Альтернатива маршала Тухачевского (СИ) - Владислав Толстой

— И, вот русско-японская война, сражения при Ляояне, реке Шахэ, и, кульминация всего, битва при Мукдене. Сражения, в которых участвовали значительные силы, использовалось значительное количество артиллерии — битву при Мукдене превзошли лишь сражения Мировой войны; кровопролитные и длительные — при том же Мукдене сражения продолжались три недели, невиданный срок для полевого сражения; и ни в одном из них не был достигнут решительный результат в виде разгрома одного из противников — всегда наступления захлебывались ввиду огромных потерь — закончил Михаил Николаевич, явно ожидавший реакции наставника.

— Очень хорошо — одобрил теоретические экзерсисы ученика Какурин.

— Михаил Николаевич, а Вы не думали сделать анализ наступательных операций Мировой войны? — "забросил удочку" Николай Евгеньевич.

— С удовольствием! — бодро согласился разведчик, искренне порадовавшийся предложению. — Признаться, у меня была мысль заняться изучением Западного фронта — если не ошибаюсь, эта тема в отечественных исследованиях мало изучена.

— Если Вам потребуется моя помощь, всегда к Вашим услугам — предложил Какурин, окончательно уверившийся в том, что ученик наткнулся на исследование какого-то иностранного теоретика — странно только было то, что он его пропустил, судя по смелости и логичности выводов, эта работа должна быть хорошо известна, между тем, Николай Евгеньевич ничего не слышал о таком взгляде на проблему "позиционного тупика".

На этом беседа была закончена — и Какурин с Тухачевским, тепло попрощавшись, расстались.

Ближе к концу рабочего дня Михаил Николаевич, прихватив обоих адъютантов, навестил библиотеку Главного Штаба. Результат визита впечатлил всех, присутствовавших при этом — начальник Главштаба взял больше сотни томов исследований и мемуаров, посвященных боевым действиям на Западном фронте. Особое внимание было уделено работам, посвященным кампании 1914 года. Нет, Тухачевский и раньше был частым гостем в библиотеке — но его обычный "груз знаний" составляла пара-другая иностранных журналов; бывало, он прихватывал одну или две книги, но, ничего, хотя бы отдаленно похожего не было никогда.

Объяснение супругов

Не меньшее потрясение ждало домашних Михаила Николаевича — явление главы семьи, за которым адъютанты волокли связки книг, было всего лишь началом "тихого переворота" в семье Тухачевских. После ужина, поблагодарив супругу, Михаил Николаевич уединился в кабинете, где и проработал за полночь. Нина Евгеньевна не знала, что и думать — муж не счел нужным уделить время ни домашнему музицированию, ни даже изготовлению любимых скрипок.

В последующие вечера это повторилось. Наконец, в пятницу Нина Евгеньевна сочла нужным напомнить супругу, что в субботу и воскресенье у них ожидаются гости. Собственно, программа домашнего салона Тухачевских ничего особенного не представляла, будучи копией салонов в хороших домах до революции — ужин, исполнение музыкальных произведений, танцы, светское общение. Нина Евгеньевна считала это непременной принадлежностью хорошего дома — Михаил Николаевич же обожал это времяпрепровождение.

— Нина, нам надо серьезно поговорить — спокойно сказал глава семьи.

— Миша, я внимательно тебя слушаю — ровно ответила супруга, хотя сердце у нее тревожно екнуло — для Нины Евгеньевны не было секретом ни то, что она была третьей женой Тухачевского, ни наличие у него второй семьи, ни то, что, деликатно говоря, Михаил Николаевич не упускал случая "сорвать цветок страсти" на стороне.

— Минутку — обратился Михаил Николаевич к горничной — отведите, пожалуйста, Свету в детскую.

Убиравшая со стола горничная — а полковник Ленков нимало не сомневался в том, что вся прислуга в доме Тухачевских на кого-нибудь да работает; правда, неизвестно было, на кого именно работает эта горничная — дисциплинированно прервала работу, и, подхватив маленькую Светлану Михайловну, повела ее в "королевство маленькой принцессы", как шутливо называл Михаил Николаевич детскую. Впрочем, Вячеслав Владимирович ничуть не сомневался в наличии чутких ушей, внимательно слушающих доверительную беседу супругов.

— Нина, ты ведь читаешь газеты? — спросил муж.

— Конечно, но причем тут газеты? — удивилась Нина Евгеньевна.

— Нина, дело в том, что война на пороге — жестко сказал Михаил Николаевич. — Я не знаю, начнется ли она в этом году, в следующем — или, может быть, в этот раз обойдется. Это не принципиально — важно то, что большая война обязательно будет. Может быть, она начнется через пять лет, возможно — через десять, не исключено — и через пятнадцать. Дело не в сроках — дело в самой ее неизбежности.

— Миша, прости, я не понимаю связи между будущей войной и изменением твоих привычек — Нина Евгеньевна поняла, что муж не собирается уходить из семьи, но еще не понимала, к чему он клонит.

— Нина, дело в том, что слепое копирование методов Гражданской войны ничего не даст — я следовал общей моде на "классовую войну", потому что так сейчас принято — начал объяснение Михаил Николаевич. — Так же ничего не даст слепое копирование методов царской армии — по той причине, что она не смогла победить в Великой войне. И тот, и другой опыт надо осмыслить и проработать — но основой должно стать что-то совсем новое, что еще предстоит придумать и освоить.

Нина Евгеньевна смотрела на супруга непонимающими глазами — муж не любил говорить дома о служебных делах, да и никогда не был с ней очень уж откровенен.

— Как тебе объяснить? — Михаил Николаевич начал выстукивать пальцами марш Семеновского полка.

— Миша, если можно, то не слишком сложно — жена знала, что холодно-корректный муж начинает выстукивать пальцами марш, когда он чем-то взволнован или раздражен.

— Не слишком сложно — задумчиво повторил Михаил Николаевич. — Если так, то, Нина, картина такова: действительная угроза большой войны приведет к тому, что нынешняя мода на звонкие фразы и красивые слова уступит место настоящим потребностям военного дела. Конечно, это случится не вдруг, не сегодня и не завтра — но, пусть и постепенно, такая смена приоритетов произойдет. И, тогда во всей прямоте встанет вопрос: кто из военачальников соответствует этим надобностям? Те, кто сможет представить верховной власти настоящие достижения, а не пышное словоблудие, сохранят свое положение и будут иметь шансы на карьерный рост — те же, кто этого не сможет, потеряют нынешнее положение.

— Но выиграть смогут лишь те, кто представит эти достижения вовремя — а сколько у меня есть времени, я не знаю. Может быть, его уже практически не осталось.

Нина Евгеньевна медленно наклонила голову — теперь она все поняла, бешеное властолюбие и неукротимое самолюбие мужа ей было известно, как мало кому на этой грешной земле. Михаил понял, что "революционная фраза" не поможет ему стать первым военачальником Советской России — и решил добиться этого за счет профессиональных достижений.

Доволен был и полковник Ленков — кто бы не подслушивал эту беседу, повредить Тухачевскому она не могла. Если ее запись попадет на стол к Сталину, это будет отлично — Красный Император будет изрядно обрадован тем, что Тухачевский решил подсиживать Клима за счет более высоких достижений, а не за счет интриг, не говоря уже о военном перевороте. Если же запись прочитает Троцкий, то это тоже будет неплохо — "демона революции" вполне устроит то, что его выдвиженец собирается укрепить свое положение РККА, сделав паузу в любовных приключениях и изготовлении музыкальных инструментов.

— Ты не будешь общаться с гостями? — уточнила диспозицию на завтра и послезавтра Нина Евгеньевна.

— Почему же? Я поужинаю, сошлюсь на плохое самочувствие, извинюсь — и уйду работать в кабинет — ответил Михаил Николаевич. — Приличия будут соблюдены — а ты будешь развлекать гостей.

Нина Евгеньевна молча кивнула, выражая свое согласие — впрочем, спорить все равно было бесполезно.

Встреча в поместье Клайвден

Через несколько дней после беседы Тухачевского и Какурина, на уик-энд в поместье Клайвден, принадлежащем лорду Уолдорфу Астору и его супруге, очаровательной леди Нэнси, собрались почтеннейшие джентльмены. Отношение к ним у разных групп британцев было диаметрально противоположным — так, потерявшие не только должное почтение, но и всякий страх перед элитой Британии левые именовали их "клайвденской кликой"; сторонники же старого, доброго британского консерватизма придерживались той точки зрения, что эти джентльмены являются наследниками политики, проводившейся в золотые времена королевы Виктории. Сами же собравшиеся считали себя людьми, по праву крови, интеллекта и денег, управляющими Британской Империей; надо заметить, что у них были веские основания для того, чтобы считать именно так.