Похищение чудовищ. Античность на Руси - Ольга Александровна Кузнецова

богословами и передавались на Русь в пародийном виде, то другие, несмотря на вроде бы столь же «дурное» происхождение, становились символами библейских событий. Орфей в окружении животных уже в раннехристианские времена сделался символом евангельского пастыря доброго, а Геракл иногда переосмыслялся как Христос. Один и тот же сюжет, возникающий в разные эпохи, тем и хорош, что его можно развернуть в иносказание с подходящим смыслом, но интересная история сохранится, пройдет сквозь века и осядет в разных культурах. Возможно, подвиг Геракла с укрощением Цербера повлиял на историю жизни египетского монаха и христианского святого Иоанна Колова (V в.) в Скитском патерике (пер. IX в.).

Грешный во ад упал. Годеновская Псалтирь, XVI

Иоанн Колов, тихий смиренный инок, укрощает опасную дикую гиену, которая рыщет среди могил. Он бегает за ней с просьбой остановиться, и страшный зверь внезапно слушается, даже дает себя связать и увести. Подвиг совершается вследствие просьбы настоятеля пойти на кладбище и принести помет гиены, а в случае встречи со зверем — захватить и саму гиену. Эта просьба звучит как шутка — в ней так же мало здравого смысла, как и в повелении Еврисфея сходить в Аид за Цербером. Тем более что и настоятель, и Еврисфей реагируют очень живо, увидев, что задание неожиданно выполнено. Они обесценивают произошедшее событие, просят вернуть зверя на место. Дело в том, что в христианстве мистическое послушание диких зверей, гадов, чудовищных хищников — это известный признак святости. Способность укрощать без применения силы, воздействовать уговорами на бессловесных тварей дается только свыше и демонстрирует торжество добродетели над злом, каким бы могущественным оно ни выглядело. И настоятель, видя этот знак, пытается не избаловать будущего святого, не пробудить в нем грех гордыни. Поэтому он набрасывается на Иоанна с палкой, ругает его и восклицает примерно так: «Ты что же думаешь, что это собака?» После чего нового Цербера развязывают и отпускают на свободу.

Геракл и Кербер. С амфоры. 530 г. до н

И паки рече ему: «На оном месте видех мотыла уены, иди и принеси ми их». Бе бо тамо уены живущи, уморяющи человеки и скоты. И рече Иоанн: «Что сотворю, отче, аще на мя приидет уены-зверь?». Старец же, радуяся, рече: «Аще приидет на тя — свяжи ю и приведи семо». И шед Иоанн вечеръ тамо. И се прииде уены-зверь на него. Он же по словеси старчю начат гнати ея, глаголя: «Стани, отец ми рече, повеле связати тя». Старец же, скорбя, седяше ждый его. И се идяше Иоанн, ведый уену связаны. Видев же сие, старецъ дивися и хоте смирити его, да не возвеличится». Взем жезл и бияше его, глаголя: «Пса ли, блудне, привел еси семо?». И разреши ю старец и отпусти.

Патерик

Собачка Платона

К XVII в. в древнерусских толковых словарях оформляется статья «Кервер». Правда, она очень короткая: «зверь лютый» — вот весь ее текст. Такие же подписи в это время сопровождали чудовищ (грифона, единорога) на муравленых изразцах [39: № 70, 73, 175]. Но в XVIII в. сообщения о Цербере стремительно множатся, хотя детали его биографии недостаточно известны и понятны.

Автор «Книги естествословной» (XVIII в.) пишет о Цербере в разделе о дивных существах, помещая его рядом с минотавром и сфинксом. Кербер записан как Корвер, а вместо Аида-Плутона в рукописях по ошибке возникает Платон. У этого Цербера не только три песьих головы, но и хвост с ядовитым жалом на конце, а также страшный голос. Автор этого описания использует книгу «Мифологическая библиотека» — там чудовище, конечно, возникает в ряду подвигов Геракла. Легендарный герой должен привести Цербера к Еврисфею живым, а хозяин пса ставит дополнительное условие: укротить монстра голыми руками (без ружья — то есть без любого оружия, например дубинки).

…труд приказан ему, чтоб он из Ада привел Кервера: у сего были три головы сабачьи, а хвост змеиной, а по спине были всякие змеиные головы <…> когда Ираклий просил у Плутона Кервера, то Плутон велел ему вести его, толко без ружья, кое на нем было. А Ираклий, обретши его при вратах Ахеронтовых, будучи пансырем огражден и лвиною кожею окрыт, и обняв голову руками, (от себе) не отпустил, а хотя от Дракона, что на хвосте (у Кервера) и угрызен был, (однако ж) держа за шию и погнетая, усмирил зверя…

Мифологическая библиотека

↓

О корвере. Было дивовище, именуемое корвер; <были> у него четыре ноги зверины, три головы собачьи, а хвост яко у аспида, в конце лютейший яд имать; глас имел страшый и жил аки бы во аде с Платоном.

Книга естествословная

Процесс унизительного укрощения Цербера, разумеется, в русском источнике опущен. Вообще автор «Книги естествословной» описывает мир, статично населенный монстрами, а их легендарные биографии, истории побед и поражений не так важны. Он даже не пользуется случаем рассказать, как драконья голова на хвосте Цербера кусает Геракла. Кроме того, в его описании по сравнению с оригиналом существенно сократилось число змеиных голов: нет их ни на спине пса, ни на хвосте. Зато добавляется страшный голос. Скорее всего, автор «Книги естествословной» знал еще какое-то описание Цербера, которое не совпало с «Мифологической библиотекой» в исключенных деталях, но показалось ему достовернее.

«Грив — зверь лютый». Изразец. XVII в.

Громкий чудовищный лай — известная с Античности характеристика Аидова пса. В 1790 г. А. Н. Радищев прославил некое чудище обло стозевно, использовав измененную строку из поэмы В. К. Тредиаковского в эпиграфе к «Путешествию из Петербурга в Москву». Тредиаковский в своем тризевном чудище совместил несколько античных бестий, включая Цербера. Но задолго до Тредиаковского такая мешанина нарочно устраивалась при создании эмблем, чтобы их символика была многослойной. Например, визгливо лающая Сцилла удачно переплелась с Цербером