Такой смешной Король! Повесть первая: «Король» - Ахто Леви

— Да, мама!

Изредка он говорил Хелли Мартенс «мама», ведь она и была его мамой, а именно поэтому она старалась иногда задержать его, приостановить стремительный беспрестанный бег, схватить, чтобы прижать, погладить, приласкать, а для чего же ей надо было столько шить, если не для того, чтобы на паях с Алфредом приобрести какой-нибудь пусть маленький, но все же приличный домик-дворец своему Королю-повелителю.

— Будем упаковываться, — скомандовал однажды Алфред, соскочив с велосипеда.

Не обращая внимания на умирающего от любопытства Короля, Алфред, наскоро переговорив с Хелли и Идой, вскочил опять на велосипед и умчался прочь. А через час прибыла Серая, на повозке восседал Иммануэль. Женщины торопливо упаковывали вещи, Алфред с Иммануэлем выносили и укладывали их на повозку. Когда все было собрано, забросили наверх Короля.

— Завтра пораньше выезжай, — сказал Алфред Хелли, которая осталась, чтобы выехать на другой день омнибусом. И поехали. Что же, Его Величеству не привыкать к подобным путешествиям поверх собственного имущества. Он сколько живет, только и делает, что переезжает с места на место.

Женщины махали им вслед, а Королю было жаль, что не успел распрощаться с Элмаром. Ему хотелось, чтобы и Вилка поехала с ними, дед Юхан посадил Вилку на цепь, чтобы не бегала бесконечно на У Большой Дороги, в конце концов, чья она все-таки собака?

Манчи и Алфред шагали рядом с повозкой и понукали лошадь, которая на это почти не реагировала, и подумал Король, глядя сверху, как Манчи усердно стегает кнутом Серую, что лошадью быть очень тяжело и несправедливо.

Их то и дело обгоняли грузовые автомобили. Серая, как только слышала шум мотора и видела автомобиль, начинала нервничать; когда же лошадь нервничает, ее тянет совсем не в ту сторону, куда надо человеку. Тут уж держись изо всех сил, чтобы не слететь с повозки. Серая пугалась и рвалась с дороги через канавы в лес, ее едва сдерживали.

Наконец их догнали другие лошади, впряженные в повозки военных. Стало легче. Некоторые русские повозки, обогнав их, шли впереди, другие остались сзади, и Серая теперь уже не так сильно пугалась: в обществе других лошадей ей было не так страшно.

Солдаты пытались заговорить с Алфредом и Манчи, которые пожимали плечами и смеялись, не понимая по-русски, хотя, по мнению Короля, смешного ничего не было. Солдаты тоже посмеялись в ответ. Королю опять подумалось: ага, интересно, оказывается, можно поговорить, смеясь. Люди смеются везде на одном языке — на языке смеха. Когда русские лошади ржали — Серая тоже, и Королю пришла мысль, что и лошади, наверное, везде на земле знают только один язык — лошадиный.

Глава VII

Русские, как писали газеты, всему миру объявили, что они войны не хотят, но и не боятся ее.

Американцы совершенствуют вооружение и создают действующую армию. Они полагают, что в результате войны в Европе могут пострадать их жизненные интересы.

Бельгийский король и его армия капитулировали перед немцами. Притом Леопольд III никаких привилегий для себя не просил, и ему назначили для жительства замок в Бельгии — временно, пока решат его судьбу.

В Люксембургском же гроссгерцогстве не оказалось ни единой пушки, не было даже возможности выпалить в честь дня рождения наследника престола. Правительство обратилось к Франции с просьбой одолжить на время пушку. Военный министр Франции Мажино прислал в Люксембург пушку, снаряды и артиллерийскую команду в составе одного офицера и двух солдат с условием: отпалив в честь дня рождения наследника, команду вернуть Франции, поскольку дарить артиллеристов министр не уполномочен.

Непонятно, почему эти канадцы объявили войну Италии?

Италия, в свою очередь, Франции?

А немцы — Франции?

Жуткая неразбериха в этом мире.

Норвежский король вместе со своим правительством перебрался из Швеции в Англию.

Московское же правительство рассердилось на Литву: там стали пропадать русские солдаты и нижние офицерские чины. Дескать, ушли куда-то из части, а обратно не вернулись, и искать бесполезно; бывало, что солдаты находились, но они уже никогда не смогли рассказать, где провели время… Дело дошло до того, что в Москве потребовали отдать под суд литовского министра внутренних дел. Его сняли, но Москва не согласилась с кандидатурой назначенного взамен, считая, что он недостаточно компетентен. Литовцы намекнули, деликатно конечно, что они — литовцы, так что… Но тут войско Советов перешло границу Литвы для занятия более важных стратегических пунктов ввиду того, что немцы оказались в двадцати километрах от Парижа…

Из города Журавлей как будто еще вывозили немцев. В связи с этими слухами Алфреду поступали заказы на изготовление сундучков для обитателей дома престарелых: чемоданы и кофры в магазинах переселенцы давно все скупили, поэтому старичкам, которые сначала надеялись, что их не тронут, ни одного чемодана не досталось. Первое время, когда Алфред ходил по городу, он брал с собой и Короля, чтобы научить его ориентироваться в нем.

Дом для престарелых находился на улице Долгой и состоял из одноэтажных деревянных строений и пристроек. Здесь обитало тридцать четыре человека и четверо обслуживающих. У них своя баня, как заметил Король. Барышня-заведующая повела их в дом.

Самому старому здесь восемьдесят девять лет.

Король был потрясен, что такие еще ходят, что они живут да еще чем-то интересуются. На Рождество им подарили радио, но не «Филипс», а «Олимп». Алфред поинтересовался у сидевших в большой комнате на деревянных скамеечках старичков:

— Нравится?

— Интересная машина, — проговорил дрожащим голосом старый дед.

— Вы его не боитесь? — полюбопытствовал Алфред.

— Нас к нему не подпускают, — объяснил дед, — барышня крутит пуговичку, а мы слушаем. Многим удивительно, как это человек там внутри помещается, то тонким, то грубым голосом говорит, то на музыке играет…

— Один как-то утром тихонько подкрался к ящику, чтобы посмотреть, как туда человек войдет, — рассказала заведующая.

И здесь старички тоже говорили про войну.

— Откуда вы знаете новости о войне? — спросил Алфред.

— По радио. Теперь только и говорят, сколько опять убито людей. — Старый человек сидит недвижимый, он свое отвоевал.

— Он или все время сидит, или лежит на спине, — объясняла заведующая.

Старик же продолжал свое рассуждение:

— А за что убивают? Были и в старину войны, но не такие страшные. Если бы самолетов не было, то было бы не так страшно. А тут — одна бомба кучу домов уничтожает.

Другой старик обращается к Алфреду с надеждой в голосе:

— Когда в документе записано «Эстония», тогда эстонец?

— Конечно, — успокаивает Алфред.

— В таком случае порядок, не должны меня взять, не повезут, — успокаивается старик.

В главной ставке Его Величества — в небесно-синем доме — самую большую комнату обставили полированной мебелью. Стало торжественно. Оказалось, Алфред успел все для этого приготовить в те долгие дни и вечера, когда Король болел, а Хелли его ждала, поминая недобрым словом: «Где его черти носят?» Как по волшебству появилась в квартире красивая мебель — все, что нужно для жизни.

Рядом с торжественной комнатой находилась спальня Хелли и Алфреда. Короля поселили изолированно от «обслуги», в комнате за кухней.

Советские войска тем временем, оказывается, пришли в Главный город. Марш прошел без инцидентов, тут и там арестовывали отдельных хулиганствующих молодчиков, пристававших в пьяном виде к военным. Правительство выразило надежду, что население отнесется к пришедшим доброжелательно.

А литовский президент и члены его кабинета тоже перешли… свою границу и ушли к немцам.

Советские войска вступили также в Латвию, и в газетах писали, что их везде встречал восторженный народ. Советы, однако, обвиняли руководителей балтийских государств в том, что они после заключения пактов с ними продолжали тайные махинации с другими.

Теперь Советы требовали, чтобы в балтийских странах образовались более благоразумные правительства, выбранные народом. Ульманис в Латвии, однако, объявил народу: «Я остаюсь на своем посту, а вы — на своем месте».

В Каунасе освободили более ста политических заключенных. А в городе Журавлей праздновали День независимости, словно все шло по-старому, причем из-за этих золотарей нерадивых, а может, и не из-за них, но празднование намечалось в Закатном лесу.

Лето было жаркое, городское общество волновалось из-за того, что воздух отравляли дурно пахнущие ящики, в которых возили нечистоты городских уборных. Золотарям положено было этим заниматься по ночам, но в нарушение существующего положения они и днем громыхали но улицам своими повозками; это было тем более возмутительно, что на остров понаехало гостей, по меньшей мере тысяча человек, на празднование Дня независимости.