Это космос, детка! - Юлия Пересильд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Высшая оценка за экзамен – 5 баллов. Мы получили 4,5. Это очень хорошая оценка даже для экипажа космонавтов. Наша общая оценка на всех, и командира в том числе. Хотелось, конечно, «пять». Но хорошо, что не «два».
Отъезд на Байконур
После экзаменов нам дали два выходных дня, чтобы побыть с семьей. После этого нас закрыли в ЦПК на карантин, дали только время, чтобы собрать чемоданы. Один чемодан надо было собрать для Байконура, а другой – для посадки, его должны были привезти, когда мы приземлимся. В середине октября уже становится холодно, и нужно было продумать, какую одежду взять, приготовить все заранее.
Я приехала в ЦПК, в гостиницу «Орбита», вместе с мамой и детьми. Для меня было важно, что эти три дня перед отлетом на Байконур они проведут со мной. Помню, как вечером мы гуляли вокруг озера, ходили к дому Гагарина…
Потом был торжественный завтрак-прощание в столовой ЦПК, который так часто вспоминает моя Наташа. Честно – это даже и вспоминать тяжело! Детей в столовую не пустили из-за ковида, они стояли на пороге. А в эту минуту так хотелось побыть с ними, с мамой… На завтраке присутствовало руководство ЦПК, космонавты – Волынов, Корзун, Гидзенко… Сначала говорили речи, все желали нам вернуться. Я слушала и понимала, что говорить мне ничего не хочется, да и как будто нечего. И в итоге, когда подошла моя очередь, я встала, посмотрела на всех вокруг:
– Я не знаю, что сказать. Лучше я вам спою.
И я за этим столом спела: «Ты не печалься, ты не прощайся, я обязательно вернусь». Многие прослезились – и космонавты в том числе. И на пару мгновений я почувствовала общее единение.
Дорога от столовой до автобуса… Это было нелегко. Я думала только об одном: быстрее бы в автобус и поехать. Все идут и плачут! Дети плачут! Мама плачет! Эти прощания, – самое тяжелое испытание. Уже тогда я начала думать, что делать, когда будет прощание перед стартом. Как сделать так, чтобы это мероприятие не расколбасило меня, чтобы не забыть, какие кнопки нажимать, сидя в ракете? Ведь нужно быть сконцентрированной, четкой, от этого зависит и моя жизнь, и жизнь других людей. А нас еще и камера снимает – и что, сидеть и плакать? У меня, в силу профессии, слезы близко, мне легко заплакать. Автобус долго не отходит, целоваться-обниматься нельзя, потому что ковид. И вроде улыбаешься, делаешь вид, что все хорошо, а на самом деле – нет! И все плачут. Это чудовищно. Сразу вспоминается военное кино – отходящие от перрона поезда, цветы… Но я думала: ну что я буду сейчас плакать? Я держалась, но как только автобус тронулся, залпом выпила сто грамм коньяка.
Примерка ракеты
Байконур. Гостиница «Космонавт». Территория, огороженная высоким забором с колючей проволокой. Вдалеке прогуливается охрана с автоматами. Кругом – голая степь, верблюды. Сюда мы прилетели уже к ночи. Нам сразу сказали, что никаких выходов за территорию у нас не будет, и мы заселились в свою приятную байконурскую тюрьму.
На следующий же день мы поехали на первую примерку ракеты.
Как любая девочка, я люблю примерять наряды. Примерка платья к важному событию – процесс трепетный, бывает, ночь перед этим не спишь. Помню, как я лежала ночью у себя в номере на Байконуре, где мне предстояло провести следующие 18 дней, и думала: «Завтра я поеду примерять ракету». Представить себе, как это будет, было невозможно.
Утром мы проснулись очень рано и поехали на примерку. Тогда мы и дубль-экипаж впервые сели в разные автобусы – это еще одно правило, традиция. Мы ехали по степям Байконура, вдоль дороги стояли верблюды – нам сказали, что их редко можно увидеть в таком большом количестве.
Мы подъехали к странному зданию из железа и бетона – площадка № 254, МИК (монтажно-испытательный корпус), зашли внутрь. Нас заставили надеть бахилы, маски, поскольку нужно было соблюдать карантин. Интерьер небольшого холла напоминал гостиничный – кожаные диваны, телевизор… В следующей комнате нас ждал накрытый стол с бутербродами, нам настоятельно рекомендовали выпить чаю и поесть: «Будет очень долго».
После этого мы пошли по маршруту, который проходит космонавт в день старта. Думаю, что примерка ракеты (она происходит дважды) нужна, чтобы понимать, что тебя ждет в этот ответственный день. В театре, когда выпускается новый спектакль, мы, артисты, привыкаем на сцене к новым для себя декорациям, репетируем в них. Так и тут: ты словно разучиваешь набор мизансцен, чтобы уменьшить стресс в день старта, приготовиться к тому, что тебя ждет.
Из одной комнаты мы переходили в другую, они примыкали друг к другу. В первом помещении космонавты раздеваются догола, надевают памперс и чистое белье. Из раздевалки переходят в медицинскую комнату, там на голое тело надевают медицинский пояс, проверяют, как работает сердце, и дальше, в памперсе и белом белье, ты идешь в скафандровую.
В скафандровой нам объяснили, как все будет происходить, на каком стуле будет лежать скафандр каждого из нас – их мы пока надевать не стали. Отсюда мы вышли в комнату за стеклом, которая вызывала у меня больше всего страхов. Там, за стеклянной перегородкой, нас уже ждала комиссия, с которой мы общались через микрофоны.
Тут я впервые увидела Сергея Юрьевича Романова, первого заместителя генерального конструктора, главного конструктора пилотируемых космических комплексов в рамках программы МКС. Встреча с ним стала для меня важным событием. Я много слышала о Романове от космонавтов, и тут услышала его голос – уверенный, спокойный. Я увидела человека, который не боится брать на себя ответственность, и подумала: «Вот на таких людей можно положиться. Он надежный». Мне стало очень спокойно. В этот же день я подошла к нему и сказала: «Сергей Юрьевич, если у меня есть хоть какое-то право голоса, я бы хотела, чтобы к ракете вели меня именно вы, как отец к алтарю». В итоге так и получилось: к ракете меня вели Сергей Юрьевич Романов и Константин Львович Эрнст – два человека, которые в этом проекте стали для меня опорой.
После общения с комиссией мы наконец надели скафандры и пошли к ракете. Выйдя из маленькой комнаты, мы внезапно оказались в огромном
