Медальон сюрреалиста - Алина Егорова

— То ли мальчишку прислала женщина, которой я отдал хлеб, то ли он пришел по собственному желанию, я не знаю, мальчик не говорил по-каталонски.

У голодранца была дорогая вещь, которой не имел я, сын судовладельца, и он отдал ее мне. Отдал просто так, как благодарность за хлеб, повинуясь каким-то своим принципам и душевным порывам.

— Какая же это драгоценность? — усмехнулся Сальвадор. Он бросил на медальон пренебрежительный взгляд, всем своим видом показывая, что вещица ему не интересна. — Такие побрякушки носят торговки с рыночной площади да прачки! Уж я-то знаю, о чем говорю! У моей матушки полный ларец украшений, все из золота, серебра, с разными драгоценными камнями.

— Поверь мне, Сальвадоре. Этот медальон, хоть и не из золота, ценнее ста золотых медальонов.

Юноша недоверчиво смотрел на священника. По мнению Сальвадора, отец Кристиано либо спятил, либо попросту его дурачил.

— После того случая в порту я понял, что различий между людьми разных социальных уровней нет, все это сидящие в наших головах предрассудки.

— Как это нет, если они есть?! Всегда были и будут! — не согласился Сальвадор. — Вы хотите сказать, что какая-нибудь безродная цыганка мне ровня?! Никогда я не стану знаться с бродягами! Никогда ни одного плебея не назову своим другом и не приму его в своем доме! Никогда не свяжу свою жизнь с простолюдинкой!

Отец Кристиано лишь усмехнулся.

— Не зарекайся. На вот, возьми этот медальон. Мне он сослужил неплохую службу, пусть теперь тебе послужит.

Когда Сальвадор остался один, он с интересом стал разглядывать подарок. Небольшой, в виде медного веера со вставками из самоцветов: бурого, как кровь, граната; голубого, как вода в ручье, топаза; зеленого, как трава на лугу, хризолита; лилового, как закатное небо, аметиста и красной, как плащ матадора, шпинели — сочетание камней было весьма удачным, они выигрышно дополняли друг друга. Юноша поддел пальцем крохотную защелку — створки медальона открылись, но к своему разочарованию, внутри он ничего не обнаружил.

Металиди

— Металиди, опять Металиди! Как говорит майор Рогожин, всё то же, всё те же, — произнес Тихомиров, выслушав явившихся к нему Небесова и Барсикова. — Что известно об этой барышне?

— Поговорить с ней пока не удалось, она до сих пор за границей со своим женихом, Аркадием Меньшиковым. Двадцать четыре года, в прошлом гимнастка, побеждала в областных соревнованиях. Работает дизайнером по интерьеру в корпорации Меньшикова.

— Не густо. Что там с цыганами и медальоном? Он нашелся? Чей он был и был ли вообще?

— Горничная из дома Меньшиковых, Татьяна Войтенко, говорит, что видела медальон у своей сменщицы Елены Земсковой. Его описание совпадает с описанием Маргариты Латышевой. Латышева утверждает, что медальон принадлежал Ариадне.

— Получается, Металиди и Земскова не поделили цыганский медальон! — выдвинул версию Небесов.

— Возможно, — согласился следователь.

— По словам Латышевой, у Земсковой был компромат на Металиди. Вполне может быть, что Елена чем-то шантажировала Ариадну и та решила от нее избавиться. Возможно, в лесопарке девушки выясняли отношения, и Металиди случайно убила Земскову.

— Я же сразу сказал: бабы подрались! — радостно заметил Барсиков. — Из-за косметички или из-за цацки — не суть. У них всегда один метод — маникюром рожу расцарапать!

— Рожа Земсковой расцарапана кошкой. Уж тебе-то должно быть очевидно! — поддел товарища Михаил.

Барсиков проигнорировал «остроту» по поводу своей фамилии.

— Да, кстати! — вспомнил Илья Сергеевич. — Что там насчет кошек? В особняке Меньшикова есть подходящие? — Он полистал папку, нашел в ней заключение эксперта.

— Продольные следы на лице потерпевшей оставлены животным — кошкой. Размер животного — крупный, вес около семи килограммов, масть рыжая. Шерсть средней длины. Предположительная порода — метис британской и персидской пород.

— Вроде таких нет, — неуверенно ответил Небесов.

— Не искали, — заключил Тихомиров. — Самое время заняться. Значит, как только Металиди вернется из-за рубежа, сразу ее сюда, а пока ищите кота.

— Почему кота, а не кошку? — спросил Барсиков.

— Потому что обычно такого веса достигают самцы, — пояснил следователь.

— Сергеич! У нас по кошкам есть отличный специалист!

— Да, Михаил, это ты. Как я уже понял, Барсиков в кошках ни шиша не петрит. Поэтому будет лучше, если Антон покопается в семейных связях Металиди: что за медальон и каким боком там цыгане, а ты займешься поиском нашего пушистого друга.

Антону Барсикову дело Земсковой казалось простым, как пареная репа. По его мнению, Земскову убила Ариадна Металиди. Нечего тут все усложнять и кренделя накручивать, думал капитан. Пусть Небесов ищет кошек, раз господину следователю угодно. Так ему и надо, юмористу хренову! А я привычно буду искать людей. Делов-то! Запрос отправить — и все, дело в шляпе!

Барсиков не ошибся: его коллега потратил уйму энергии, но в поиске нужного кота не преуспел, зато ответ по семье Ариадны Металиди пришел довольно быстро.

Из скупой официальной справки следовало, что в роду Ариадны цыган не было. Дед Александр Венедиктович Металиди — грек, бабушка Вера Ивановна Металиди, до замужества Рязанцева, — русская, отец Василий Петрович Остапчук — белорус, его родители Оксана и Петр Остапчуки. Мать Ариадны, Виолетта Александровна Металиди, с ее отцом развелась спустя два года после замужества, фамилию мужа она изначально брать не стала. Василий уехал к своим родителям в Оршу. Первое время приезжал навестить дочь, а потом перестал.

1965 г. Москва

Наступила суббота — солнечная, яркая, июльская. Вера позволила себе поспать в выходной день и проснулась чуть позже обычного — в восемь. Уже почти полгода, как суббота в стране стала выходным днем, а Вера все никак не могла к этому привыкнуть, каждый раз воспринимала субботу в качестве непонятно какого праздника. Она собиралась сегодня сходить в военторг, туда, говорят, завезли миллиметровую бумагу для построения топографических карт. На ней удобно чертить выкройки. Еще надо будет посмотреть рейсшину. По дороге можно будет зайти в Сокольники, там сейчас чудо как хорошо: зелень, пруды — не хуже, чем за городом. А вечером можно заняться воротником платья. У соседки, Любови Игоревны, дочь выходит замуж, она заказала себе выходное платье из крепдешина. Ткань — прелесть! Синяя в ирисы, тонкая, струящаяся. Любовь Игоревна дама представительная и в этом платье будет краше всех. После невесты, разумеется.

Вера приложила к себе отрез крепдешина и повертелась перед зеркалом. Что ни говори, ткань замечательная! Если останутся лоскуты, а они останутся, можно будет их приспособить на рюши для фартука.

— Вера, мы с папой на дачу! Поедешь с нами? — прервала ход ее мыслей мама. Она услышала, что дочь встала, и вошла в комнату.

Суббота в их семье по традиции начиналась с обычного вопроса про дачу. Объяснять маме, что нужно остаться в городе, бесполезно, но Вера все равно объясняла:

— Мне нужно шить платье Любови Игоревне.

— Подождет твоя Любовь Игоревна. Лето нынче разгулялось, тепло-то как! На даче клубника поспела. Светланка уже ею объелась. Бери пример с сестры! Экзамены сдала и на все лето на дачу уехала. А ты в городе сидишь, вся зеленая.

— Ну, мам, я же работаю.

— Что у тебя за работа?! Швея на фабрике! Вместо того чтобы в институт поступить, ты отправилась строчить пододеяльники!

— Мне нравится моя работа.

— Нравится… Пусть такая работа нравится двоечницам, а ты же хорошо училась, пятерки, четверки получала. Да разве бы мы с отцом тебе репетиторов не нашли? Все условия готовы создать, только учись! А ты даже не пыталась поступить. Пока мозги не закостенели, поступай на вечернее, иначе потом локти будешь кусать!

— Я хочу быть швеей!

— Опять двадцать пять! Швеей она хочет быть! Нашла к чему стремиться! Вот Светланка учится на переводчицу. При такой профессии она будет вращаться в высшем обществе и блистать на приемах, найдет себе достойную партию, а ты всю жизнь просидишь за булавками! За кого ты замуж выйдешь?!

Вера лишь вздохнула, причем с облегчением: это был любимый мамин вопрос, отвечать на который не требовалось, и звучал он обычно в конце ее назидательной речи.

— Ниночка, ты готова? Машину уже подали, — из коридора послышался глуховатый голос отца. — И оставь дочь в покое! Она взрослая, сама разберется.