Зарубежный экран. Интервью - Черток С. М.

«Ромео и Джульетта» всегда, во все времена будут живой историей любви. И в наши дни она напоминает историю иных современных молодых людей. А Меркуцио? Разве это не вполне современный характер — интеллектуал, погибающий от жестокости. Я хотел бы, чтобы современная молодежь отождествила себя с героями фильма, сумела провести историческую параллель между бурными событиями, происшедшими в Вероне в середине XVI века, и волнениями сегодняшнего дня.

В фильме Дзефирелли нет поверхностного осовременивания. Зато есть свежесть прочтения. Стремясь передать на экране дух пьесы, он думает не о буквальной точности соблюдения авторских ремарок, а о сегодняшнем дне. Он исключает нарочитую модернизацию, но на экране в костюмах ушедших лет показаны сегодняшние страсти, духовный мир тех, кто сидит в зрительном зале. Сегодняшняя молодежь, ее чувства, ее стремление к бунту, к независимости, поиски утраченной чистоты и поэзии — вот что волнует режиссера.

Я спрашиваю Дзефирелли, как сочетал он требования экранной специфики со стремлением быть верным Шекспиру, желание создать актуальное произведения с уважением к первоисточнику.

— Шекспир не идол. Это господин, который взял всем известный старый итальянский сюжет, написал диалоги и добавил свою философию. Кроме того, он сочинил два персонажа, которых не было в первоначальной истории, — Меркуцио и кормилицу. Я взял ту же ситуацию, ту же старую историю и экранизировал ее, используя шекспировский диалог, потому что это лучший диалог, который когда-либо был написан.

Сценарий написан мной по шекспировской версии 1597 года, но время действия я немного отодвинул назад, чтобы приблизить его к оригинальным итальянским сюжетам на эту тему. Фильм содержит все большие сцены и монологи пьесы, но в нем больше действия. Авторский текст убран больше чем на половину. На сцене трагедия идет два с половиной часа, на экране — два часа пятнадцать минут.

— Вы считаете картину итальянской?

— В первую очередь. Но она еще и американская, английская. Американская потому, что компания «Парамаунт» подала идею постановки и помогла осуществить ее. Это очень существенно, потому что не так много встречается людей, которые хотят тратить деньги на Шекспира. Английская потому, что благодаря Шекспиру в самой поэме есть много английского. Главные роли исполняли английские актеры Оливия Хассей и Леонард Уайтинг, а весь фильм снимался на английском языке. Но первоначальная история итальянская, и снималась картина в Италии. Натура — в старой Тоскане, а павильоны — на студии «Чинечитта» в Риме, где была построена главная площадь Вероны того времени. В самой Вероне снимать невозможно — по улицам ходят машины, на крышах — телевизионные антенны. Кроме того, в пьесе выдуманная Верона — не та, которая была в действительности, а та, которая существовала в воображении Шекспира. И я выбрал просто те места, которые сохранили очарование средневековья и соответствуют моему представлению о том, какой была Верона. Многое в фильме пришло со старых итальянских картин. Художники, костюмеры, артисты (кроме двух главных), статисты, технический персонал и все остальные члены группы — итальянцы.

— Какие средства выразительности — режиссерские, операторские, актерские — вы считали главными при экранизации «Ромео и Джульетты»?

— Актерские. Я давно хотел найти актеров, возраст которых соответствовал бы возрасту героев шекспировской трагедии.

А им было лет пятнадцать-шестнадцать. Я видел много театральных постановок «Ромео и Джульетты», но ни разу не видел в них актеров этого возраста. В театре Глазго во время спектакля исполнительница роли Джульетты потеряла челюсть. Но зрители не заметили этого — так сильно они были увлечены шекспировским диалогом. Но в театре можно делать то, что в кино не получится: на экране видна любая фальшь.

Конечно, пригласить на такие ответственные роли молодых и неопытных актеров — большой риск. Но я думаю, что не менее трудно работать со знаменитостями. Я сотрудничал с Марией Каллас, Ричардом Бартоном и Элизабет Тейлор. Но все-таки с юными актерами работать лучше. Юность всегда вознаграждает художника, она дает ту свежесть и искренность, которую мы уже потеряли. Я сознаю, что трактовка ролей Оливией Хассей и Леонардом Уайтингом несовершенна, но зато в ней есть искренность, движение, молодая неуклюжесть, которые ничем не заменимы. У Оливии Хассей сильная воля, крепкое здоровье и крутой нрав. Это очень важно дл? исполнительницы роли Джульетты, ибо именно она движет сюжет, она делает предложение Ромео, она сражается до конца. Это тот же шекспировский образ, который в русской хореографии создали Прокофьев и Уланова — Джульетта — живая, сильная и -решительная. Ромео в своих поступках более рефлективен. Джульетта решает сразу. Он раздумывает и колеблется. Она сильна и напориста настолько, насколько он нежен и ласков. Леонард Уайтинг таким и оказался — мягким, меланхоличным, добрым. Актеры дали фильму то, что я ожидал от них: все совершенства и несовершенства молодости.

— Какие шекспировские экранизации кажутся вам наиболее удачными?

— «Отелло» Орсона Уэллса, частично «Ричард III» Лоренса Оливье, «Гамлет» Григория Козинцева. Я восхищен его фильмом — классическим по манере, философским по мысли. Но в то же время, когда Козинцев делал своего «Гамлета», я ставил в театре «Гамлета» сегодняшнего дня, используя все достижения психологии и психоанализа, учитывая стремление к бунту, которое живет в сердцах молодежи сегодня. Джорджо Альбертацци ходил в черном свитере среди условных декораций. Призрака отца Гамлета не было. Гамлет сам, своим воображением воссоздал картину убийства отца — как в спиритическом сеансе.

— Помогает или мешает кинорежиссеру театральный опыт?

— Театр дает режиссеру знания, широкую профессиональную платформу. Кино началось с театра и многое берет из него. В фильмах мастеров, много работавших я театрах, — Лоренса Оливье, Питера О’Тула и других — всегда заметен театральный опыт. Но это не недостаток, а достоинство... Мой сценический опыт делает меня сильнее в кино. Я и дальше собираюсь продолжать ставить оперы, драмы и фильмы, но постараюсь в каждом виде искусства говорить со зрителем его языком.

— Кто из современных кинорежиссеров кажется вам самым интересным?

— Чарли Чаплин, не превзойденный никем. «Мсье Верду» — лучший фильм всех времен и народов. В Италии — Федерико Феллини. В СССР — Григорий Чухрай, Александр Алов и Владимир Наумов, Иосиф Хейфиц.

...Франко Дзефирелли продолжает много работать в театре. Он поставил на Бродвее «Даму с камелиями», в которой молодую героиню играла Сьюзен Страссберг, в Италии — пьесу Эдварда Олби «Кто боится Вирджинии Вульф?» и «После падения» Артура Миллера с Джорджо Альбертацци и Моникой Витти, «Деликатный баланс» Олби и «Черную комедию» Питера Шеффера.

«Укрощение строптивой»

Его планы связаны и с театром и с кино.

Он рассказывает:

— После «Ромео и Джульетты» трудно выбрать подходящий сюжет для нового фильма — все идеи кажутся бледными. Кроме того, хочется отдохнуть от Шекспира. Предлагали экранизировать «Макбета», но я отказался. Остановился на жизни Франциска Ассизского. Картина будет называться «Брат-Солнце и сестра-Луна». Франциск Ассизский родился семьсот пятьдесят лет назад, но его волновали те же проблемы, которые определяют отношение к жизни сегодняшней молодежи — в Риме, Париже, Лондоне или Чикаго. Франциск Ассизский был противником насилия и войны, искал способ изменить мир, он стал инициатором движения, которое должно было преобразить структуру римско-католической церкви, а в какой-то степени и общества. Это не значит, что я хочу с его помощью поучать молодежь. Я просто хочу рассказать историю одного молодого человека из очень богатой семьи, взбунтовавшегося против своего окружения, против богатства, уничтожающего мораль, против окостенения идей. Тот бунт ничем не отличается от бунта современной молодежи. И сегодняшние бунтари нередко происходят из богатых буржуазных семей и протестуют против норм своего мира. Но многие сегодняшние бунтари, чувствуя, что что-то нужно делать, не знают, что именно, и останавливаются на бунте. А Франциск Ассизский имел программу действий — он открыл ее в духовном обновлении, он протестовал против окостенения и деморализации самого мощного тогда общественного института — церкви. Сегодня религия перестала быть главным, но есть другой окостеневший и деморализующий институт — государство. Роль Франциска играет Трем Фокнер, его партнершей будет бывшая манекенщица Джуди Боукер. Изобразительная сторона фильма будет строиться на образах итальянской архитектуры XII века. Народные песни XII века аранжирует английская звезда биг-бита композитор Донован. После этого фильма хочу поставить «Жизнь Галелео Галилея» по пьесе Брехта. Это будет не экранизация пьесы, а, скорее, фильм на базе спектакля, открытий и достижений Брехта. Шекспир — это само кино, шекспировское изложение событий, драматическая экспозиция фактов как нельзя более подходят для экрана. Брехт — это театр. Но у него есть интуиция и много ценностей, которые должно использовать кино.