Скучающий жених - Барбара Картленд

В мерцающем свете свечей и отблесках огня в камине маркиз любовался Лукрецией, блуждая восторженным взглядом по ее фигуре, облаченной в сверкающее платье, по мягким изгибам ее изящного тела.

В этот момент маркиз подумал о том, сознает ли сама Лукреция, как она хороша. Наконец он прервал затянувшуюся паузу:

– Я попросил вас о встрече наедине, Лукреция, – надеюсь, вы разрешите мне так вас называть, – потому что хочу преподнести вам подарок.

– Подарок? – переспросила Лукреция.

Маркиз достал из кармана своего вечернего сюртука обтянутую бархатом коробочку.

Он открыл ее – и Лукреция увидела кольцо с крупным бриллиантом в обрамлении более мелких бриллиантиков. Не только камни были чудесны, но и само кольцо было сделано с неповторимым изяществом и мастерством.

– Это часть гарнитура, – пояснил Алексис, – который, надеюсь, вы примете от меня в день свадьбы. На самом деле это старинное кольцо всех мерлинкурских невест.

– Оно великолепное! – восхитилась Лукреция.

Маркиз вынул кольцо из коробочки. Лукреция протянула левую руку, и он надел кольцо на средний палец девушки. Потом поднес ее руку к губам.

– Вы оказали мне честь, согласившись стать моей женой, – тихо сказал он. – Я сделаю все возможное, чтобы сделать вас счастливой, Лукреция.

Лукреция мимолетно заглянула ему в глаза: прикосновение его руки и чарующий голос вызвали у нее дрожь, которую Лукреция постаралась сдержать.

Их словно пронзила молния, обжигая и заставляя трепетать.

Лукреция, оглушенная силой собственных чувств, с трудом сумела произнести:

– Ваша задача, милорд, проще моей!

– Что вы имеете в виду? – спросил маркиз, отпуская ее руку.

– Вы попытаетесь сделать меня счастливой, а у меня миссия более трудная – не позволить вам скучать, ваша светлость! – ответила девушка.

– Скучать?!

– Вам ведь, конечно, известно, – продолжала Лукреция, – что в графстве вас называют Скучающим маркизом?

– Я понятия не имел, что у меня такое прозвище! – воскликнул маркиз.

– Теперь вы понимаете, как мне будет тяжело: я должна не только уберечь вас от зевоты, но и сделать так, чтобы другие не замечали, что вам скучно.

Она говорила насмешливо, и маркиз, помедлив, сказал:

– Мне кажется, Лукреция, что вы нарочно меня дразните. И я спрашиваю себя, что должен сейчас сделать: поцеловать вас или отшлепать?

Лукреция отступила на шаг и серьезно прошептала:

– Должна вас огорчить, милорд, – право на подобные действия, как бы приятны они ни были, я оставляю только за своими друзьями! – Сделав паузу, она прибавила чуть насмешливо: – Может быть, когда мы лучше друг друга узнаем, вы сможете осуществить подобные намерения.

Маркиз не успел приблизиться к Лукреции – девушка распахнула дверь и вышла так стремительно, что он не сумел догнать ее по дороге в гостиную.

Вернувшись, она показала кольцо – подарок жениха – отцу и гостям, которые еще оставались.

Сопровождаемый восторженными возгласами, маркиз откланялся.

– Можно мне навестить вас завтра? – тихо спросил он Лукрецию.

– Надеюсь, ваша светлость не подумает, что я капризничаю, но, боюсь, мне придется вернуться в Лондон, – ответила Лукреция. – На самом деле вряд ли нам удастся увидеться до дня свадьбы.

– Я тоже буду в Лондоне – послезавтра, – ответил маркиз. – Надеюсь, вы разрешите навестить вас там?

Лукреция, намеренно поколебавшись, ответила:

– Ваша светлость поймет меня, если я скажу, что в такой период со многими друзьями приходится проститься… Мне бы не хотелось причинить боль тем, кого любишь…

В ее словах и в том, как она их произнесла, можно было безошибочно распознать недвусмысленный намек. Маркиз пристально посмотрел на Лукрецию.

В эту минуту к ним подошел сэр Джошуа, и продолжать разговор в подобном интимном тоне стало невозможно.

Когда разъехались последние гости, Лукреция, оставшись наедине с отцом, опустилась на коврик перед камином и склонила голову.

Сэр Джошуа смотрел на дочь, и его глаза увлажнились. Девушка молчала, и спустя несколько секунд он спросил:

– Он оказался воплощением всех твоих надежд?

– Он даже красивее и неотразимее, – призналась Лукреция.

Она подняла глаза на отца, и тот понял, о чем она хочет его спросить.

– Может, я совсем не разбираюсь в людях, – а ты знаешь, что это не так, – но он был определенно заинтригован, – сказал сэр Джошуа. – Ты оказалась не такой, какой он ожидал тебя увидеть.

– Пожалуй, – согласилась Лукреция.

– То, что достается слишком легко, не стоит обладания, – изрек сэр Джошуа.

– Я помню, как вы мне это сказали, когда я была маленькой девочкой и упала с пони, – ответила Лукреция. – А я вам говорила, что хочу быть лучшей наездницей, которую вы когда-либо видели! А вы мне возразили, что на это потребуется время.

Она рассмеялась.

– Мне никогда не удавалось быть терпеливой!

– Теперь тебе придется стать, – сказал сэр Джошуа.

– Знаю, – кивнула она, – и это будет нелегко.

Лукреция понимала, что теперь ей будет тяжелее вдвойне, ведь она уже всей душой полюбила маркиза, и сила этого чувства внушала ей страх!

Сэр Джошуа был прав, полагая, что маркиз был заинтригован.

На обратном пути в Мерлинкур он, сидя в своем экипаже, думал о дразнящей искорке в глазах Лукреции и о ее дерзкой словесной пикировке с ним.

«Она прелестна, – размышлял маркиз, с воодушевлением воображая, как Лукреция украсит его жизнь. – А как она умеет держаться, с каким естественным достоинством носит драгоценности». Маркиз не сомневался, что принц Уэльский и его близкие друзья, чрезвычайно разборчивые во всем, что касается женщин, несомненно, будут в восторге от Лукреции.

И, неожиданно для себя самого, маркиз попытался представить себе, какая жена может получиться из Лукреции Хедли.

Он был готов еще недавно принять как должное, что Лукреция окажется тихой благовоспитанной девицей, готовой поступать так, как ей велено, что она без возражений будет оставаться в Мерлинкуре, если он пожелает один поехать в Лондон, и не станет претендовать ни на его время, ни на него самого. Он припомнил, как Лукреция описывала себя как бедную глупую девочку, какой она, вероятно, и была когда-то. Когда-то, но не теперь!

Теперь в ней не было ничего, что подтверждало бы подобное описание, и маркиз осознал, что те туманные представления, которые были у него о будущих супружеских отношениях, не имеют под собой никакой почвы.

Когда лошади миновали ворота и бежали по дорожке, ведущей к дому, он припомнил свой разговор с Лукрецией.