Четыре стихии. Том 1. Небесные острова - Никита Андреевич Панов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я читал книги, – признался Гам.
– Вот это да! – восхитилась фея, продолжая разглядывать каждое слово, каждую букву в большой книге природы. Один раз она даже взлетела просто от этого и закрутила своё воздушное сальто.
– Мне каждый мой день рождения мои родители дарили книгу от каждого из них, которую я с удовольствием читал.
– Сколько тебе лет исполнилось в этом году? – ещё раз, выходя из своей темы, спросила Облачка Гама, уже затем закрыв своим волшебством книгу стихий.
– Двенадцать мне, – ответил он, думая, что это только для малейшего любопытства феи узнать о нём побольше, – А что?
– Значит, твоя последняя прочтённая книга – двенадцатая по счёту?
– Нет, вовсе, – заявил Гам, – двадцать четвёртая. Мне для чтения дарят только родители по одной книги, причём от папы и мамы вместе, каждого из них, я же ведь уже сказал.
– Дай угадать, последняя прочитанная книга за лето в этом году была о фантастических существах мира?
– Да, как ты угадала? – удивился он.
– Интуиция ну и немного твоё написание слов, – указала Облачка на его почерк в открытой ей книге стихий, в которой находились лишь некоторые, но смешные ошибки в его правописании. Заглянув туда в книгу природы, они были оба поражены смехом от таких быстро написанных Гамом слов: «Свободовлюбивые», «пушичтой глади», «полтара метра», «наносёт», «сандали», «любови» и другие, которые оставались незамеченными двенадцатилетним мальчиком из-за его невнимательности и скорости его написания, хотя он и знал очень хорошо и крепко правила русского языка. От увиденной орфограммы, они одним разом расхохотались, посмотрев друг на друга в глаза.
Их смех по поводу тех некоторых ошибок, которые всё же были исправлены Гамом, продолжался целую минуту. Обменявшись своими взглядами, черноволосый мальчик, всё-таки сумевший отдаться от этого хохота первым, спросил фею:
– А, серьёзно, что за сияния светились в книге стихий?
– Сейчас объясню, – не переставала отходить от таких ошибок Облачка, – Я долго ещё так не смеялась в жизни. Ха-ха-ха. Никогда даже не видела таких ошибок, ещё смешнее моих.
Подлетевший к ним на Коньке-Горбунке, Иванушка весело поддерживал такое событие, и сказал, что даже он делал всякие свои глупости, как на уроках, так и в жизни. Он напомнил им одну свою историю о том, как однажды он чуть ли не лишился собственной головы из-за найденного им пера жар-птицы в лесу. Эту и другие его приключения хорошо знают по сказки Ершова, даже Гам тоже его читал и никак не смел, отрицать того, что даже опытные учителя тоже допускали ошибки, правда, они в тайне скрывали это, не желая, конечно же, оказаться в составе глупых людей. Это касалось и касается также многих других взрослых людей и членов семьи тоже.
В конце концов, они выдохлись и успокоились, и Облачка стала объяснять Гаму эти необычные и загадочные свечения и горения в их заветной книге.
– Все эти свечения, – начала феечка воздуха, – обусловлены не твоими допустимыми ошибками в правописании слов, а тем, что ты пишешь тайную правду о нас. Твоё заигравшееся воображение и знание из прочитанных тобою книг дало начало сознанию в книге стихий, тем самым твои написанные слова были, и будут преобразовываться в энергию стихий. Ею мы снабдим все четыре магические, природные алтари и посох стихий. Теперь ты уже стал наглядно видеть, как это происходит и почему так важна нам она. Со временем ты узнаешь ещё многое об этом, когда четверть книги будет заполнено твоими же словами. Она нас, всех жителей-зверей, поддерживает, не только гармонию природы нашего мира.
Родос ни на кого не обращал внимания и даже не приподнимал свои взоры на друзей, что нельзя было сказать о своём дневнике, в который он, всякий раз, был полно поглощён. Там он, помимо своих записанных событий в хронологии, писал и сочинял в одиночестве, как обычно в прошлые разы, стихотворения. Последним среди них было не доконченное только одно. Оно повествовало о том, как звери и птицы, лесные жители потеряли свой единственный в дикой природе дом, большой лес, который был жестоко вырублен и разрушен злыми и расточительными чудовищами. Но в этом была лишь одна большая гвоздь событий, где найти героя, который бы смог вернуть им родной дом и городок. Ведь многие там животные даже крупные боялись подходить слишком близко к своим заклятым врагам, да и то их незначительная шалость приводила к их серьёзной опасности. Над этим летописец работал и думал целый год, но прозрение и вдохновение никак к нему не приходило. Было очень печально по поводу этого и жалко его, в особенности такого молодого дитя, мальчика.
Не успев ничего придумать, когда его друзья неожиданно к вечеру позвали на ужин, уныло произнёс:
– Эх, что со мной не так? Ведь неужели я такой, любящий поэмы и рассказывать всем разные истории, получаюсь таким скучным и неинтересным, а свои произведения искусства никак не могу воссоздать. Ко мне даже воздушная муза вовсе не прилетает.
Уложив свои вещи и ежедневник в свой рюкзак, Гам уже полным голосом стал звать его:
– Родос, иди к нам, а то мы без тебя начнём пирожковую трапезу.
Перед тем, как он подошёл к ним сидячим на материи, он помолился и воздел свои руки на небесное светило, а потом, отчаянно вздохнув, пришёл к двум друзьям.
Собравшиеся вместе, они начали поедание своих, уложенных и завёрнутых пирожков в специальную сумку из ранца, испивая при этом с ними водой, из приготовленной в пути бутылки Гамом. Их короткий ужин, на который они пригласили спутника Ивана и его длинноухого Конька-Горбунка, и те согласились, шёл в момент солнечного заката.
Огромная, огненная и красная, как малина, колесо Ярила, скрываясь за горизонтом слоя туч, закатилось уже в тот период времени, когда Гам, Облачка, Родос и Иван, всё ещё сидя на своём скакунке, давно отправились на боковую.
А пегасы, которые помогали им достигнуть волшебного леса, держа крепко их, спящих лёжа на прочной ткани, мимолётно ночью всё летели и тянулись вперёд.
Глава 10.
«В чертогах злого колдуна Энстрепия»
Да, той ночью, когда уже давно миновал второй день пребывания Гама в Волшебную страну, было всё спокойно, и все спали тихо и безмолвно крепким сном. Но между тем, как звёзды, усеянные на небосклоне, вместе с лунным месяцем освещали путь крылатым пегасам и прохладный знойный ветер крутил вихрем их гривы, далеко, далеко в одном мрачном
