Дорога в небо - Виктория Шавина

Вторым и последним развлечением Хину служили разговоры с Чанакьей. Тот оказался отнюдь не глуп и скорее рассудителен, чем вспыльчив. Уан всё пытался про себя определить его возраст: не меньше тридцати — то есть в любом случае старше Эрлиха, но не больше сорока двух. На привале, вечером четвёртого дня они беседовали вне пределов слышимости воинов, рассёдлывавших ящеров, и Хин спросил о манере подставляться.

— Бесстрашие? — недоумённо повторил Чанакья. — Нет-нет… Чтобы убить — недостаточно пронзить плоть, воля убийцы должна подавить волю жертвы. Люди Лета — не знаю, как в Весне — в большинстве своём не помнят об этом, не работают над собой. Боль сильнее их, и оттого нападающий, поразив плоть, тотчас получает преимущество. Летни удивляются, когда иные погибают от, казалось бы, несерьёзной раны, а кто-то выживает со смертельной. Но мы-то понимаем, от чего это зависит. Счастье их, пожалуй, в том, что атакующий сам не верит в возможность убить, лишь оцарапав палец — без яда! Разум ставит барьеры, выступая в борьбе на стороне жертвы. Но тот, кто способен без помощи боли и шока сломить другого человека, может отдать ему приказ умереть, даже не касаясь.

И Келеф, и Парка рассказывали о том же, но Хин никогда не понимал их до конца. Теперь же перед ним стоял раскрашенный человек, которого многие назвали бы смешным, и речь его текла столь безыскусно, словно он и правда умел всё, о чём говорил. Разум Хина, совсем как в рассказе этого чудака, воздвигал преграды недоверия.

— То есть ты утверждаешь, — сказал уан, выдавая недоумение за провокацию, — что четверо моих охранников не смогли бы причинить тебе вред?

Чанакья с легкомыслием бога пожал плечами. Одезри очень захотелось достать нож и предложить проверить. Но что если племянник Эрлиха того и добивался своим бахвальством? Узнать возможного врага как можно лучше всегда имеет смысл. Да и Келеф не стал бы лгать. И всё же Хин недоумевал: вот если отрубят руку, чем тут может помочь воля — неужто отрастёт?

— А если б они срубили тебе голову? — поинтересовался он так, словно прекрасно знал верный ответ.

— Они — не срубили бы, — с непоколебимой уверенностью ответил Чанакья и посмотрел Хину прямо в глаза. — Вы — другое дело, — но его интонация ясно добавляла непроизнесённое «может быть».

— Отчего же ты меня не боялся? — спокойно продолжил уан. Ему приходилось внимательно следить за своими словами, чтобы, забывшись, не обратиться к собеседнику словно к равному.

— А вы тягались не со мной, — на миг напомнив Эрлиха, улыбнулся тот. — С моим повелителем, — он долго рассматривал Хина, прежде чем пояснить. — Вы согласились, приехали в назначенный день, отпустили своих людей и не убьёте меня. Хотя ни в одном из случаев он не мог вам прямо приказать. Просто его воля настолько сильна, что не разменивается на отдельных людей. Она управляет обстоятельствами, они же — всем под небесами.

Столь впечатляющего образца фанатичной веры Хин прежде не встречал.

Глава VI

Летели над полями Фориля: сотнями затопленных водой террас, узких, словно лезвие ритуального ножа или полумесяц. Крестьяне усердным трудом сложили небеса из осколков.

— Прекрасно! — громко, чтобы перекрыть свист ветра, крикнула Марлиз.

Птицы несли боевые сёдла, и девушка занимала место оруженосца позади полковника. Она сочиняла стихи, полные восторга — о, если б они столь же изобиловали талантом! Сил'ан прекрасно слышал её шёпот, но даже не думал признаваться: майор, усердно надрывавшая горло, очень его веселила.

— Вот! Мы! — порывисто выбросила руку Марлиз, и едва не ударила своего командира по уху: тот наклонился посмотреть так быстро, что она не заметила движения.

Мириады крохотных птиц купались в отражённых небесах; тая на границе одного осколка, появлялись в других. «Мы» могли оказаться любой из них. Марлиз-Чен вновь забормотала, подбирая изящные фразы.

«Сегодня праздничный день у ловцов улиток», — подумал полковник.

Полоса леса на склоне далёкой горы напоминала пояс для меча. А лететь, неспешно, сохраняя строй, нужно было на закат, пытаясь догнать рыжее Солнце, словно прюс — клубень гнета, привязанный к удочке. И когда в голубом полумраке затеплятся огни — далеко внизу — значит, вот он посёлок с неблагозвучным названием Коздем.

Полигон располагался в тридцати шести ваа[18] к северу. Ни искры, ни проблеска — будто там давно не осталось никого живого. Всадникам-людям пришлось положиться на чутьё птиц. Для Сил'ан темнота не создавала трудностей. Штурмовики садились одна за другой: вцеплялись в дёрн когтями, складывали крылья, удерживая равновесие с помощью хвоста. На земле их тут же разводили подальше друг от друга: усталые, голодные и оттого раздражённые, они могли устроить побоище.

Полковник задержался в воздухе дольше других. Он проследил взглядом за ниточкой ограды, убегавшей до самого горизонта. Полигон втрое превосходил размерами посёлок. Группы строений, обнесённые своими защитными стенами, соединялись бессмысленно длинными дорогами. Одинокие домишки, словно грибы, торчали то посреди пустыря, то на лесной опушке, то напротив громоздких сооружений, назначение которых сверху трудно было угадать. Сюрфюс видел в этом рисунке призрак былой значительности, годы бурного строительства и кто знает, каких ещё работ, окончившихся забвением.

Птиц покормили из своих запасов. Заночевали у перекрёстка двух дорог. Одна из них, уводившая к лесу, скоро круто поворачивала и устремлялась параллельно другой, стеснительно прячась за деревьями. На заре из домика у поворота вышла старуха, долго топталась на пороге, о чём-то толкуя с дверью. У калитки она сощурилась, с придирчивым недоверием — будто привидевшийся наяву странный сон — разглядывая полковника и столпотворение за его спиной. Сюрфюс столь же озадаченно посмотрел на неё.

План полигона существовал, область между первым и вторым контрольно-пропускными пунктами изображалась на нём подробно и, как выяснилось, достоверно. Все девять Сил'ан успели полюбоваться своими будущими жилищами ещё ночью, теперь то же удовольствие предстояло втрое большему числу людей. Под впечатлением от увиденного испытатели с редкой слаженностью принялись за дело: над[19] одной из площадок между домами запылали костры, весены покладисто бегали к птицам на пустырь и обратно, таща мешки с ингредиентами, в то время как дети Океана и Лун — кто с похоронным, кто с озадаченным, а кто и со всем довольным видом — варили очищающее зелье. В полдень лётчики разошлись, каждый в сопровождении своего оруженосца и пузатого сосуда с драгоценным розовым «супчиком».

Начальник штаба, как и обычно составлявшая пару полковнику, ругалась сквозь зубы, сражаясь с мебелью в своей комнате. Прежний хозяин был большой оригинал (девушка, впрочем, выражалась куда крепче и точнее): он умышленно и тяжело калечил добротную мебель из деревянного камня. Майор уже вынесла в коридор такое множество отрезанных и отломанных ножек от низких столов, распиленных каркасов ширм, истерзанных спинок от стульев-подушек, полок из шкафов, что впору было складывать из них макет Четырёх гор в масштабе один к двумстам.

— Да кто ж выдавал этому маньяку столько мебели? — возмутилась девушка, наконец. — Вопиющее небрежение!

Сюрфюс тотчас высунул любопытный нос из комнаты напротив, деловито осмотрел скопившуюся груду хлама и, неторопливо отобрав три кусочка, уплыл восвояси. Марлиз проводила его удивлённым взглядом. Как сказал бы с эдакой подозрительной интонацией её знакомый актёр — отвергнутый, но не терявший надежды поклонник: «Хм, что это было?»

Когда новый дом перестал напоминать кладбище мебели, девушка смочила широкую кисть в зелье и принялась наводить блеск на стены.

— Сначала бы сор замела, — посоветовал полковник. Он остановился в дверях и, чуть щурясь, хотя Солнца не было, рассматривал комнату.

Майор опустила кисть, рукавом вытерла лоб. С непривычки чёрная работа давалась ей трудно: одежда липла к спине, волосы выбились из причёски, потемнели от пота и завились.

— А вы уже закончили? — кашлянув — горло пересохло — спросила она.

Сюрфюс вздохнул, изображая мученика, и поднялся выше, чтобы не мести грязь подолом.

— Давай, — он протянул руку за кистью, — не терзай стены и себя.

Марлиз невольно рассмеялась, даже забыв об усталости, выпрямилась, напрягая до предела мышцы затекшей спины. Кисть отдала и насмешливо поинтересовалась:

— А пол меня стерпит?

— Иначе я разве представил бы вас друг другу? — искренне удивился полковник.

Майор фыркнула, покачала головой и ушла за связкой сухих упругих стеблей. Когда она вернулась, Сил'ан уже закончил с одной стеной и взялся за другую. Весни полюбовалась экономными движениями кисти — казалось, Сюрфюс долгие годы оттачивал искусство уборки. Марлиз не вдруг решилась дать любопытству волю.