Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 42. Александр Курляндский - Олешкевич

Магазинчики мало чем отличались от наших. И в смысле обслуживания, и в смысле товаров. Но жена вдруг засуетилась, лицо ее покрылось испариной. Она лезла через руки и спины. Холеные немки только иронически посмеивались, глядя на эти ее действия.

Наконец она купила замшевую юбку. Модную, с пробитым дырочками узором. Шла ей эта юбка как корове седло. А стоила целых тридцать семь левов. Петр Савельевич чувствовал, как накипает в нем злоба. Напрасно жена суетилась, доказывая, что за такие деньги такую юбку у нас не купишь. Петр Савельевич только сильнее сжимал зубы, чтобы не высказаться при посторонних.

Они свернули в переулок. Петр Савельевич посмотрел по сторонам и, убедившись, что никого вокруг нет, дал волю чувствам. Да так, что перебегавшая дорогу кошка, услышав непривычные русские выражения, присела в испуге и кинулась назад, так и не осуществив своего намерения.

Глаза у жены набухли, Петр Савельевич не стал дожидаться ливня, пошел вперед, сворачивая в первые попавшиеся переулочки.

Между тем выглянуло солнце, стало жарко и празднично. Петр Савельевич неожиданно вышел к морю. Он присел на отполированное волнами дерево, поерзал задом, выбирая впадину поудобнее, и закурил, пытаясь остыть после ссоры с женой.

И вдруг он похолодел. Прямо на него двигалась абсолютно голая девица. Она равнодушно прошлепала мимо, и массивный бюст плавно покачивался в такт движению.

Петр Савельевич посмотрел по сторонам и понял, что все люди на пляже, которых он не разглядел вначале, были совершенно голыми. Они бегали, смеялись, разговаривали, словно не замечая своей наготы.

Справа от него, выставив напоказ могучие детородные органы, стоял пожилой мужчина. Заложив за голову руки, он подставлял всего себя солнцу. А чуть левее, в шезлонге, возлежала его супруга. Да так откровенно, в такой совершенно бесстыдной позе, в какой Петр Савельевич видел женщин только на непристойных открытках. Тут же сидел их сын и как ни в чем не бывало читал толстую книгу.

Петр Савельевич хотел было уйти, но в этот момент заметил белобрысенькую.

Она только что вышла из моря и, наклонив голову набок, выжимала волосы. Петр Савельевич видел всю ее целиком, от маленьких вздернутых грудей до пушистого треугольника.

Белобрысенькая дернула головой, откидывая назад волосы, и подошла к лежащему на песке бородачу. Тот радостно заржал, задрав вверх бороду. Белобрысенькая опустилась на подстилку и включила магнитофон. Бородач задергался в такт несущемуся из динамика биг-биту.

Вдруг он притянул белобрысенькую к себе, и она повалилась на песок, едва успев отдернуть руку с зажженной сигареткой.

Петр Савельевич с ужасом смотрел на разворачивающуюся перед его глазами картинку. Бородач, не стесняясь присутствующих, барахтался с белобрысенькой, пытаясь подмять ее под себя. А она все выскальзывала и выскальзывала, взбивая пятками фонтанчики песка.

Все на пляже повернули головы и с хохотом наблюдали подробности игры.

Бородач все больше входил в азарт. По-видимому, он чересчур сильно крутанул ей руку, белобрысенькая вскрикнула, высвободилась на секунду и со всего размаха влепила ему оплеуху.

Бородач сразу сник, а белобрысенькая встала, стряхнула с тела песок и пошла вдоль моря, ни разу не оглянувшись в его сторону.

Петр Савельевич долго смотрел ей вслед, пока маленькая тугая попка не превратилась в еле различимую точку.

Тогда он встал с бревна и пошел к поселку. Навстречу ему пробежала еще одна коротконогая голая девица, но он не обратил на нее никакого внимания.

Как-то они поехали на Золотые Пески. Любопытно было взглянуть на этот всемирно прославленный курорт. Туда и обратно выходило не так уж дорого. Не дороже обеда в ресторанной «стекляшке».

На пляже им бросилась в глаза разница между Золотыми Песками и их привычным Созополем. Никто не бегал, не кричал, не ругал ребятишек. Люди здесь сидели молчаливыми группками, как бы не замечая и не обращая внимания друг на друга. Кто расслабленно полулежал в шезлонге, кто спал, кто слушал тихую музыку. И дети здесь не носились как угорелые, а тихо играли в песочек.

Между рядов с тентами ходил продавец, громко выкрикивая: «Мело-оне! Мело-оне!» Что означало — дыня. Пожалуй, он единственный нарушал тишину.

Потом они закусывали в маленьком кафе на набережной. Цены здесь оказались вдвое против созопольских, хотя пиво и еда были теми же.

Петр Савельевич смотрел на «Форды» и «Мерседесы», как они выныривают из-за поворота, унося смеющихся женщин и уверенных в себе мужчин. Машины исчезали за изгибом дороги, и казалось, в воздухе пахло не бензином, а ароматом сногсшибательной жизни, французскими духами и американскими сигаретами.

«Это ж сколько надо зарабатывать? — подумал Петр Савельевич, — чтоб иметь все это? Чтоб раскатывать на «Мерседесах», обнимать женщин, пить в этой забегаловке пиво?»

Он обвел взглядом многоэтажные бильдинги отелей, горы на горизонте, синюю полоску моря.

«У нас и начальник управления столько не получает!»

Жена развернула газетку и протянула бутерброд с захваченной из дома ветчиной. Но Петр Савельевич есть наотрез отказался.

Когда они возвращались к автобусу, им повстречалась группа туристов. Один из группы, крепкий мужчина с закатанными рукавами, видимо признав в Петре Савельевича соотечественника, дружелюбно спросил:

— Эй, друг… Далеко тут до пляжа?

Но Петр Савельевич вдруг обиделся, посмотрел на него безразличным взглядом и сухо сказал:

— Не понимай по-русски…

После ссоры на нудистском пляже белобрысенькая и бородач купались отдельно. Они по-прежнему лежали рядом, на одной подстилке, но каждый — сам по себе. Бородач не смеялся, он скучно переворачивался с боку на бок, подставляя лучам солнца различные части и без того загорелого тела. А белобрысенькая сидела, обняв коленки, смотря невидящим взглядом на море, на красные черепичные крыши, на далекие силуэты гор.

«Как чужие, — думал Петр Савельевич. — И чего они вместе поехали?»

Через несколько дней бородач привел на пляж совсем юную девушку. Копия белобрысенькой, только намного моложе. Лет семнадцать, не более. Из-под купальника выпирали острые косточки, а чуть заметные припухлости скорее вызывали чувство жалости, чем более смелые мысли.

Белобрысенькая подвинулась, и новенькая присела рядом, на махровую подстилку, стараясь не задеть соседку мокрым купальником.

Бородач заметно оживился. Он упал на песок и стал выделывать разные трюки: стоял на голове, зарывался в яму, подбрасывал сливы и ловил их ртом. Новенькая хохотала не умолкая, а белобрысенькая все так же обнимала коленки, будто происходящее ее не касается.

«Ну и ну, — удивлялся со своего лежака Петр Савельевич, — попробуй я приведи. Костей не соберешь…»

С этого дня новенькая поселилась на махровой подстилке. Так они и сидели рядом, спина к спине. Слева — новенькая, справа — белобрысенькая.