Обмен мужьями Правдивая история нестандартной любви - Луиза Леонтиадес

Я задавила их в зародыше и сказала:

— Жиль, chéri, ne t’inquiète pas (не волнуйся, дорогой — фр.) Я прилечу через пять часов. Дай телефон ей, а я дам Мортену. Я думаю, ему удастся до неё достучаться, даже если у тебя это не получается.

Я передала телефон нахмурившемуся и испуганному Мортену. Все выходные мы били веселы и счастливы. Внезапно, я почувствовала приступ ярости на Елену за то, что она причинила боль двум моим любимым мужчинам.

Последовал разговор на шведском, но его суть была понятна даже мне. Елена не могла и не хотела успеть на самолёт. В её мире печаль была для этого совершенно нормальной причиной. Закончив разговор, Мортен взял меня за руку и сказал:

— Мы может попробовать сделать всё, что от нас зависит, чтоб исправить это — я имею в виду ты и я. Честно говоря, у нас мало надежды, если Елена и Жиль не будут вместе. Разные страны, сложная логистика. Всё очевидно.

И это было так.

Моя новая любовь начала скрипеть и трескаться, а мои воздушные замки развеялись клубами дыма. Лопнули. Подобно Икару, я танцевала слишком близко к солнцу и внезапно начала падать в пропасть. Никогда в жизни я не чувствовала себя настолько потерявшей управление. Не стоит говорить, что я не обвиняла в этом Жиля. Я любила Жиля. Или Мортена. Я любила Мортена.

Я обвиняла Елену.

— Нам надо идти. Твой самолёт уже скоро, — сказал Мортен.

Мне хотелось топнуть ногой и сказать: “Возможно, я тоже слишком расстроена, чтоб уезжать!” Но я не сделала этого. У меня звенело в ушах, мои руки дрожали, но я не могла капризничать.

— Дорогая, пожалуйста, когда ты вернёшься домой, пригляди за моей маленькой Еленой. Она расстроена и одна в чужой стране.

Как он может просить меня о подобном? Присмотреть за женщиной, которая уничтожает возможности моих новых отношений? Но когда я открыла рот, чтоб рассказать о том, что чувствую, я смогла сказать лишь: “Я обещаю. Не волнуйся.”

И я собиралась сделать это. Даже если мне не случиться быть с ним. Но если я могу присмотреть за женщиной, которую он любит и он в результате будет чувствовать себя лучше, я сделаю это.

Мы ничего не говорили. Ни в машине, ни на регистрации рейса, ни у выхода на посадку. Но прямо перед тем, как я собиралась идти и повернулась к нему спиной, может быть в последний раз, он неистово схватил меня. Вцепился в мою талию и в мой рот. Его руки держали мои, а наши голубые глаза, отражающиеся друг в друге, наполнились слезами.

— Мы попробуем, ага?

Это был сдавленный и безнадёжный возглас капитуляции. Мы были не в силах повлиять на ситуацию.

Обратный полёт был одновременно и слишком коротким и слишком долгим. Приземлившись, я позвонила домой. Ответа не было. Они не могли выйти. Может быть Жиль убил Елену? Или Елена убила Жиля?

Когда я открыла дверь, дом был тих и пуст, за исключением звучащей из проигрывателя Имоджен Хип и горящих на столе свечей. Я задула их. Никого в гостиной. Никого на кухне. Никого в столовой.

Я нашла их в спальне. Жиль, очевидно, плакал. Елена нежно гладила его волосы. И очевидно, что под одеялом они были обнажены. В панике из меня вылетели слова:

— Всё нормально? Что происходит?

— Я люблю твоего мужа, — ответила Елена. Но он не знает — любит ли он меня.

Взрыв эмоций отозвался в моём животе. Не похоже на то, что между ними всё кончено, это скорее сближение. Я подошла к Жилю и посмотрела на него. Он выглядел смущённым и уязвимым. Я должна была выглядеть также. Я поцеловала его в лоб, взяла себя в руки и сказала: “Уже поздно, я иду спать. Если вам надо всё толком обсудить, я предлагаю вам провести эту ночь здесь вместе. Я люблю вас. Удачи.”

Я наклонилась и поцеловала Елену в щёку. Она неуверенно улыбнулась и поблагодарила меня.

Я закрыла дверь нашей спальни и позвонила Мортену. Я услышала его испуганный голос ещё до конца первого гудка. Я сказала:

— Всё в порядке. Они в порядке. Я не знаю точно что именно происходит, но они не расстались, я уверена.

Я услышала вздох облегчения. Но я была не в состоянии поддержать его.

— Я иду спать.

— Но, милая, это хорошие новости. Почему ты так расстроена?

— Потому, что я обязана своим счастьем кому-то другому.

— Но разве не именно в этом и состоит любовь?

Я была сердита. Сердита на себя за то, что я оказалась в этой ситуации. Сердита на Елену за то, что она не заботилась о последствиях своих действий. И сердита на Мортена за то, что он не понимал как мне плохо. Я не понимала раньше, что участие в четвёрке означает, что вы не можете полностью отвечать за свою судьбу и отношения. И это открытие мне совершенно не понравилось.

Елена осталась ещё на три дня. Все эти ночи Жиль спал с ней в одной кровати, дабы укрепить их новообретённый статус любимых, который был объявлен наутро после моего возвращения.

Я не знала, следует ли мне расстраиваться от того, что мной пренебрегает муж или радоваться тому, что мне не надо прямо сейчас расставаться с Мортеном. Так что в тот момент я делала то, что всегда делала лучше всего. Я укрылась в моём безопасном мире, называющемся “отрицание”. В предрождественской беготне это было несложно. Потому, что несмотря на опасения, у меня были мечты, большие мечты.

Я хотела реализовать их. И может быть, всё-таки может быть, этого было бы достаточно.

Альтернативное рождество

Рождество традиционно является семейным временем. Но для нас с Жилем это давно было не так. Мы воспринимали свои семьи скорее как источник беспокойства. Вместо этого мы праздновали Рождество в пабе со множеством других “потеряных мальчиков” Парижа. Мы готовили гигантскую индейку в духовках промышленных масштабов и сами разливали пиво, которое потом оказывалось записано в бухгалтерских книгах как “остатки”, то есть должно было быть отправлено в помои, но вместо этого заливалось в наши глотки.

И вот, за три месяца Жиль, Елена, Мортен и я почувствовали себя семьёй в большей степени, чем я когда-нибудь знала. Было больше любви. Гораздо больше. Впрочем, было настолько же больше переживаний.

Так что, раз Рождество — семейный праздник, мы собирались провести его вместе. Но это потребовало некоторого планирования. Семья Мортена приезжала к нему в Лондон и до 26-го декабря они изображали нормальность. Через полчаса после отъезда родственников, прибывали мы. Мы снова были в стране фантазии.

Елена радостно встретила нас в своём доме. “Это традиционный испанский рождественский фруктовый пирог. Я сделала его вчера вечером, он приправляется вином прямо в духовке. А эти бисквиты странной формы сделал Мортен. Они шведские.”

Так он ещё и готовит! — подумала я.

Елена разлила вино с пряностями и потянула меня по светлому деревянному полу, через её безупречную кухню в столь же безупречную гостиную. Я разулась. Она попросила меня об этом. Моя куртка уже была снята с моих плеч и висела на деревянной вешалке в их белоснежном шкафу. Подушки белели на их бирюзовом диване как маленькие облачка. Их дом был невероятен. Когда мы проходили мимо ёлки, с неё упала иголка. Как она только осмелилась? — удивилась я.