Альтернатива маршала Тухачевского (СИ) - Владислав Толстой
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впрочем, и в Главном Штабе у объекта не было твердой опоры — заместителем Тухачевского был Триандафиллов, позже названный "отцом советского оперативного искусства". Основания для этого были — Владимир Кириакович, в отличие от объекта, был действительно первоклассным военным теоретиком. Осознавая различие между собой и начальником — различие, бывшее очень не в пользу Тухачевского! — Триандафиллов жестко конфликтовал с начальником. Насколько знал Вячеслав Владимирович, именно трудами Триандафиллова, к которому прислушивался Ворошилов, Тухачевского и отправили из Главного Штаба командовать ЛВО.
Конечно, переламывать сложившееся негативное мнение всегда тяжело — но Вячеславу Владимировичу были необходимы нормальные рабочие отношения с Триандафилловым. Сделать это было возможно только одним способом — зарекомендовать себя серьезным специалистом. Разумеется, никто бы не поверил в то, что Тухачевский вдруг стал "из Савла Павлом" — так что делать это надо было постепенно.
Беседа с Какуриным
Размышления разведчика прервал осторожный стук в дверь.
— Да, войдите — сказал он.
— Михаил Николаевич, к Вам товарищ Какурин — доложила Юлия Ивановна.
— Пригласите его. И, Юлия Ивановна, сварите нам кофе — распорядился Тухачевский.
— Добрый день, Михаил Николаевич! — приветствовал хозяина кабинета, пожалуй, самый приближенный из его подчиненных.
— Добрый день, Николай Евгеньевич! Проходите, присаживайтесь, сейчас будет кофе — гостеприимно приветствовал Какурина Тухачевский.
— Спасибо — поблагодарил начальника подчиненный.
— Пожалуйста — скупо улыбнулся начальник Главного Штаба.
— Николай Евгеньевич, я не сомневаюсь в том, что Вы прекрасно знакомы с международными новостями. В связи с этим надо срочно сделать вот что — проанализировать применение англичанами и французами танков при прорыве германской обороны. Ну и просчитать возможную противотанковую оборону.
Какурин молча кивнул — действительно, о ноте Чемберлена правительству СССР от 23 февраля, равно как об ответе НКИД в Советской России не знали разве что дехкане в кишлаках да чабаны на пастбищах. Обмен нотами такого содержания означал кризис в отношениях — кризис, вполне могущий завершиться войной.
Для Советского Союза это значило войну на пределе сил — что касалось отношений с Польшей, Румынией, Финляндией, то места иллюзиям не оставалось. Впрочем, позиция прибалтов тоже не располагала к оптимизму. Самое же плохое было в том, что тылом лимитрофов с высокой вероятностью выступали Великобритания и Франция — так что появление на фронте масс английских и французских танков было более чем возможно.
— Полагаю, Николай Евгеньевич, для ускорения процесса стоит разделить работу — я займусь анализом действий союзников, Вы — оборонительными мерами немцев.
— Михаил Николаевич, если это будет единый доклад, то, возможно, следует согласовать основные положения — осторожно заметил Какурин, точно знавший реальные "таланты" объекта.
— Николай Евгеньевич, давайте сейчас проверим, хорошо ли я усвоил Ваши уроки — серьезно предложил Тухачевский.
— Если Вас не затруднит — согласился слегка удивленный поведением Тухачевского Какурин.
— По окончании короткого маневренного периода Империалистической войны началось то, что эмоционально называют "проклятием позиционности" — неторопливо начал излагать свои мысли разведчик, которому надо было и изменить резко негативное отношение к себе, как к военному специалисту, и не оттолкнуть окружающих резкими изменениями — надо было создать впечатление, что Тухачевский перестал "валять дурака" и начал всерьез отрабатывать свое жалованье, занимаясь не изготовлением скрипок, а выполнением профессиональных обязанностей; понятно, что резкого роста быть не могло, новый Тухачевский должен был меняться постепенно, чтобы у окружающих складывалось впечатление, что он работает над собой, растет как военный теоретик под влиянием своего окружения.
— Закономерен вопрос — а за счет чего это стало возможно? И у нас, и за границей очень любят сводить все к насыщению войск пулеметами, немного реже дополняя список причин возникновения "позиционного кризиса" массовым использованием колючей проволоки и траншей.
Полковник прервался, вопросительно посмотрев на Какурина — психологически это было необходимо, новый Тухачевский должен был перестать "работать барином-всезнайкой", ему надо было стать сначала "лучшим учеником", плавно перейдя в ипостась Учителя.
— Вы правы, Михаил Николаевич — подбодрил Тухачевского Какурин, очень довольный тем, что у ученика появились проблески интеллекта — в конце концов, в правильно заданном вопросе содержится половина ответа.
— Глупо отрицать очевидную истину, что массовое применение пулеметов совершило революцию в тактике пехоты — многократно выросла плотность огня, увеличилась эффективная дальность стрельбы. Так же невозможно спорить с тем, что полевые укрепления резко повысили устойчивость пехоты в обороне — продолжил Вячеслав Владимирович.
Новая пауза — и снова вопросительный взгляд. Какурин взглядом показал заинтересованность, ничуть при этом не играя — ему было действительно интересно, к каким выводам может прийти Тухачевский.
— Но ведь позиционный фронт установился осенью 1914 года. Возможно, я сделал свои выводы на основании неверных сведений, но, исходя из известного мне, имевшихся в любой из армий Великих Держав пулеметов никак не могло хватить для надежного перекрытия фронта. Колючей же проволоки не имелось вовсе — или какое-то мизерное количество, ни на что всерьез не влиявшее. Следовательно, влияние пулеметов и полевых укреплений несколько преувеличено — нет, они сыграли немалую роль, но главная причина совсем в другом.
— Возникает следующий вопрос — а какое средство ведения войны нанесло наибольшие потери? Все известные мне исследователи единодушны, расходясь лишь в частностях — этим средством была артиллерия, на долю которой пришлось, по разным оценкам, от двух третей до трех четвертей общих потерь (в РеИ — 70 % общих потерь — В.Т.). Также значительные потери наносил ружейный огонь — если он уступал потерям, наносимым пулеметным огнем, то ненамного.
— Возникает необходимость совершить экскурс в историю военной техники, а, именно, вспомнить революцию в военной технике, произошедшую в период 1880–1900 годов. Тогда и были совершены и внедрены изобретения, качественно изменившие артиллерию и оружие пехоты.
Какурин молча кивнул — действительно, все так и было, именно тогда появились бездымные пороха, новые виды взрывчатки, многократно превосходившие по разрушительной силе дымный порох, магазинные винтовки под унитарный патрон, артиллерийские орудия с откатом по оси ствола и противооткатными устройствами, и многое другое. Все это, вместе взятое, привело к качественному росту огневой мощи армий и многократному росту плотности огня. Говорить же о росте дальнобойности и точности огня артиллерии, достигаемой за счет улучшения баллистики, было скучнейшей банальностью. Свою роль сыграли и новые прицелы вкупе с оптическими дальномерами.
— Качественный рост огневой мощи — в первую очередь это относится к артиллерии — привел к резкому увеличению потерь не только атакующих, но и вообще любых не находящихся в укрытиях войск. Теперь теорию надо поверить практикой — собственно, в промежутке между 1900 и 1914 годом была только одна большая война между странами, имевшими первоклассные армии; война, в которой массово использовались современная артиллерия и магазинные винтовки, но пулеметы оставались совершенной экзотикой; война, в ходе которой были большие сражения, по своим масштабам сравнимые с битвами Империалистической войны.
Николай Евгеньевич снова кивнул — к чему клонит Тухачевский, было очевидно, непонятно было другое — у кого он набрался умных мыслей? Выражаясь простонародно, Какурин знал Тухачевского, как облупленного — и поверить в то, что Михаил Николаевич способен самостоятельно додуматься до столь революционного анализа причин "кризиса позиционности", было на редкость затруднительно. Из списка настоящих авторов сразу можно было вычеркнуть отечественных теоретиков — их взгляды и написанные ими труды Какурин знал досконально, это была не их идея. Куда реалистичнее выглядела версия, что Тухачевскому попал в руки иностранный журнал, в котором нашлась статья серьезного теоретика — ну а Михаил Николаевич, никогда не брезговавший плагиатом, попросту скопировал основные тезисы и выдал их за собственные труды. Для себя Николай Евгеньевич решил навестить библиотеку Главного Штаба, где имелась полнейшая подборка специальной литературы — правда, его немного смущало то, что подобные труды ему доселе на глаза не попадались, хотя он прилежно читал все новинки иностранной военной мысли.