молча села у стола, целомудренно придерживая полы пеньюара. И вдруг покраснела от мысли, что много раз уже думала о том утре, когда Рэнд прикасался к ней.

Какое тепло исходило от него и какие сильные были у него руки! Когда яркий свет бросал золотые блики на его волосы, ей невольно хотелось прикоснуться к ним, сияющим, как темно-янтарный шелк. Сначала она пугалась этих мыслей, но потом постепенно привыкла к ним.

– У тебя плохие новости? – спросила Розали.

– Вовсе нет, – ответил он, и, хотя слова его прозвучали достаточно убедительно, что-то "в его голосе говорило об обратном.

– Нет-нет, новости очень хорошие. Я получил от графа разрешение уладить по своему усмотрению одно важное дело.

– Да? – спросила Розали, как бы поощряя его к дальнейшему рассказу.

Рэнд улыбнулся.

– Ты, вероятно, хочешь узнать все сразу, – мягко произнес он.

– Мне интересно, – призналась Розали. – А разве тебе не хочется поделиться хорошей новостью?

Ее взгляд был таким умоляющим, что Рэнд наконец смягчился.

– Я хочу продать кое-какую недвижимость, принадлежащую нам здесь, во Франции, – земли д'Анжу. Большинство их было поделено и отдано в аренду. А сейчас я хочу продать все. Но получить согласие графа было очень сложно.

– Почему?

– Потому что эта земля принадлежала моей матери Элен Маргарэт. Она была дочерью маркиза д'Анжу, последнего в этом роду. Когда она умерла, нас ничто уже не связывало с д'Анжу, но граф настоял, чтобы земли были сохранены. Он считал, что это семейный долг. – Рэнд мрачно улыбнулся.

– А ты не хотел этого?

– Разумеется, эти земли висят камнем на моей шее.

– О! – Розали нахмурилась, увидев, как потемнело лицо Рэнда, и решила сменить тему. – Значит, ты наполовину француз?

Рэнд утвердительно кивнул, и Розали улыбнулась.

– Я догадывалась об этом, ведь у тебя просто идеальное произношение.

– Моя мать говорила по-французски гораздо чаще, чем по-английски.

Розали задумчиво смотрела на него. Его поведение казалось ей весьма странным. Минуту назад он был весел и беззаботен, сейчас же – задумчив и сдержан. Что беспокоило его? О чем он думал? И почему вопрос о собственности его матери так волновал его?

– Ты любил свою мать? – спросила Розали.

Рэнд пожал плечами.

– Я мало знал ее.

– Наверное, она умерла, когда ты был ребенком?

– Нет. – Он вздохнул. – Просто она почти не видела нас с братом. Они с отцом жили в Лондоне, а я и Коллин воспитывались в Варвике, под присмотром слуг и нянек.

Мы почти не видели там приличного общества.

– Ах, вот откуда у тебя такие манеры! – задумчиво произнесла Розали.

Рэнд бросил на нее быстрый взгляд, но, поняв, что это шутка, улыбнулся. И Розали зачарованно смотрела на его лицо и улыбку, и ей казалось, что она могла бы смотреть так весь день, не отрываясь. С некоторым усилием она продолжила разговор.

– Твоей матери больше нравилось жить в Лондоне, чем с тобой? – спросила она. Было что-то неестественное в отказе женщины самой воспитывать своих детей.

Впрочем, это случалось довольно часто, когда отпрыски знатных семей отдавались под присмотр многочисленных гувернанток и слуг.

– Конечно, мне было лучше здесь, с ней, и лучше, когда отец жил в Лондоне, но он переехал в Варвик, когда мне было десять лет.

– Он хотел быть…

– Дело в том, что он ужасно страдал от подагры – даже прикосновение простыни причиняло ему невыносимую боль. Поэтому он начал пить.

– Ах, вот откуда твое отвращение к вину! – сказала Розали, удивляясь, что Рэнд все больше мрачнел, отвечая на ее расспросы. – Я никогда не видела, чтобы ты выпил больше одного глотка вина…

– Знаешь, что я заметил, – уклонившись от ответа, сказал Рэнд. Его глаза сейчас были совсем янтарными в ярком свете солнца. – Ты слишком прямолинейна. Для меня это непривычно.

В его представлении такой беззастенчивой откровенностью могли обладать или проститутки, смотревшие на мужчину с бесстыдством продажной женщины, или совсем маленькие девочки, не овладевшие еще искусством обольщения.

Розали покраснела и опустила глаза.

– Я знаю. Воспитанные девушки не должны поступать так.

– Да.

– Но почему ты пытаешься уйти от ответа? – настойчиво спросила она.

Их глаза встретились, ее – удивленные, вопрошающие, его – какие-то непостижимо-бездонные.

Неожиданно Розали почувствовала, что в своем вопросе она невольно коснулась чего-то очень важного для него, что он хотел бы от нее скрыть, и во что бы то ни стало решила узнать его тайну.

– Тебе будет неинтересно, – уклончиво ответил Рэнд.

– Неужели тебя так волнует мое мнение? – чуть насмешливо проговорила Розали.

Она поняла, что Рэнд не любит говорить о себе, но ей так хотелось подразнить его!

– Ты, вероятно, ждешь рассказа в стиле Браммеля, – с мрачной улыбкой проговорил он. – Но все, что я могу предложить, это ничем не примечательные воспоминания детства, к тому же достаточно тяжелые. Тебе будет скучно слушать их.

– Ты не удивишь меня грустными рассказами!

Услышав вызов в ее голосе, Рэнд вдруг почувствовал непреодолимое желание излить ей душу, шокировать ее, сорвать покровы со своих ран и увидеть ее отвращение к себе.

– Ты хочешь знать, почему я не пью? – почти весело проговорил он. – Так вот – я, пил когда-то, и очень сильно. Когда я был еще ребенком какой-то шарлатан сказал моему отцу, что красное вино излечивает подагру и предотвращает болезнь, если она еще не началась. Этого было достаточно, чтобы укрепить его привычку к пьянству. Ко всему прочему он вдруг начал "заботиться" обо мне. По-моему, ему было просто скучно. Когда его боль затихала, он становился несносен. Однажды отец настиг меня в библиотеке, в его руках была бутылка вина. – Рэнд помолчал немного. – Он заставил меня отпить глоток, потом просто вылил оставшееся мне в горло. Я сопротивлялся, но он был сильнее, я не мог с ним справиться. Затем это стало повторяться ежедневно, как только боль отпускала его. Я благодарил Бога, когда она наконец возвращалась к нему.

Подобная участь ожидала и Коллина…

Сердце Розали сжалось при виде страданий, которые он испытывал от презрения к себе.