Величайший рыцарь - Элизабет Чедвик

– Нет, госпожа.

Вильгельм бросил взгляд на Гийома де Танкарвиля, который наблюдал за ним с загадочной улыбкой на губах. Вильгельм в какой-то мере ожидал, что наместник предложит ему снова присоединиться к своему дому, но тот молчал.

– Сейчас сезон турниров, и у меня все еще есть Бламкарт. Я смогу выжить в этом мире.

Де Танкарвиль стал улыбаться шире.

– Ты уверен в этом? Похоже, у тебя есть очень нежелательный талант – терять боевых копей и оказываться в опасном положении.

– Я сделал бы то же самое и для вас, господин, если бы вы оказались на месте моего дяди, – спокойным голосом, с чувством собственного достоинства ответил Вильгельм, стирая улыбку с лица де Танкарвиля.

– Прости, парень. Мне не стоило шутить. Возможно, все дело в том, что я знаю о твоем будущем больше, чем ты. Тебе не придется ездить по турнирам или соглашаться на место в моем отряде.

– Господин? – Вильгельм озадаченно посмотрел на него. Алиенора раздраженно взглянула на де Танкарвиля, словно он слишком много сказал.

– Господин де Танкарвиль намекает, хотя и неловко, на то, что я предлагаю вам место в своей страже, – сказала Алиенора. Я обеспечу вас всем, что вам требуется: одеждой, снаряжением… лошадьми, если такая необходимость возникнет, – добавила она с легкой улыбкой. – Это не благотворительность. Я буду большой дурой, если не возьму вас на службу. Мои дети вас обожают. Нам очень не хватало вашего общества, а вы доказали свою верность и доблесть перед лицом смерти.

Ее похвалы накрыли Вильгельма, словно горячей волной, от радости и смущения загорелось лицо.

– Не находите слов? – поддразнила она его. В голосе звучал смех.

Вильгельм сглотнул.

– Я часто мечтал о такой должности, но никогда не думал… – он покачал головой. – Нет худа без добра.

Внезапно он остро ощутил потерю, и грусть прогнала эйфорию. Он прикрыл лицо правой рукой. Ему удалось продержаться четыре месяца при самых трудных обстоятельствах – он не сломается и сейчас, только не перед королевой!

– Вильгельм, я понимаю, – сказала Алиенора более мягким, чем обычно, голосом. – Отдыхайте, сколько требуется, и возвращайтесь ко мне, как только будете готовы. Поговорите с моим кастеляном. Он проследит, чтобы вас обеспечили всем необходимым. Скажите ему, чего вам не хватает. А теперь идите, она легко подтолкнула его.

– Спасибо, госпожа, – Вильгельм поклонился.

В этот момент на пороге появилась принцесса Маргарита с няней. При виде Вильгельма она засняла. Она несла щенка под мышкой, а тут вручила его Вильгельму.

– Это моя новая собака. Я рада, что вы вернулись.

– И я тоже.

Вильгельм, как от него и ожидалось, потрепал шелковистые ушки щенка. Тот открыл маленькую пасть и покусал его палец молочными зубками. На ум пришло слово «крыса», но он не стал произносить его вслух.

– Вы плачете? – спросила Маргарита. На ее лице тут же появилось сочувствие.

Вильгельм уловил запах щенка – смесь мочи и шерсти.

– Нет, принцесса, – соврал он, с трудом держа себя в руках, хотя его внутренний щит и получил повреждения, которые отремонтировать невозможно. – Я простудился, вот и все.

Внезапно он подумал: как хорошо, что ему встретилась только Маргарита, а не требовательные, шумные сыновья Алиеноры.

За сдерживание бури пришлось заплатить свою цену. На границе сознания, словно на горизонте, как во время летней грозы, сверкнула молния, у Вильгельма затуманилось в голове, он почувствовал, как давление внутри черепной коробки за глазами нарастает и отказывается спадать, потому что он нарушил естественный ход событий. Постепенно приходя в себя, Вильгельм избегал людей, как только мог, и на вопросы отвечал односложно.

Вскоре после вечерни он зашел в церковь святого Илария. Солнце садилось у него за левым плечом и отбрасывало длинные тени на землю, покрытую пыльной листвой, как и обычно в середине лета. Вильгельм ни о чем не думал, пока шел, потому что так было легче. Он старался оставаться наедине с собой и ни о чем не думать. Ему потребовалось какое-то время, чтобы связно ответить привратнику, который дежурил у ворот. Слова вылетали из него беспорядочным потоком, словно он напился, и монах посмотрел на него неодобрительно.

В конце концов Вильгельм взял себя в руки и более твердым голосом повторил, кто он и зачем пришел. Привратник позвал другого монаха, чтобы тот отвел юношу к могиле Патрика из Солсбери. Их шаги эхом отдавались в храме. Свет вечернего солнца проникал в арки, на стенах сверкала позолота, и ее блеск отражался от пола. Все было спокойно и безмятежно.

Монах молча указал на гробницу, пока ничем не украшенную, за исключением красного шелкового покрывала с золотом по краям. В каждом углу, в специальных углублениях, горели свечи. Скульптурное изображение святого все еще находилось в работе. Вильгельм с благодарность кивнул и встал на колени перед гробницей. Монах ушел, тихо ступая по плитам, и Вильгельма остался один. Солнце село, спустились сумерки, потом наступила ночь. В церкви стало значительно темнее. Лампы у главного алтаря прорезали тьму, свечи отбрасывали круги света. Вильгельм услышал, как у монахов идет вечерняя служба. Потом наступила тишина, такая же глубокая, как темнота между островками света. Вильгельм оставался один и, прижавшись лбом к покрывалу, заставлял себя плакать в память о гордом человеке, которого убили ударом в спину. Но слез не было. Они высохли где-то на пути от покоев Алиеноры к церкви, а буря с грохотом отступила далеко на задворки сознания.

Глава 7

Вильгельм часто слышал про тушеное мясо, которое готовят на окраине, расположенной вдоль южного берега Темзы, но до этого дня никогда не заходил в печально известный район борделей, бань и харчевен. В том, что он вообще оказался здесь, был виноват Вигайн, приписанный к кухне Алиеноры для ведения учета продуктов. Вигайн заявил, что ни один человек не может считать себя достойно прожившим жизнь, если не попробовал гуся Эммы, запеченного с шалфеем и луком и подаваемого со сладкой пшеничной кашей на молоке. Конечно, именно описание еды заманило Вильгельма в Саутуорк, да еще желание хоть ненадолго сбежать от путаных дворцовых интриг и церемоний. Вильгельм был рабочей лошадью, но в этот вечер сбросил ярмо и стал молодым человеком двадцати трех лет, который решил отдохнуть и получить удовольствие в обществе друзей и родных. Компания состояла из Вигайна, Вальтера Мэна, одного из королевских секретарей, Болдвина де Бетюна, который, как и Вильгельм, был рыцарем при королевском доме, и братьев Вильгельма, Иоанна и Анселя.

Прежде всего Вильгельм поразился, узнав, что Эмма – это мужчина ростом больше двух ярдов и волосатый, как медведь. На шее у него висело огромное количество ярких стеклянных бус, ожерелий и жестяных безделушек, одна из которых представляла собой огромный фаллос с крыльями в состоянии эрекции. Вигайн рассмеялся, увидев выражение лица Вильгельма.

– Не беспокойся. Да, он предпочитает мужчин, но только когда они ему сами предложат.

– Это успокаивает, – язвительно заметил Иоанн Маршал. – Не думаю, что он получает много предложений.

– Вы удивитесь, – широко улыбнулся Вальтер Мэп, глядя на запачканные чернилами пальцы. Он постоянно вел записи о жизни при дворе и людях, занимавших важные посты, которые давали власть. – Я знаю по крайней мере одного барона, который приходит сюда не только за гусятиной и которого точно не интересуют девушки.

Пока он говорил, мужчины повернулись, чтобы взглянуть на двух девушек, выходивших из бани, расположенной за обеденным залом. Они несли кучи влажных полотенец и хихикали. У них раскраснелись лица, волосы выбились из-под платков, платья прилипали к телу. Прежде чем они закрыли дверь, до собравшихся отчетливо донесся голос мужчины, который шутил с еще одной служанкой, не видимой из зала. Из двери вырвался пар, пахнущий какими-то травами, и поплыл по залу.

– Ясно, почему ты считаешь жизнь в Хамстеде слишком степенной и уравновешенной и она теперь тебе не по вкусу, – пробормотал Иоанн, обращаясь к Вильгельму.

Вильгельм рассмеялся при виде сурового выражения лица брата.

– Вопреки тому, что ты думаешь, мы не ведем разгульную жизнь и не дебоширим, не правда ли, Болдвин?

Темные глаза де Бетюна заблестели.

– Пока нет, но я надеюсь, что нам повезет, и все изменится.

Они немного отодвинулись от стола, чтобы позволить Эмме поставить поднос на середину. Гусь был покрыт золотистой корочкой, и от него шел восхитительный аромат. Янтарные капельки скатывались по бокам и собирались на подносе. Божественный запах шалфея, лука и пшеничной каши поднимался вверх волнами. К гусю подавали еще кисловатый соус с изюмом, придававший сочному мясу особый вкус, и хороший белый хлеб, чтобы собирать им сок.