История Мексиканской революции. Выбор пути. 1917–1928 гг. Том II - Николай Платошкин

9 апреля 1919 года Гуахардо объявил о мятеже против правительства и встретился с Сапатой, подарив ему статного коня. Совместное выступление объединенных сил было назначено на завтра. 10 апреля Сапата навестил Гуахардо в его резиденции, причем конвой он оставил за стенами асиенды. Гуахардо выстроил своих солдат и велел трубачу приветствовать генерала Сапату как нового главнокомандующего. Как только смолкли звуки горна, Сапату буквально изрешетили прицельными залпами. По словам свидетеля подлого убийства, молодого адъютанта крестьянского вождя, «наш незабвенный генерал Сапата пал, чтоб уже никогда не подняться снова».

Когда Гуахардо сообщил Гонсалесу по телефону, что везет труп неуловимого Сапаты, тот перепугался и велел усилить охранение своей ставки: он опасался, что на самом деле Сапата везет ему труп Гуахардо, а телефонный звонок – не более чем провокация.

Но когда Гуахардо наконец прибыл, Гонсалес не мог сдержать радости и предложил Каррансе произвести полковника в бригадные генералы. Однако большинство генералов, а тем более солдат правительственной армии встретили известие о предательской засаде со смешанным чувством горечи и брезгливости по отношению к Гуахардо и Гонсалесу Все-таки Сапату считали истинным революционером, естественным союзником Обрегона и всех тех, кто хотел реального продолжения революции. Ликвидировав Сапату таким подлым способом, Гонсалес серьезно ослабил свои и без того не слишком высокие шансы стать следующим президентом Мексики.

Удар, нанесенный сапатистам, был смертельным – другого командира, который хотя бы отдаленно мог сравниться с Сапатой авторитетом, на горизонте не просматривалось. После долгих споров сапатисты избрали новым вождем Маганью. Тот фактически заморозил вооруженную борьбу, готовясь к союзу с Обрегоном, которого он, Маганья, так долго добивался.

Сапата погиб буквально в тот момент, когда разрыв Каррансы и Обрегона стал свершившимся фактом. Обрегон был достаточно умен, чтобы не ответить на провокационный манифест Каррансы о преждевременности президентской кампании. Но президент продолжал провоцировать своего основного конкурента.

14 марта 1919 года было опубликовано письмо министра финансов и самого ближайшего соратника Каррансы Луиса Кабреры. В нем министр дал притворное обещание уйти в отставку после президентских выборов и выразил опасение, что все его сотрудники и друзья в правительстве будут подвергнуты гонениям со стороны победившего кандидата.[75] Ведь этот кандидат, то есть Обрегон, уже пообещал все значимые места своим протеже. Он же, Кабрера, работал на страну, а не выполнял обещаний, данных всякого рода жадным до власти личностям. Письмо, появившееся в печати, естественно, с санкции Каррансы, должно было убедить читателей, что Обрегон не имеет никакой политической программы и идет во власть только ради удовлетворения личных амбиций своих друзей. К тому же письмо Кабреры было и своего рода предостережением всем государственным служащим и командному составу армии: Обрегон, мол, заполнит все более или менее высшие посты своими друзьями.[76]

Это был уже прямой наскок на Обрегона, и тот решил ответить в том же жанре. 29 апреля в печати появилось ответное письмо, подписанное псевдонимом Клементе Рейносо.[77] Обрегон отвечал Кабрере, что тот рассматривает предвыборную борьбу в типичном для старой Мексики ключе – как соперничество различных политических кланов, сплоченных вокруг тех или иных сильных личностей. А ведь главным фактором послереволюционной политики является общественное мнение страны, и его не удастся проигнорировать никому. Разве Обрегон, уже два года не занимавший никаких постов, мешал Кабрере укрепить собственную популярность? Вдобавок «Рейносо» усомнился, что Кабрера добровольно откажется от власти: «Вы никогда не верите в то, что говорите, потому что Вы говорите то, во что не верите».

В этом письме содержался и открытый выпад против Каррансы. Мол, тот считает предвыборную кампанию преждевременной, потому что ему самому нечего предложить стране. «Страна и я верим в то, что все, что льстит Вам, не является преждевременным и что все, что ранит Вас, является несвоевременным».

Письмо Кабреры окончательно убедило Обрегона в том, что Карранса не назовет его своим преемником. Однако он еще надеялся, что под давлением политических партий, депутатов Конгресса и армии «дон Венус» все же будет вынужден одобрить его кандидатуру. Для этого Обрегон решил начать невиданную по масштабам в истории Мексики избирательную кампанию, чтобы показать Каррансе, кого на самом деле поддерживает страна.

1 июня 1919 года Альваро Обрегон объявил о выставлении своей кандидатуры на пост президента. Он специально не стал дожидаться выдвижения от какой-либо партии, хотя в предложениях недостатка не было. Обрегон ни в коем случае не хотел, чтобы его рассматривали как непримиримого оппозиционера и ставленника только одной из многочисленных партий. Наоборот, он призвал сплотиться вокруг себя всех революционеров – как представителей единой Великой либеральной партии. Здесь под словом «партия» он имел в виду одно из двух основных политических течений страны. После обретения Мексикой независимости страну несколько десятилетий сотрясали гражданские войны между либералами и консерваторами. Причем к либералам относились все те, кто зарабатывал на жизнь своим трудом, а к консерваторам – высшее духовенство, генералитет и помещики. Либералы во главе с Хуаресом победили, аргументировал Обрегон, но разногласия в их рядах позволили прийти к власти их идеологическим противникам. Мексиканскую революцию, начавшуюся в 1910 году, Обрегон трактовал именно в этом ключе. Либералы, то есть трудящиеся победили, но из-за разногласий (братоубийственная война между Вильей и Сапатой с одной стороны и остальными революционерами – с другой) власть опять захватили люди, предавшие идеалы революции. Поэтому он, Обрегон, призывает всех наследников Хуареса и настоящих революционеров-либералов объединиться вокруг него, чтобы воплотить наконец в жизнь те цели, ради которых и совершалась революция.

Панчо Вилья в 1919 году

Обрегон прямо не критиковал Каррансу, однако не преминул указать в манифесте, что президент защищает консервативных экс-революционеров, «начертавших на своих знаменах в качестве высшей цели девиз «Власть и богатство».[78]

Манифест Обрегона был составлен очень удачно: уставшая от постоянных внутренних конфликтов страна жаждала мира и стабильности. Крестьяне хотели наконец получить обещанную Конституцией землю. К тому же манифест не отталкивал никого – от Пелаеса до сапатистов. Все оппозиционные движения по своим каналам заверили Обрегона в поддержке его кандидатуры. Тот, в свою очередь, обещал полную амнистию и признание всех бойцов оппозиционных движений военнослужащими регулярной армии.

Однако амнистия Обрегона, похоже, не распространялась на человека, который едва не стал лидером страны в 1915 году, – Панчо Вилью. Обрегон считал Вилью опасным бандитом, а не идейным революционером. К тому же в отношении его к Вилье было много личного. Обрегон не забыл, как Вилья хотел расстрелять его в конце 1914 года, хотя он прибыл в его ставку без всякой охраны. Не давала забыть о Вилье и правая рука, потерянная в битве в 1915 году.

Фелипе Анхелес

После военной кампании 1916–1917 годов весь 1918-й о Вилье было практически ничего не слышно. Он по-прежнему передвигался со своим небольшим отрядом (около 200 всадников) по Чиуауа, то тут, то там нападая на мелкие населенные пункты. Хотя в штате из-за этого сохранялось военное положение и так и не прошли выборы губернатора, Вилья не представлял никакой угрозы для позиций правящего режима в целом. Несколько раз правительственные газеты объявили о полном крахе «вильизма» как политической силы. И казалось, что они недалеки от истины.

Но Вилья, как и Сапата, готовился к началу президентской гонки, чтобы бросить на ту или иную часть весов свой политический и военный авторитет. Будучи прагматично настроенным военным вождем, Вилья, в отличие от Сапаты, не обращался к стране с манифестами. Он копил оружие и боеприпасы, обложив налогом местные и иностранные компании в Чиуауа. Те привыкли платить разного рода вождям и командирам, поэтому платили и Вилье. В начале 1919 года Вилья, как всегда, неожиданно появился из небытия, и помог ему в этом ценой собственной жизни один человек.

Генерал Фелипе Анхелес был самым интеллигентным и неподкупным генералом мексиканской армии времен Диаса. Он принял революцию – в чем, пожалуй, тоже был исключением из всего генеральского корпуса страны – и стал начальником штаба «Северной дивизии» Вильи. Кампания 1915 года против Обрегона, казалось, навсегда развела Вилью и Анхелеса. Тот абсолютно правильно советовал Вилье отказаться от массированных кавалерийских атак на укрепленные траншеями, пулеметами и колючей проволокой позиции. Вилья не послушался и проиграл.