Фридрих Вильгельм I - Вольфганг Фенор

Фридрих Вильгельм не принимал участия в этом спектакле. В конце апреля он покинул Берлин и отправился в союзную армию, воюющую в Нидерландах. В ее составе находились также крупные прусские соединения под командованием генералов фон Нацмера и фон Лоттума. Король снабдил его письменной инструкцией, а также велел держаться поближе к прославленным полководцам принцу Евгению и герцогу Мальборо. Кроме того, кронпринц был обязан «вежливо и прилично вести себя» со всеми другими генералами и знатными людьми, «особенно английской нации». Вот на какую глубину было погребено немецкое самосознание!

11 сентября 1709 г. при Мальплаке произошла битва, в ходе которой союзники нанесли французам сокрушительное поражение. До самой смерти Фридрих Вильгельм ничем не гордился так, как своим присутствием на поле этой битвы. В европейских газетах сообщалось: прусский кронпринц «во время всего сражения находился рядом с принцем Евгением и герцогом Мальборо и разделил с ними все опасности, а также все почести». Мальборо сам закончил реляцию о победе утверждением, что особая заслуга в ней принадлежит прусским частям, отважно атаковавшим правый фланг французов.

В главной штаб-квартире союзников Фридрих Вильгельм занимался отнюдь не беспрекословным исполнением инструкции своего отца. Не нашлось у него времени и для «вежливого и приличного поведения» в отношении иностранцев какой бы то ни было нации. Шесть месяцев, проведенные в армии, он отдал прежде всего прусским частям. Труды кронпринца были тем более успешными, что его повсюду сопровождал 33-летний князь Леопольд Анхальт-Дессауский — один из многих независимых немецких князей, но также и прусский генерал-лейтенант, уже не раз отличившийся в сражениях. Его военная слава начала греметь по всей Европе с 1706 г., когда он — с бутылкой шнапса в левой руке и с обнаженной шпагой в правой — повел прусские отряды на штурм занятого французами Турина. Грубиян Леопольд с его зычным командирским голосом был уникален во многих отношениях. Против воли своих родителей и мнения всего придворного общества он взял замуж дочь простого аптекаря, красавицу Аннелизу Фёзе, и сделал ее княгиней; предполагаемого любовного конкурента он запросто проткнул шпагой. И что самое главное, стал первым кадровым военным в Европе. Ничто на свете его не интересовало, за исключением войны; правда, он был также замечательным, экономным управляющим своего маленького княжества Анхальт-Дессау.

Это был человек во вкусе Фридриха Вильгельма: практичный, здравомыслящий, грубый, богобоязненный и враждебный всякой роскоши, целиком отдавший себя «экономии» и военному делу. Этот ограниченный солдафон, рассказывающий о военных приключениях, чрезвычайно понравился любознательному прусскому кронпринцу. Так возник симбиоз двух военных реформаторов, чья деятельность имела самые значительные исторические последствия. Уже лет десять прусский генерал-лейтенант Леопольд проводил эксперименты над строевым порядком и оружейной техникой. Шаг в ногу и железный шомпол обязаны своим происхождением преимущественно князю Леопольду из Дессау. Авторитет и профессионализм Фридриха Вильгельма по-настоящему встряхнули прусскую армию. Былую пестроту отдельных частей сменила единая организация, тактика, обмундирование и дисциплина. Возник термин «берлинская лазурь», ставший широко известным синонимом прусской армии. На шелковых знаменах батальонов и полков появился взлетающий прусский орел и девиз «Non soli cedit» («Он не уступает солнцу»).

Во время совместного похода союзники и удивлялись, и завидовали, и смеялись, глядя, как Фридрих Вильгельм занимается строевой подготовкой прусского корпуса. Слова «прусская муштра» стали крылатыми в военной среде всего мира. Даже специалисты не понимали тогда революционного значения прусской строевой службы, видя в ней лишь парадные эффекты. На самом же деле речь шла о совершенно другом: мир стоял накануне линейной тактики! В будущем не станет хаотичных боев разрозненных толп. Нет, на поля сражений двинутся ряды, извергающие огонь, то есть огневая мощь и движение будут взаимодействовать. Образно говоря, огонь должен маршировать! И это произойдет тогда, когда на поле боя станут использовать точные, тысячекратно выверенные приемы линейной тактики. В 1709 г., возле Мальплаке, все это казалось лишь солдафонским капризом. А в 1741-м, при Мольвице, оказалось невозможным противостоять прусской атаке, чередовавшей неизменное наступление со сплошным огнем. Именно она и вызвала драматический сдвиг в европейском равновесии. Так кронпринц Фридрих Вильгельм и его друг, князь Леопольд из Дессау, стали родоначальниками и вдохновителями военного дела новой эпохи.

В 1710 г. легендарный полководец принц Евгений Савойский прибыл в Берлин с официальным визитом. Он остановился в доме князя Леопольда. Евгений Савойский имел множество бесед с Фридрихом I и его министрами, обедал у английского посла милорда Раби, у старого фельдмаршала фон Вартенслебена и у кронпринца, отбросившего свою легендарную скаредность и потчевавшего прославленного героя изысканными яствами и винами. Принц Евгений выразил прусскому двору полное доверие императора и покинул Берлин с королевскими подарками на сумму свыше тридцати тысяч талеров. Лучше бы было не «нашпиговывать» его золотом и бриллиантами, а добиться, ссылаясь на мощную прусскую армию, политических обещаний в пользу государственных интересов Пруссии. Ибо 1710 г. завершился появлением замечательных перспектив: благодаря настойчивым усилиям кронпринца наконец-то удалось добиться отставки премьер-министра Вартенберга. Фридрих I плакал горькими слезами, когда его любимец бежал во Франкфурт-на-Майне с двумя миллионами украденных талеров.

Летом 1711 г. кронпринцесса Софья Доротея снова оказалась в интересном положении. Она уже родила мужу двух мальчиков, вскоре после рождения умерших, и дочь Вильгельмину. Дочери исполнилось два года, и она отличалась крепким здоровьем. В это лето Фридрих Вильгельм был — насколько позволяла его непосредственная натура — полон внимания и предусмотрительного отношения к своей «Фикхен». Он страстно молился о рождении сына, наследника, и жил в постоянном страхе: смерть снова могла разрушить его сокровенные надежды.

Ранняя смерть первого, а затем и второго сына сыграла в жизни Фридриха Вильгельма роль, по-настоящему историками не оцененную. Прусский кронпринц воспринимал их как удары судьбы. Конечно, детская смертность в начале XVIII века была очень высока. Она считалась «нормой» семейной жизни как во дворцах, так и в хижинах. Фридрих Вильгельм, для которого смысл брака заключался не в сексе и даже не в любви, а только в детях, был глубоко потрясен первой такой смертью в 1708 г. Позднее он сам писал, что с этого времени (в 1708 г. ему исполнилось двадцать лет) стал поистине набожным христианином. Он испытал всемогущество Бога, с чьим «суверенитетом» шутить было нельзя, и до самой смерти, несмотря на свой бурный темперамент, жил в страхе перед карающей десницей Господа.

Большую часть лета Фридрих Вильгельм провел в своем любимом Вустерхаузене, где муштровал батальон в шестьсот человек, ходил по стойлам и амбарам, расспрашивал крестьян и арендаторов. Вечерами, основательно помывшись и надев нарукавники, он садился за стол, освещенный свечами, и предавался глубочайшей своей страсти: он считал. Его взгляд придирчиво осматривал колонки цифр, проходивших перед его глазами подобно полкам и батальонам. Точно так же он и маленьким мальчиком сидел над своей расходной книжкой, а сейчас с удовлетворением устанавливал, что в этом году общие доходы Вустерхаузена составили 12 тысяч талеров; из них он должен вложить в свою маленькую частную армию только тридцать процентов. По сравнению с обычным батальоном прусской армии содержание его игрушечного батальона обходилось ему дешевле на 3750 талеров в год. То есть он в плюсе! И эти занятия вовсе не были рецидивами патологической бережливости Фридриха Вильгельма. Нет, благодаря частному случаю Вустерхаузена — наполовину крестьянской усадьбы, наполовину воинской части — к кронпринцу приходило глубокое понимание причин неразрывной связи между армией и финансами, экономического взаимодействия между государством и армией.

Наконец 24 января 1712 г. свершилось счастливое событие: Софья Доротея родила третьего сына. Было воскресенье, и родители увидели в этом доброе, сулившее удачу предзнаменование. Они на коленях умоляли Бога не отбирать у них долгожданное потомство.

В спальне кронпринцессы кормилица протянула гордому отцу маленький сверток с новорожденным. Фридрих Вильгельм был вне себя от радости, он обнимал младенца и прижимал его к сердцу, а когда поднес его к камину, чтобы лучше рассмотреть лицо, служанки всполошились, отобрали у него ребенка и осторожно переложили в руки обессиленной матери.