Вариант дракона - Ю Скуратов

Вообще, кадровые промахи - это моя главная ошибка. Я слишком верил людям, увлекался ими, не допускал даже мысли, что они могут предать или совершить подлый поступок.

Катышев тоже пришел ко мне и сказал:

- Демин - не профессионал, прокурорскую работу не знает. Это раз. Два - он очень неискренний человек. Обратите на это внимание, Юрий Ильич.

Я подумал: все-таки Михаил Борисович часто бывает колюч. Но ничего, это пройдет.

Позже выяснилось: Михаил-то Борисович был прав. А я был не прав.

Вскоре Чайка, Розанов и Демин объединились и стали дружно выступать против Катышева.

Троица эта, так неожиданно сплотившаяся, болезненно реагировала на то, что Катышев слишком много времени проводит у меня, хотя это было естественно - он ведь докладывал о ведении следствия по громким делам, это занимало время, более того, вопросы следствия всегда были главными в деятельности прокуратуры, - ловили каждое неосторожное слово, брошенное Катышевым... В общем, наметилось серьезное противостояние.

Но первое время - примерно года полтора - мы работали душа в душу. Разногласия появились позже.

Чайка, переехав в Москву, довольно долго жил на Истре. А жизнь на Истре дружная, все находятся рядышком, держатся тесно, все на виду. И работали мы до седьмого пота, и отдыхали, если хотите, так же - у нас, кстати, был свой спортдень, мы играли в футбол, ходили в баню, старались держаться в форме. Отмечали дни рождения, праздники.

Но вот к Чайке приехала жена, и Чайка стал меняться на глазах.

Прежде всего она поспешила отвадить мужа от футбола: чего ты там Скуратову мячи подаешь, как пристяжной! Не мальчик, чай!

Хотя в футболе, в игре, все мы были одинаковы, все находились в равных условиях - ну, меня, может, только по ногам били чуть меньше...

Чайка сразу сделался другим, и вот его уже совершенно не стало видно в наших компаниях. Начались интриги. Жена Юрия Яковлевича все подначивала, едва ли не публично: ты-де - практик, ты-де - умница, ты-де лучше видишь и знаешь больше разных там выдвиженцев от науки, тебе-де надо быть Генеральным прокурором, а не кому-то еще... Тогда-то и начался у нас разлад.

Но вот меня отстранили, Чайка сел в кресло Генпрокурора. И что же из этого вышло? Улучшила ли прокуратура свою работу, сделала ли новый качественный скачок под руководством практика? Она, простите, сбавила обороты, увяла, перестала быть боевым правоохранительным органом, и все. Не начато ни одного громкого расследования, нет продвижения в расследовании возбужденных еще мною уголовных дел, часть дел прекращено под давлением кремлевской администрации, например дело банкира Смоленского.

Каждый день на службе приходилось засиживаться до десяти-одиннадцати часов вечера, Катышев тоже работал напряженно, тоже до одиннадцати вечера. Сдружившаяся же троица старалась облегчить себе жизнь и выстроить график не такой загруженный. Более того, я каждую субботу выходил на работу, как и в будни. Негласное положение таково: раз выходит на работу начальник, то заместители его также выходят...

Мы с Катышевым превращали рабочую субботу в обычный трудовой день - до одиннадцати вечера, моя же разлюбезная троица также сидела до одиннадцати... Только до одиннадцати дня. Иногда до двенадцати. С одной стороны, может быть, я был виноват - мог бы побольше подбросить работы, а с другой - должна же быть у людей совесть...

Даже в этой мелочи наметилось, как видите, противостояние: мы работали в разных режимах.

Наличие свободного времени позволяло этой троице интриговать. Надо было что-то делать и кого-то из них убирать, хотя я сам, своими руками привел их в прокуратуру. Но в это время у меня начали портиться отношения с "сильными мира сего" и стало не до троицы. Это произошло сразу же после известной истории с коробкой из-под ксерокса, в которой пытались вынести из Дома правительства пятьсот с лишним тысяч долларов.

Чайка к тому времени уже созрел, дошел до мысли, что вполне может занять место прокурора, и начал решать часть вопросов в обход меня - то к Строеву напрямую заявится, то еще куда-нибудь... Это должно было бы насторожить меня, но сработало извечное "авосьное" правило: авось это временное, авось пройдет, в конце концов, авось сработаемся, сконсолидируемся.

Не сработались, не сконсолидировались. Не дано было. А работа в прокуратуре шла. Кроме закона, который сохранил прокуратуру как сильный правовой институт, кроме решения вопросов социальной защищенности наших работников удалось продвинуться и по ряду других направлений прокурорской деятельности. Удалось возродить или, точнее, наладить сотрудничество с прокуратурами стран СНГ, с их генеральными прокурорами.

Был возрожден координационный совет. Я обзвонил всех генпрокуроров стран СНГ и пригласил их на встречу в Москве.

Встреча состоялась зимой 1995 года, в декабре. Собственно, это и было первое координационное совещание прокуроров стран СНГ. Министерства внутренних дел этих стран, органы безопасности сотрудничали уже давно, а мы плелись в хвосте, сотрудничество не было налажено. Хотя преступники оказались проворнее, сметливее нас, они давным-давно уже освоили пространство СНГ. Прокуратура же всегда была координатором деятельности правоохранительных органов... Меня избрали первым председателем координационного совещания. Договорились, что председателя каждый год будем избирать нового, но всякий раз оставляли в этом качестве Генпрокурора России.

Последнее такое совещание состоялось в 1998 году в Тбилиси. Была там встреча и с Шеварднадзе, и я понял, насколько все-таки влиятелен наш орган. Мы приняли комплексную программу по борьбе с коррупцией, внесли изменения в Минскую конвенцию об оказании правовой помощи по уголовным делам и так далее. Генпрокуратура России стала лидером прокурорских систем стран СНГ, оказывала большую методическую, организационную и научную помощь своим коллегам из стран ближнего зарубежья. Был налажен выпуск социального органа прокуратур стран СНГ - журнала "Прокурорская и следственная политика". Это, по-моему, единственный такого рода печатный орган стран СНГ.

По инициативе Генпрокуратуры России была проведена в Москве в 1997 году первая и единственная встреча руководителей всех правоохранительных органов стран СНГ (прокуратуры МВД, органов безопасности, налоговых и таможенных органов).

Я понимал, что важную роль в будущей деятельности Генпрокуратуры будет играть работа следственного аппарата. Особенно расследование коррупционных дел, дел о заказных убийствах, о финансовом мошенничестве и так далее.

Катышев не шел ни на какие сделки, умел сказать "нет" любому чину, любому руководителю, умел отстаивать интересы следователей перед оперативниками. Я был доволен, что следственная часть Генпрокуратуры оказалась в его руках. Я вообще всегда доверял следователям и никогда не посягал на их процессуальную самостоятельность. Следователи - это особая каста, это лицо прокуратуры. Потом, позже, мне попытались приписать, что я пытался давить на следователей, вмешивался в их дела. Этого никогда не было.

Во-первых, лучше следователя никто не знает дело, которое он ведет. Во-вторых, в своем большинстве это люди профессиональные, грамотные, хорошо подготовленные. В-третьих, я понимал, что такое вмешательство необоснованное, начальническое - обязательно вызывает негативную оценку, отторжение со стороны следователей. Если бы я своим командным вмешательством допустил бы ошибку, то сильно бы скомпрометировал себя.

На личном контроле я держал более десяти дел. Это дела по убийству Листьева, Холодова, Кивилиди, Старовойтовой, Маневича, Рохлина и другие. Первые два дела - на особом контроле. Приглашал министров, когда в очередной раз заслушивались эти дела. Несколько из них находились на контроле и у президента. Часто случалось, что на волоске висела судьба и Куликова, и Ковалева, и вообще всех тех, кто назначался указами президента. В отличие от меня, их можно было освободить от должности в какие-то тридцать минут - времени требовалось ровно столько, сколько нужно на набор указа на компьютере и визирование у двух-трех чиновников, всегда находящихся под рукой. Ведь раскрытие этих дел зависело от оперативных служб, находящихся в подчинении МВД и ФСБ. Здесь я старался поддержать и Анатолия Сергеевича Куликова, и Николая Дмитриевича Ковалева. Никогда не бросал камень в их огород. Более того, боялся это сделать, ибо судьба этих людей зависела от того, с каким настроением приехал в Кремль наш уважаемый президент.

Меня же было довольно трудно освободить, я знал, что за мной стоит Совет Федерации и без утверждения на заседании этого авторитетнейшего органа меня никто с работы не снимет, поэтому в связи с делами по убийству Листьева и Холодова я никогда публично не критиковал работу руководителей МВД и ФСБ, не подчеркивал, что именно от их усилий и зависит раскрытие этих дел. В последующем это "сослужило" мне плохую службу, так как многим казалось, что именно прокуратура, а не органы, осуществляющие оперативно-розыскную деятельность, должна раскрыть эти преступления. А раз дело Листьева не раскрыто, значит Генпрокурор работает плохо. Эту ложную посылку умело тиражировали в СМИ мои противники.