Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 42. Александр Курляндский - Олешкевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Постой, погоди! Ну это ты слишком. Духи ведь всегда можно понюхать.
— Как это?
— Очень просто. Открыть пробку и понюхать.
— А зачем?
— Чтобы запах узнать.
— Запах?
— Конечно. Ведь духи пахнут по-разному.
— Никогда не замечал… По-моему, они пахнут все одинаково.
— Одинаково?!
— Конечно!
— А как же ты тогда их различаешь?
— По цвету. Одни чуть желтее, другие чуть светлее.
— А запах?
— Что запах?
— Но ведь они имеют запах!
— Какой запах?! Чего запах?! Что ты пристал ко мне со своим запахом?! Я же тебе ясно сказал: все духи пахнут одинаково!
— Послушай, — сказал я. — Мне очень жаль, но у тебя что-то с обонянием… Дело в том, что духи имеют свой запах.
— Правда?
— Честное слово!
Приятель задумался:
— Ты знаешь, по-моему, она давно догадывалась.
— Вот видишь, как она тебя любит!
— Да, я здорово перед ней виноват…
Потом он посмотрел на меня и вдруг улыбнулся;
— Ты знаешь… По-моему, это все ерунда! Главное, что мы любим друг друга! А все остальное не имеет значения! У каждого из нас есть недостатки.
Он немного помолчал.
— Скоро у нее день рождения… Я сделаю ей подарок. Куплю телевизор. Она давно об этом мечтала. А в том, что она дальтоничка, есть даже свое преимущество.
Он подмигнул мне и добавил:
— Я скажу, что телевизор — цветной. Она ведь все равно не разбирается.
Петр Семенович
Кто такой Петр Семенович?
Трудно сказать. Он не Василий Иванович, не Павел Кондратьевич, не Дмитрий Христофорович, не Софья Марковна. Он — просто Петр Семенович.
И пусть должность его небольшая, не решающая. Пусть по утрам к его подъезду не подкатывает машина, он все же Петр Семенович.
Не всем он нравится, не все его любят. Его даже пытались «съесть». Но только ломали зубы. И, обнаружив свою ошибку, разводили руками: «Ай да Петр Семенович!» Однажды его попросили рассказать о себе.
— С какой это стати? — спросил Петр Семенович. А сам подумал: «Нашли дурака…»
И все же дурака такого нашли: я расскажу о Петре Семеновиче…
«На, почитай!»
Однажды Василий Иванович зашел к Петру Семеновичу и дал ему почитать рассказ:
— На, почитай…
Так просто и сказал: «Почитай…» — и больше ничего. Ни звука. На, почитай. В смысле прочти. И все…
Петр Семенович стал думать, что за этим стоит.
Рассказ был обычный, на полстраницы. Над рассказом — рисунок, под рассказом — подпись: Ермаков. И все. Больше ни слова. Ермаков. Без расшифровки. Просто Ермаков. И еще — точка. Обыкновенная, маленькая. Точка как точка. Как всегда в таких случаях. Ни больше ни меньше…
И лицо у Василия Ивановича было обычное, когда он давал рассказ. Ну, совсем обычное… Как будто и не он давал. Или он не давал. Ну совсем обычное лицо. И вошел запросто. Открыл дверь, кивнул и вошел:
— На, почитай…
И вышел. Сразу. Без каких-то намеков. Повернулся и вышел. Только рассказ остался. И подпись внизу — Ермаков. Черным по белому: Ермаков. Ермаков… Петр Семенович взял рассказ и перевернул на другую сторону…
Сообщение о погоде. Сухо, тепло, девятнадцать градусов. И все… Да, еще точка! Точка как точка. Как всегда в таких случаях. И все…
«Странно», — подумал Петр Семенович…
Он поднял рассказ и посмотрел на свет… И бумага обычная. Без всяких намеков. Бумага как бумага. И ничего не просвечивает. Только этот рассказ. Да… Еще — сухо, тепло, девятнадцать градусов…
Конечно, бывали всякие ситуации… Но чтоб так, запросто. Почитай. И лицо… Какое при этом лицо!
Не буду читать. Не буду. Хватит! Хватит!
Спустя час Василий Иванович снова зашел к Петру Семеновичу:
— Прочел?..
И лицо при этом было обычное. Совсем обычное лицо. Ну, просто обыкновенное: «Прочел?..» В смысле, прочитал?.. Так и спросил. Подошел и спросил: «Прочел?» Тихим и спокойным голосом, без всякого выражения. Как будто ничего за этим не стоит: «Прочел?»
Петр Семенович взял рассказ и протянул его Василию Ивановичу:
— На.
Так и сказал: «На!» «На!» — в смысле возьми свой рассказ, на!
Василий Иванович взял рассказ и вышел. Повернулся и вышел.
И лицо при этом было обычное. Как будто и не он приходил. Как будто и не говорил: «На, почитай!»
Петр Семенович долго не мог успокоиться: «Как я его?.. На!.. На твой рассказ. Возьми! На, на, на!!!»
Клюет
Петр Семенович сидел на берегу и ловил рыбу. Конечно, это так говорится — «ловил». На самом деле он просто сидел. С удочкой. Никакой рыбы в реке не было. Он уже хотел встать, как сзади послышался голос:
— Клюет?
Мужской сиплый будничный голос:
— Клюет?
Как будто и ответ его не интересует. Вроде бы с elm себя спросил: «Клюет?» Бросил вопрос в пространство. В голубые дали. Постоял, послушал, как растаял он в воздухе, и вот-вот дальше пойдет. «Клюет?»
Петр Семенович ответил сразу. Веско. Убедительно.
— Клюет!!
И даже не обернулся. Нельзя оборачиваться, если у тебя клюет.
— И кто клюет? — спросил голос.
Мол, знаем, что клевать здесь некому.
— Все клюет, — ответил Петр Семенович. — Щуки, караси, голавли разные…
— Голодные, что ль?..
Петр Семенович ответил сразу. Веско. Убедительно.
— Сытые! Голодные так не клюют
— А чего ж им клевать, коль они сытые?
Мол, вот, друг любезный, и поймали вас на слове.
— Сил много. Вот и клюют!
— Странно, — сказал голос. — А говорили, тут рыбы нет. Можно мне рядом присесть?
Он сел рядом и закинул удочку. И уставился на поплавок. Будто и правда верил: вот-вот клюнет.
Пять минут прошло…
Десять…
Пятнадцать…
— А у меня не клюет, — вдруг сказал он.
И, немного подумав, добавил:
— Да и у вас тоже…
Петр Семенович ответил сразу. Веско. Убедительно:
— Они вас боятся, потому не клюют. Вы уйдите, сразу увидите.
Человек как-то странно посмотрел на Петра Семеновича и стал сворачивать удочку:
— Я уйду. Пусть у вас клюет. Пусть…
Он отошел на почтенное расстояние. Остановился. И крикнул оттуда:
— И у вас не клюет! Правильно говорят, что рыбы тут нет!
Петр Семенович сидел как сидел. Даже не обернулся. Нельзя оборачиваться, если у тебя клюет.
Сон
Петру Семеновичу приснился сон. Странный. Фантастический. Будто он вовсе не Петр Семенович. И не Василий Иванович, не Павел Кондратьевич, не Дмитрий Христофорович, не Софья Марковна. Неизвестно кто. Но точно — не Петр Семенович.
И вот подходит к нему жена. Жена его,
