Вариант дракона - Ю Скуратов

Сторожев рассказывал, как "сильные мира сего", достигнув преклонного возраста, начинали чудить. Так, Бещев, министр путей сообщения, пытался ходить двумя ногами одновременно. Как-то он вызвал к себе своего помощника.

- Кто это мне сейчас докладывал?

- Ваш первый заместитель.

- Да-а? А я-то думаю, откуда он все так хорошо знает про нас!

Мы тогда смеялись, не предполагая, что история повторится и вскоре вся Россия будет горько смеяться, слушая пассажи Ельцина о "38 снайперах" и "не так сели!".

Много Кондрашев рассказывал о Германии, о своем друге Мише, как он называл Меркуса Вольфа, руководителя "Штази". Кстати, Путин, работавший в Германии, получил на Лубянке прозвище Штази.

Месяца через два месяца после прихода Баранникова на Лубянку меня пригласил Фролов Василий Елисеевич, земляк-свердловчанин, заместитель министра по кадрам.

- Министр вынашивает идею создания Управления правового обеспечения, сказал он, - вас собирается поставить во главе новой структуры.

Но меня устраивала моя работа. К той поре я вернулся уже и к научным изысканиям - удавалось находить время и для этого, вместе с Шаталиным, Никоновым и Мишиным подготовил проект новой Конституции России, проект был опубликован в "Независимой газете"; опубликовал также несколько статей в журналах... В общем, дело шло. И я отказался от новой должности. Отказался в пользу полковника Демина - помог ему во второй раз. Расписал коллегу такими яркими красками, что Фролов не устоял.

Но Демину я поставил условие - чтобы он взял себе первым заместителем Розанова Александра Александровича, работающего в городской прокуратуре на незначительной должности "старпома" - старшего помощника... Розанова я знал давным-давно, еще по Свердловску. Демин условие это выполнил.

Вскоре и он, и Розанов стали генералами, а я продолжал оставаться полковником. К генеральскому званию я не стремился совершенно, мне хватало и полковничьих погон. Кстати, в системе госбезопасности многие проработали по тридцать лет, жизнь посвятили этому делу. Это им надо давать генеральские звания, а не мне, а с меня хватит и того, что должность моя генеральская...

Да и система госбезопасности, в которой я работал, стала меня тяготить - слишком уж она закрытая... Надо было думать о новой работе.

Судьба страны на спецслужбах отразилась наиболее болезненно. Людей по любому поводу выводили за штат, проверяли на благонадежность. У многих сдавали нервы, многие начинали пить. Страдали от нападок нечистоплотных людей, таких, как священник Глеб Якунин, который работал в архиве КГБ, а потом под рясой выносил материалы, компрометирующие иерархов церкви, сотрудничавших с Лубянкой, или Полторанин - идеологический рупор раннего Ельцина. Подчиненные, спасая оперативную агентуру, не докладывали всего, что знали, своему начальству. Даже Ковалев, который был на Лубянке своим человеком, и тот получал не более тридцати процентов всей информации, Путин - и того меньше. Подчиненные стали бояться своих руководителей, стали бояться вообще провалить свою агентуру. А ведь спецслужба - аппарат тонкий, разрушить его можно быстро, вот только настраивать долго.

Президент, как-то приехав на Лубянку, пошутил по обыкновению неуклюже:

- Мы вас тут корчуем, корчуем, а вы еще живы!

Шутка. Но в ней столько правды, что даже шутки не видно.

И все равно время работы на Лубянке я вспоминаю с благодарностью, я там многое узнал и многому научился.

...НА ДОЛЖНОСТЬ ГЕНЕРАЛЬНОГО ПРОКУРОРА

Как-то мне позвонила Валентина Леонидовна Полякова из Управления кадров Генеральной прокуратуры:

- Юрий Ильич, не могли бы заглянуть к нам?

- Нет проблем!

Я появился у Поляковой и получил совершенно неожиданное предложение перейти работать в НИИ Генеральной прокуратуры. Это - отраслевой институт, не академический. Раньше он назывался длинно: Всесоюзный научно-исследовательский институт по изучению причин и разработке мер предупреждения преступности, потом - НИИ проблем укрепления законности и правопорядка Генеральной прокуратуры РФ. Институт очень сильный, с великолепными кадрами, раньше я с ним, как уже говорил, сталкивался, специалисты института всегда оставляли о себе самое доброе впечатление.

- Перейти в НИИ? Кем?

- Первым заместителем директора.

Руководил институтом в ту пору Игорь Иванович Карпец - специалист с мировым именем. Милицейский двухзвездный генерал, бывший начальник уголовного розыска страны, гроза бандитов и убийц; когда здоровье стало пошаливать, Игорь Иванович перешел на более спокойную работу и возглавил главный институт прокуратуры. Авторитет его был непререкаем.

Но и факты, которыми располагало Управление кадров, тоже были непререкаемыми: в последнее время Игорь Иванович много болел, в институте появлялся не так часто, как хотелось бы начальству, вот Генеральная прокуратура и начала подбирать человека, который бы сумел, что называется, подпереть Карпеца.

Наверное, потому Полякова очень аккуратно, очень деликатно намекнула мне, что назначение это будет иметь некую перспективу. Я все понял и также решил быть аккуратным, не торопить события. Сказал в ответ:

- Я подумаю.

Вернулся к себе на работу - пешочком пройтись это совсем недалеко - и решил посоветоваться с коллегами, прежде всего - с Александром Александровичем Розановым. Тот:

- Идти заместителем не советую.

- Почему?

- Карпец - профессионал высочайшего класса, интеллектуал, аппаратный силач, он живо поймет, что к чему, поймет, что тебя готовят на замену ему, и очень красиво и вкусно тебя съест. Если уж идти, то только директором. И никак не меньше.

Я понимал: в этом суждении есть доля истины - и изрядная доля истины, - и не пошел в замы к Карпецу. Все осталось на своих местах. Тем более я получил звание полковника, должность, на которой я находился, была генеральской, впереди намечались неплохие перспективы, поэтому и не следовало, как говорят нынешние молодые люди, особенно дергаться. Про себя, мысленно, пожелал Игорю Ивановичу доброго здоровья: все-таки специалистом он был редчайшим. И дай Бог, чтобы он подольше посидел на своем месте.

Жизнь продолжала течь дальше.

Через некоторое время пришла скорбная весть: Карпеца не стало. Все-таки добили его разные хвори и болячки.

После похорон кадровики прокуратуры вновь вернулись к моей кандидатуре.

Меня пригласил тогдашний Генеральный прокурор России Валентин Георгиевич Степанков и предложил принять институт. Обязанности директора НИИ в ту пору исполнял Александр Яковлевич Сухарев, бывший Генеральный прокурор СССР. Казалось бы - надо идти. Коллектив в институте сильный. Одних только докторов наук - тридцать человек. По должности директор института обязательно - член коллегии Генеральной прокуратуры. Но все равно червь сомнения глодал душу. Институт решал целый блок вопросов, связанных с правовым обеспечением деятельности прокуратуры, связанных с преступностью и причинами ее возникновения, еще ряд вспомогательных "сюжетов", направленных на борьбу с криминалитетом, а я по своей профессии - государствовед, то есть специалист по конституционному праву... Совместится ли одно с другим, смогу ли я адаптироваться?

В общем, сомнения были, но потом я решил: пойду на эту работу.

Поехали мы в НИИ втроем: Степанков, Полякова и я. В машине Генерального прокурора. Степанков собрал сотрудников в актовом зале, представил меня...

...В общем, взялся за гуж, не говори, что не дюж. И я впрягся в новую работу.

Сейчас, спустя некоторое время, могу сказать откровенно: это был, пожалуй, самый интересный период моей жизни. Было много трудностей, часто задерживали зарплату - кстати, много меньшую, чем в Генеральной прокуратуре, но никто никуда не уходил, не сбегал, не смотрел в сторону приветливо распахнутых дверей разных коммерческих структур, которым крайне нужны были опытные юристы. Да еще юристы "остепененные" - доктора и кандидаты наук. А структуры эти чего только, какие блага не предлагали! Молочные реки с кисельными берегами и золотыми горами на горизонте - это самое малое. Но люди держались за институт, за дело, которое делали, за науку.

Я очень благодарен коллективу, который принял меня, не отвергнул, как иногда отвергают чужака. И, если честно, до сих пор жалею, что ушел оттуда в Генеральные прокуроры. В этом нет ни доли лукавства, даже самой малой доли нет. В напряженную работу института я втянулся довольно легко: ведь борьба с преступностью в общем-то - одна из функций государства, значит, на этом правовом поле есть немалый простор и для работы государственника. Оказалось, при широком подходе к этой проблеме можно создать новое научное направление. Что и было сделано.

Работа шла увлеченно, с пылом, с жаром. Народ встрепенулся. Это было очень важно. Увеличилось число докторов наук и профессоров. Мы сумели доказать, что работники института должны быть приравнены по положению, по зарплате, по пенсионному обеспечению к сотрудникам центрального аппарата Генпрокуратуры, - к тому времени, когда было принято это решение, я был уже Генеральным прокурором, - и велико было мое огорчение, когда через некоторое время народ стал уходить из института.