Медальон сюрреалиста - Алина Егорова

— Я не курю! Хочешь, дыхну? — Светлана подошла к сестре и дыхнула на нее карамелью.

— «Красную Москву» у мамы стянула? — строго произнесла Вера, вместе с карамельным запахом уловив аромат духов.

— Капельку! — примирительно улыбнулась Света.

— Как хоть его зовут? — смягчилась Вера, убедившись, что от сестры табаком не пахнет.

— Санчо.

— Странное имя. Не русский, что ли?

— Не-а. Испанец! — задорно произнесла Светлана.

— Где ты испанца нашла?

— Где нашла, там больше нет! Верунчик, будь другом, принеси морсика. Пить очень хочется, а я уже обулась.

Вера отправилась на кухню за морсом. Светлана тем временем схватила с полки бутылку с керосином и ловко сунула ее в сумку.

— На, пей! — вернулась сестра с чашкой домашнего морса.

Света сделала несколько торопливых глотков, поблагодарила сестру и исчезла за дверью.

На лестнице раздался удаляющийся стук каблучков. Света оставила после себя разворошенную кладовку, пустую чашку и аромат «Красной Москвы».

«Откуда в наших Липках испанцы? — недоумевала Вера. — А может, она с ним в институте познакомилась? Ну да, у них же иностранцы учатся! А в Липки Санчо мог поехать к своему товарищу и живет теперь с ним на его даче». Найдя такое объяснение, Вера немного успокоилась. Она чувствовала себя ответственной за младшую сестру. А как иначе? Она по возрасту к сестре ближе, чем родители, знает о ней больше, покрывает ее, а значит, и спрос — с нее.

Все же у Веры было неспокойно на душе. Дачный роман сестры начался в первых числах июня и до сих пор не закончился. Слишком долго, скептически думала Вера. И вот эти страстные до мурашек взгляды, о которых поведала Светлана, до добра не доведут. Там явно взглядами дело не ограничивается. И от родителей она таится. Если кандидат достойный, то мама будет не против, потому что мама придерживается мнения, что чем раньше случится замужество, тем лучше. Выходит, что с этим Санчо не все в порядке. Надо будет серьезно поговорить со Светкой на эту тему и поставить вопрос ребром: либо она представляет ухажера семье, либо прекращает с ним встречаться. Не дело это — по углам прятаться.

Вера все-таки сестру проглядела. Закрутилась: столько заказов на лето выгорело — просто прорва! Любовь Игоревна, довольная новым платьем, рассказала о Вере всем знакомым, и они тоже захотели обновок. Вере такое признание в радость, да и деньги лишними не бывают. На фабрике бригадир взял повышенные обязательства, так что швеям, и Вере в том числе, пришлось поднапрячься. Светка больше «за книгами» не приезжала, а Вера понадеялась, что все обойдется. Не обошлось.

Августовское небо встречало осень. Дождь смывал последние теплые деньки. Из-за сырой погоды Рязанцевы вернулись с дачи раньше запланированного времени. Ивана Сергеевича ждали на кафедре в институте, и Нину Матвеевну, хоть она уже два года как ушла из художественной школы, в городе ждали дела: отвезти вещи в химчистку, устроить после лета генеральную уборку квартиры, сделать покупки… да мало ли хлопот у хозяйки дома! Только голова Нины Матвеевны вот уже который день была занята отнюдь не домашними делами.

Светлана приехала в город посвежевшая, ее светло-русые волосы выгорели на солнце и стали почти белыми, глаза на загорелом лице сияли огнями, кожа обветрилась, пропахла травами и костром, грудь налилась, в талии образовалась припухлость. Ее фигура, и раньше выглядевшая соблазнительно, стала еще более аппетитной. Света ходила с загадочной, понятной только ей одной едва заметной улыбкой и все время витала в облаках. Как же она изменилась! Даже походка ее стала плавной, жесты и движения приобрели женственность, неторопливость, совсем не похожие на прежние порывистые движения ласточки.

— Юбку придется распарывать, — с досадой сказала Вера, заметив, что сестра не влезает в обновку. Перед самым приездом Светланы Вера сшила для нее чудную юбочку со встречной складкой, какую она видела в парижском журнале мод. Хотела сделать подарок к началу учебного года. — Только не вздумай худеть! Тебе так очень идет.

— Не беспокойся, не похудею! — хохотнула сестрица.

— Света! Ты что?! Ты… да? — Вера ошарашенно смотрела на младшую сестру. В ее голове ураганом проносились мысли о том, что будет дальше. Мама узнает, будет скандал! Папа не переживет! А может, нет? Может, показалось?

— Светка! Не молчи! Скажи, что — нет!

Светлана снисходительно посмотрела на сестру — по ее мнению, некрасивую, ограниченную старую деву. Что она может понять? Что она в жизни видела, кроме своих булавок?! Разве она знает, как это — любить и быть любимой? Синий чулок! Да о чем вообще с ней разговаривать?!

— Отстань от меня! — отрезала Света и швырнула сестре юбку. — Сама ее носи!

Светлана чинно удалилась в свою комнату и просидела там до вечера. Вера списала поведение сестры на дурное настроение из-за волнения перед началом учебного года и внезапной полноты, а может, не дай бог, и интересного положения. Надо было завершить разговор, внести ясность, что случилось и случилось ли? Хотелось верить, что нет. Вера несколько раз пыталась помириться со Светланой, приходила к ней с разными вкусностями, приносила на примерку новую сорочку — все тщетно, сестра не выходила, лишь бросала сквозь дверь короткое «отстань!».

Как выяснилось позже, мать заметила перемены, произошедшие с младшей дочерью, еще в Липках. К сожалению, заметила слишком поздно, как раз перед самым возвращением в город. С тех пор Нина Матвеевна не оставляла Светлану в покое: то бросалась с руганью и причитаниями, то становилась ласковой, жалела и уговаривала на аборт.

— Только отцу не говори, ничего ему не говори! У него сердце! — просила мать. — Пусть считает, что ты поправилась. Вера тебе сошьет платье фасона пончо. Сейчас такие за границей входят в моду. Мы к врачу съездим, мне хорошего специалиста порекомендовали — он все аккуратно сделает. Папа ничего и не заметит. Мы ведь не будем расстраивать папу?

Света реагировала вяло. Она как будто бы отсутствовала, демонстрировала удивительное равнодушие к собственной судьбе, чем доводила до белого каления мать. Чего хотела сама Светлана, понять было сложно. Она замкнулась в себе, на все расспросы и предложения отмалчивалась, но однажды выдала, что намерена выйти замуж за отца ребенка, за Санчо.

— Да пойми же ты наконец! — сорвалась мать. — Ты одним махом перечеркнешь свою жизнь! Раскрой глаза! Что тебя ждет впереди? Институт ты не окончишь, останешься без специальности и достойного окружения! Твоим окружением станет он! А если ты думаешь подтянуть его до своего уровня, то знай, что это пустая затея: дурные манеры не вши — их керосином не вытравишь.

Посему выходило, что Нина Матвеевна была хорошо осведомлена о личности жениха. Светлана ничуть не удивилась осведомленности матери, словно она давно представила Санчо семье или же парень рос на глазах у Рязанцевых.

— Мне все равно. Я выйду за него и буду рожать!

— О боги! Что ты несешь?! — схватилась Нина Матвеевна за голову с аккуратной прической. — У тебя сейчас помутнение рассудка. Это пройдет, но с ребенком надо решать сейчас, иначе будет поздно.

Света молчала. Мать переходила на крик, но, опасаясь, что ее услышит муж, понижала голос, отчего ее речь напоминала по звучанию сломанное пианино: невпопад глухие ноты после нескольких высоких.

— Светлана, возьмись за ум! Иначе ты будешь жить хуже Веры. Она хоть шьет, к ней люди в очередь выстраиваются. Профессия не престижная, но на кусок хлеба она заработает. А ты? Что будет с тобой, ты подумала? Как ты будешь жить с ним? Там?! Или… — Нину Матвеевну осенила нехорошая догадка. — Или ты приведешь его сюда, к нам?! Света! Что ты задумала?! Не смей! Слышишь, не смей сюда его приводить!

Света только вздыхала. Ей надоели нравоучения и причитания матери, хотелось отгородиться от всего мира, чтобы рядом был только любимый. Когда она с родителями уезжала из Липок, Санчо стоял за раскидистой елью и наблюдал. Подходить ближе не стал, Света просила этого не делать, она знала: отцу не понравится ее выбор, а у него больное сердце.

— Я переведусь на заочное, поговорю с родителями и приеду к тебе, — нежно целуя, пообещала ему Светлана, прощаясь.

— А ты сможешь бросить город и жить в таборе? — не верил Санчо. — Ты же другая, ты не наша, ты не привыкла!