Дорога в небо - Виктория Шавина

Марлиз нахмурилась, но ей хватило выдержки смолчать.

Познакомившись с рыбой в одном из лесных озёр, полковник остался доволен. Сожаление о привычной и хорошо обжитой базе в Хальте почти исчезло. Там новые, аккуратно покрашенные дома, дороги, мощёные трёхцветным орнаментом стилизованных волн, и до Гаэл — рукой подать. Здесь деликатно беседуют птицы, свежий запах прохладной воды мешается с ароматом хвои и древесной смолы. Полковник даже повеселел, словно Вальзаар или какая-нибудь могущественная сила обещала ему поддержку.

Понежившись ещё немного, он оделся и вышел на дорогу, пустынную, упиравшуюся в оба горизонта. Время ещё оставалось, и Сюрфюс решил дать волю любопытству. Понадеявшись, что план и дальше не подведёт, он повернул направо: посмотреть одно из таинственных сооружений, ночью замеченных с высоты.

Идти пришлось долго. Лес обступал дорогу с обеих сторон, потом за деревьями слева показался забор из железных прутьев. Узкая тропинка протянулась от дороги в тень больших, накрепко запертых ворот. Сюрфюс постучал, затем попытался оттереть замшелую табличку. Проступило слово «музей», вырезанное в камне. Прежде, чем сюда соваться, следовало послушать дядю Марлиз-Чен.

Лес вскоре раздался в стороны, сжимая просторное поле в мягких объятиях рыжей хвои. Старая наблюдательная башня, островерхая, сложенная из необтёсанных валунов разной формы и размера, высилась среди раздолья цветущей жёлтой травы. Ветер дышал в лицо одуряющей терпкой сладостью.

Добравшись до очередного пустынного перекрёстка, Сюрфюс повернул налево. Дорога привела к ограде, впечатляюще высокой — с воздуха полковник сильно её недооценил. Ровная стена прекрасно сохранилась — нет, не забраться, не уцепиться за выступы и стыки. Огорчённо хмурясь, Сил'ан вернулся к контрольно-пропускному пункту и попробовал дверь. Тяжёлая каменная плита легко ушла в стену — похоже, хоть место и выглядело заброшенным, а кто-то из старожилов сюда наведывался.

За оградой тянулись длинные одноэтажные дома. «Склады», — решил полковник. Он миновал их. По правую руку открылся холм, поросший густой травой, голубой и багровой, а на нём — передвижная смотровая площадка. Пустырь по левую руку упирался в диковинное здание, похожее на храм неизвестному Богу. Его передняя стена состояла из громадных, выщербленных плит, каждая высотой в три человеческих роста, каким-то чудом прикреплённых к крыше и висевших, словно занавеси. Сюрфюс повернул в ту сторону, по пути удивлённо разглядывая ржавые металлические трубки, кое-где поднимавшиеся из травы на добрых полтора айрер. «Для чего всё это?» — по-прежнему недоумевал он.

У дальней стены «храма» какой-то сердитый великан отрезал нижнюю половину. Ни алтаря, ни жертвенника внутри не оказалось — собственно, не оказалось вообще ничего, кроме мелкого сора. Лишь язвы бежали причудливым рисунком по боковым стенам.

Полковник какое-то время размышлял, глядя на тень от каменной занавеси, затем попытался отклонить одну из плит в сторону хоть на пару градусов. Оказалось, и человеку хватило бы сил.

Бросив прощальный взгляд на «храм», Сил'ан поплыл назад к кордегардии. Главному разводчику штурмовых птиц не годилось ждать испытателей.

Ю-Цзы не заискивал перед аристократией: приезжал ли он в Маро, выступал ли на совете Гильдии, он всегда одевался и вёл себя как уроженец Гаэл. «Сей человек — плохой актёр, — шутил он, говоря о себе. — Кто не умеет — пусть не играет». Так что и в этот раз на нём были белые шальвары и прямое узорчатое платье, доходившее до середины щиколоток. Подол с обоих боков был разрезан до бёдер, чтобы не стеснять движений. Ныне разводчик птиц, он происходил из простого сословия, и хотя сменил рубашку крестьянина на красный шёлк с искусной вышивкой горных пейзажей, носить на манер высокородных узкие брюки категорически отказывался.

Красивые речи давались ему с трудом, но, как правило, его и не просили выплетать языком кружева — лишь бы выражался ясно. Когда же среди властительных особ попадался очередной воинствующий защитник изящной словесности, Ю-Цзы спрашивал совета у жены.

Всю жизнь он не переставал учиться и любил разглагольствовать о том, какие перемены стоило бы внести в курсы наук и искусств.

— Не то, не то вбивают в головы, — порою доверительно втолковывал он Сюрфюсу, так словно эта проблема для людей и Сил'ан была общей. — Главное в чём? Не красиво болтать — это много ума не надо —, а дело делать. Вот к нему (так, не называя имени, он очень часто говорил о себе) приходят молодые специалисты. И чего они умеют? Вот именно! Зато им всё ясно, пока конкретную задачу не поставит и не скажет: давай! А дать-то они не могут, — он красноречиво разводил руками. — И начинается, значит: а как вот это? А как вот то? А почему не работает? Тонкости, хороший мой, везде тонкости — самое-самое важное. Он заявляет: Ю-Цзы не нужны знания! Что такое ваши знания? Несшитые лоскуты? Чего вы их ему под нос суёте, да ещё напыжитесь, творцы, гении? Вы покажите ему лучше, как вы пытались их сшивать, как не выходило, а вы снова пытались. Дайте, он увидит ваш труд, ваше дело. Ошибки, пытливость, настойчивость, интерес! Важнее знаний! Лоскуты без дела лежат и теряются у того, кто шить не умеет, хоть они там серебряные, хоть какие. А тому, кто все пальцы себе уже исколол, Ю-Цзы два слова скажет — и он сделает! Желание нужно, страшное желание, страстное желание!

Он поднимал руку, сжимал кулак, стискивал челюсти. Худой человек с моложавым лицом, неказистым носом и близко посаженными чёрными глазами, он бурлил и кипел в такой момент, он готов был кричать на всю Весну, убеждать каждого встречного. Полковник находил в его теории массу изъянов, но всё равно восхищался чужой энергией.

— Ты хорошо умеешь слушать, очень хорошо, — бывало, признательно замечал ему Ю-Цзы. — Окорачивай его что ли, а то несёт, и всё — белого света не видит.

Сюрфюс не хотел окорачивать. Он наслаждался, не столько словами, сколько звуком высокого нервного голоса, редкой искренностью порывистых интонаций. Только не всегда выдавалось время на беседы.

— Тех же ментальщиков взять, — восклицал Ю-Цзы. — Всему учиться самому надо, как с ними обращаться — тоже. Кто ж скажет. Им, понимаешь, выгодно даже, когда зовут не того, чьи умения хороши для задачи: тогда можно походить и подумать, а цену заломить как за тяжкий труд. Три пятых затрат — это вот они, родимые. А как же нашему брату знать, кого звать? Опыт нужен тут, общение, значит. Он, как ты знаешь, через это женился. И, впрочем, никогда не жалел.

Полковник тепло улыбался под маской. Про ведьму, со временем всерьёз увлекшуюся работой мужа, он слышал часто — считай, всякий раз, как случалось подолгу разговаривать с Ю-Цзы. Тот любил жену куда меньше своих птиц, а может и вовсе не любил — Сюрфюс не мог судить, не понимая значения человеческого слова «любовь». Оба просто наслаждались как близостью, так и разлукой, как общением, так и возможностью уединиться, строить собственные планы, не посвящая в них другого. Они не давали друг другу серьёзных обязательств, не приносили романтических клятв, и были счастливы, не прилагая к тому никаких усилий.

Разводчик не мог стоять в стороне и с видом большого начальника наблюдать за разгрузкой. Нет, он суетился, забегал то слева, то справа, и хотя оттого казался смешным, всякий раз успевал предотвратить то оплошность, то какую-нибудь досадную ошибку. В тех редких случаях, когда справлялись и без его помощи, довольно улыбался, встряхивал руками и не уставал благодарить: «Вот, молодцы! Вот толково работают!»

Сюрфюс скромно ждал, не сводя с человека потеплевших глаз. Только изумлённо поднял брови, когда первую грузовую платформу, забитую кормом, сменила вторая. Казалось бы, куда столько? Но в этот раз груз оказался иным — Ю-Цзы, не доверяя никому другому, сам вывел наружу птицу, каких полковник ещё не видел. «Значит, работы всё-таки ведутся», — с облегчением подумал тот. Весен привязал своё детище и торопливым сбивчивым шагом, словно вприпрыжку, бросился к Сюрфюсу.

— Ну, где же его отстранённый испытатель? — на ходу воскликнул он, озираясь. — Никак, совсем нос повесил?

На униле разводчик говорил свободно, но с жутким «цокающим» акцентом, сразу выдававшем уроженца Кехе.

— Не поверишь, — ухмыльнулся полковник. — Напротив, получил сегодня повышение.

— О, — со всей возможной значительностью оценил человек, шутливо поклонился и выпалил скороговоркой диковинное заклятье — что-то вроде «собьёцьё» — поприветствовал и, судя по уважительному тону, одобрил.

Сюрфюс поманил одного из оруженосцев, велел разыскать Тсой-Уге и привести. Ю-Цзы потёр маленькие руки — они у него вечно зябли — кивнул на птицу:

— Тут ещё работы непочатый край. Решил показать, раз всё одно фураж вести.

— Показывай, — согласился Сюрфюс.