Ботоксные дневники - Линн Шнернбергер

Только не новое белье, как в прошлый раз, молюсь я про себя.

— Тайский массаж! — восклицает она, вновь становясь прежней Люси. — Увидишь, это просто потрясающе! Ты ведь пойдешь со мной? — По своему обыкновению, она, не дожидаясь ответа, щелкает пальцами и тут же начинает действовать. — Я сейчас позвоню и договорюсь о сеансе.

— Лечь на ковер лицом вниз, руки за голову!

Многообещающее начало, особенно если учесть, что на мне нет ничего, кроме тонкого хлопчатобумажного одеяния, полы которого удерживаются вместе с помощью тесемки, служащей поясом. Плотный мужчина, отрывисто отдающий приказания, находится всего в нескольких дюймах от нас. Он сгибает мускулистую руку, и мне кажется, что змея, вытатуированная на его мощном бицепсе, делает бросок и вот-вот меня ужалит.

— Это сеанс массажа или подготовка к ограблению банка? — шепотом спрашиваю я Люси.

— Ш-ш, не время для шуток. Сосредоточься и просто делай то, что он говорит.

Люси кажется невозмутимой, как буддийский монах, что для меня совершенно непостижимо, поскольку м-р Бицепс, он же врач-массажист, бесцеремонно подталкивает нас к подушкам, лежащим на полу. Уютная комната залита мягким светом, в углу мерцает лампа с лавандовым маслом, воздух наполнен одуряющим запахом ванили, от которого меня начинает тошнить. Слава Богу, что хоть не слышно стонов невидимых духов янни. Люси уверяла меня, что благодаря тайскому массажу каждая мышца моего тела расслабится, однако в настоящий момент все они напряжены до предела.

— А теперь, леди, снимите халаты и все, что под ними, — произносит мужчина, с которым я познакомилась всего пять минут назад. Этот человек с однодневной щетиной и заказанным по почте дипломом Американского общества массажистов уверен, что я отнесусь к предложению обнажиться перед ним как к чему-то само собой разумеющемуся. Однако Люси, к моему удивлению, тут же сбрасывает халат и принимается стягивать стринги.

В следующий момент я уже лежу лицом вниз на полу рядом с Люси и, зажмурившись, изо всех сил пытаюсь расслабиться, раз уж это так необходимо. Но как я могу это сделать? Только я начала расслабляться, как до меня дошло, что массажист уселся на меня верхом — всей своей двухсотфунтовой массой — и крепко держит мои запястья. Я стараюсь повернуться, чтобы понять, что происходит, но мастер Рави, как он велел нам себя называть (хотя я абсолютно уверена, что священник при крещении дал ему совсем другое имя), прижимает мои руки к полу, не позволяя мне шевельнуться.

— Напряжение покидает ваши мышцы и переходит в мои руки. В мои руки. В мои руки, — как заклинание повторяет мастер Рави и усиливает хватку. — Поэтому вы расслабляетесь. Вы расслабляетесь. Вы расслабляетесь. Вы находитесь в гармонии со всем миром. В гармонии со всем миром. В гармонии со всем миром.

Интересно, парень заикается или у него просто ограниченный словарный запас?

Он бормочет, потом начинает трястись, и я понимаю, что сейчас потеряю сознание. Эта мысль путает меня. Кровь не поступает к моим рукам уже по крайней мере четыре минуты. Мне кажется, они уже мертвы. Они наверняка мертвы. Они мертвы.

Когда мои руки онемели настолько, что не смогли бы удержать пакетик с воздушной кукурузой, мастер Рави резким рывком забрасывает их себе за голову и прижимает к своей шее. В результате моя грудная клетка выгибается так, что мне вполне удается поза кобры, которая раньше у меня никогда не получалась, а мои груди упираются прямо в лицо Люси.

— Ну, как ты себя чувствуешь? — спрашивает она. Я даже не пытаюсь ответить, потому что мои голосовые связки настолько напряжены, что не могут издать ни звука, а из легких, похоже, выпустили весь воздух.

«Погоди, Люси, — думаю я. — Вот придет твоя очередь, тогда узнаешь».

На какой-то благословенный момент мастер Рави отпускает мои руки, и я чувствую облегчение. Но он тут же превращается в разъяренного коршуна, поднимает меня в воздух, а потом швыряет на ковер, на который я шлепаюсь в позе миссионера. После чего он, конечно же, опять взгромождается на меня и начинает прижимать к полу мои плечи.

— С-сдаюсь, — бормочу я, заикаясь, — ваша взяла.

Но и этого ему мало. Во второй части программы он вытягивает и скручивает мое тело, заставляя меня последовательно принимать позы, которые произвели бы впечатление на любого пенсильванского кондитера, специализирующегося на выпечке голландских кренделей. Несмотря на сопротивление, неожиданно я начинаю получать от всего этого удовольствие. Не знаю, что ему удалось ослабить — напряжение в моих мышцах или мой дух, но примерно через двадцать минут я ощущаю теплоту и приятное покалывание во всем теле. Я чувствую такое умиротворение, что комната кажется мне залитой розовым светом, а смысл жизни становится гораздо, гораздо понятнее. У-ух! «Что, интересно, они подмешали в лавандовое масло?» — думаю я, но не успеваю почувствовать беспокойство и погружаюсь в легкое забытье, а мастер Рави тем временем оставляет меня в покое и принимается за Люси.

Через полчаса мы с Люси с трудом влачим наши расслабленные тайским массажистом тела в сауну, нагретую до ста восьмидесяти градусов. Каждая из нас заплатила сто пятьдесят долларов лишь за то, чтобы испытать те же ощущения, что заставляют тысячи нью-йоркцев каждое лето покидать город. Мы потягиваем минеральную воду «Эвиан» из маленьких бутылочек, сидя на жестких скамьях и бездумно глядя на пылающие угли.

— Потрясающе, правда? — произносит Люси, вытирая пот со лба. Полотенце падает ей на колени, обнажая грудь. Люси опять голая. Так для чего, спрашивается, ей персональный продавец в «Барнис»?

— Потрясающе, — соглашаюсь я. — Как ты узнала об этом массажисте?

— Я услышала о мастере Рави в Лос-Анджелесе. Там у него тоже есть салон.

— Похоже, в Лос-Анджелесе тебе скучать не приходится.

— Я всегда нахожу время для чего-то помимо работы, — холодно произносит Люси и, могу поклясться, начинает быстро моргать.

О нет! Пожалуйста, не надо. Только не это!

— Только не говори, что ты ходила к мастеру Рави вместе с Хантером!

— С Хантером? — визжит Люси.

Это что-то новое. Люси никогда раньше не визжала. Моя утонченная подруга совсем раскисла, и дело не только в жаре.

— Просто смешно, — поясняет она. — Хантер и дзэн — совершенно несовместимые вещи. Хантер для этого слишком крутой.

— В каком смысле?

Люси хихикает:

— В том смысле, что он любит всякие крутые вещи: ест говядину, пьет виски «Джек Дэниелс». Ты бы видела нас в ресторане. Он заказывает бифштекс с гарниром, а я салат, иногда даже без соуса. И Хантер начинает меня дразнить, называет глупой маленькой девочкой. Он такой замечательный!