Обретение судьбы - Белл Клер

— Может, оно и так, Ратха, — осторожно сказала Фессрана. — Кстати, о Такуре. Я оставила его ждать на холоде.

Она встала, отряхнув золу с задних лап.

— Пригласи его погреться возле моего питомца, — предложила Ратха.

— Я попробую, но ты прекрасно знаешь, что он боится Красного Языка.

Фессрана повернулась спиной к огню и крикнула в темноту, где молча дожидался Такур.

Ратха увидела, как он подкрался к самому краю освещенного огнем круга, где оранжевый цвет превращался в коричневый, а тени становились длиннее и колыхались.

Такур застыл на этой границе и не двигался с места, несмотря на все уговоры Фессраны. Он не произносил ни слова, только морщил брови и отводил от огня свои испуганные слезящиеся глаза.

— Брат-пастух, питомец Ратхи не причинит нам вреда. Подойди и ложись рядом со мной. Красный Язык согреет тебя, и тебе будет тепло, как в логове.

— Мне и так не холодно, — пробурчал Такур. — Свет Красного Языка жалит мои глаза. Пусть лучше звезды смотрят на меня. — Он распушил шерсть, борясь с ветром. — Стадные животные боятся этого существа, и это благоразумно. Тот, кто не испытывает страха — просто глуп.

Он в упор посмотрел на Ратху.

— Но я приручила это животное! Я знаю его, поэтому не боюсь! — прошипела однолетка, прижимая уши.

— Я тоже знаю его, — прорычал Такур, и его губы разъехались в стороны, так что зубы заблестели в темноте. — Ты не забыла, как оно съело наш лес? Ты не забыла пестроспинку, которого я тащил? Фессрана, я пытался спасти твоего маленького жеребчика. Я тащил его прочь от Красного Языка, но он выпустил длинное змеиное жало и нанес удар. — Такур сгорбился, весь дрожа, ужас и отсветы огня плясали в его глазах. — Красный Язык лизал жеребца до тех пор, пока его шкура не почернела и не стала отваливаться клочьями. Он лизал его, пока внутренности жеребца не изорвались, и не показались белые кости. Аайоуррр!

Ратха гневно посмотрела на Такура, в этот момент она ненавидела его за напоминание о том времени, когда питомец, которого она уже считала своим домашним животным, был диким и убивал все живое на своем пути. Обугленное пепелище, на котором она стояла, и так служило этому достаточным напоминанием!

Она разозлилась еще сильнее, когда страх — тот самый страх, который она подавила, приручив Красный Язык — вернулся с новой силой.

Тем временем, Такур продолжал:

— Наверное, Меоран думает, что ты утонула во время переправы, раз до сих пор не вернулась в угодья племени. Если ты не поторопишься, он найдет молодого самца на твое место.

— Не дразни ее, Такур, — предупредила Фессрана, видя, как шерсть на загривке Ратхи встает дыбом.

— Пусть Меоран думает, что хочет, мне все равно! — фыркнула Ратха.

У нее свело живот при одном воспоминании о холодных глазах и насмешливом голосе вожака. Меоран думал, что она слабая, непригодная для пастушьей работы! Несмотря на заносчивые слова, которые она бросила в морду Такуру, мысль об этом занозой саднила у нее внутри, впиваясь глубже острых клыков.

Ратха задрожала, жалея о том, что не может вспыхнуть, как Красный Язык, чтобы пожрать Такура, Меорана и всех тех, кто сомневался в ней — сжечь их дотла, чтобы даже косточек не осталось!

Такур поднял морду.

— Тебе не было все равно, что думает Меоран, когда ты плыла через реку. Но даже если ты сейчас говоришь правду, то зачем — зачем, во имя Закона, давшего тебе имя! — ты потащила меня через эти места? — Он ударил лапой по обугленной земле. — Меня тошнит от этого запаха. Пепел разъедает лапы. А ты, Фессрана, — воскликнул Такур, поворачиваясь к пастушке, — зачем ты поддерживаешь эту глупую мелюзгу? Скажи, разве ты завела бы одну из своих пестроспинок на скалы, надеясь, что та не свалится вниз? Я всегда считал тебя благоразумной!

— Именно потому, что я благоразумна, — тихо ответила пастушка, — страх не удерживает меня от использования Красного Языка.

Такур снова посмотрел на Ратху. Зелень его глаз выцвела, побледнев. Сейчас Ратха до ослепления ненавидела его за слабость и заметила, как он содрогнулся, почувствовав всю силу ее ненависти.

Его следующие слова были взвешены и осторожны. Глядя прямо в глаза Ратхе, Такур произнес:

— Я допустил ошибку, выбрав тебя в ученицы. Мне следовало послушаться Меорана. Обучение тебя пастушеству было напрасной тратой сил и времени. В следующий раз я трижды подумаю, прежде чем брать самку в обучение.

— Тогда убирайся! — завизжала Ратха, и каждая шерстинка ее шкуры встала дыбом от бешенства. — Я устала слышать твое нытье и вдыхать вонь твоего страха! Лежи в темноте и в холоде, трус!

Фессрана разинула пасть, но прежде чем она успела сказать хотя бы слово, Ратха прыгнула к Такуру.

— Если Меоран был прав в отношении меня, то он еще больше прав, говоря о тебе! Твой отец был Безымянным костегрызом, а ты сам не достоин имени, которое дал тебе Байр!

Она стояла прямо перед Такуром. Он не отшатнулся и не отскочил. Лишь твердо смотрел на нее.

Ратха занесла лапу, чтобы оцарапать его, но вдруг поняла, что не может этого сделать, и с досадой убрала когти, злясь больше на себя, чем на Такура. А он по-прежнему смотрел на нее, и в глазах его была боль, от которой у Ратхи стыдом обожгло горло. Ей вдруг захотелось вырыть нору и похоронить в ней свои слова гораздо глубже, чем она обычно закапывала помет.

— Увидимся на землях племени, — очень спокойно сказал Такур и ушел.

Несколько мгновений Ратха молча смотрела на следы его лап, озаренные трепещущим светом огня, и вдыхала их резкий запах. Она слышала, как за ее спиной Фессрана вылизывает свою шерсть. Ратха стояла, прислушиваясь к шороху, с которым язык пастушки скользил по шерсти, и к приглушенным утробным звукам, которые издавала Фессрана, выкусывая блох и разглаживая колтуны. Затем за ее спиной раздался спокойный голос пастушки:

— Он хороший пастух. Ты поступила плохо, оскорбив его.

Ратха резко обернулась, ее терпение было на исходе.

— Тогда уходи вместе с ним! Я могу одна пасти свой Красный Язык!

— Послушай меня, Ратха. Было бы лучше, если бы ты более строго пасла свой собственный язык и почаще держала его в загоне за зубами. — Фессрана закончила вылизываться, отряхнулась и встала. — А теперь покажи мне, как кормить этого твоего питомца, чтобы я могла поддерживать его жизнь, пока ты будешь спать.

Ратха проглотила остатки гнева. Фессрана собиралась остаться, и этого было достаточно.

Она показала ей кучу хвороста и научила, как кормить им Красного Языка, подкладывая по одной веточке в его берлогу.

Когда Фессрана научилась все делать правильно, Ратха свернулась клубочком на золе, зарылась носом в хвост и уснула. Последнее, что она услышала, прежде чем провалиться в глубокий сон, было тихое мурлыканье огня.