Империя депрессии. Глобальная история разрушительной болезни - Джонатан Садовски

в центре трудов родоначальника французской психологии Пьера Жане[227]. Крепелин считал, что вина важна в прогностическом смысле: если одним из симптомов депрессии являлась вина, риск того, что болезнь приобретет хроническую форму, возрастал. Таким образом, вина способна разгадать все тайны депрессии.

Зародился психоанализ в конце XIX века и изначально представлял собой маргинальное движение, которым занимался Фрейд с компанией единомышленников. Интересно то, что движение коренным образом изменило взгляд на сознание во всем мире, а исходил он от небольшой группы людей, еженедельно собирающихся в доме Фрейда в Вене. Психиатры того времени скептически отнеслись к затее, хотя многим было любопытно узнать о бессознательном и потенциале терапевтических бесед. К середине столетия влияние психоанализа широко ощущалось не только в психиатрии и лечении психических болезней, но и в других сферах медицины, например в педиатрии. Также психоанализ надолго изменил наше представление о сознании. Всякий раз, говоря про чьи-то «проекции» или «отрицание», мы пользуемся психоаналитическими представлениями о подсознательном.

Популярность психоанализа в какой-то момент начала работать ему во вред. Хотя многие психоаналитики придерживались широких взглядов касательно других возможных причин болезни и оспаривали теории Фрейда, некоторые их коллеги полагали, что психоанализ – единственный способ достижения психического здоровья. Отсутствие гибкости стоило движению многих проблем: медицинских, научных и политических, накопившихся ко второй половине XX века. В 1970-х годах психоанализ стал терять влияние: под сомнение была поставлена научность подхода; некоторые феминистки второй волны объявили психоанализ бастионом патриархата, и, хотя в нем есть и феминистские направления, эти претензии не лишены оснований. Структурные изменения в медицинской страховке сделали психоанализ, и без того достаточно недешевый, и вовсе недоступным. Стандартом проверки эффективности лечения стали статистические оценки, полученные методом случайной выборки, а к психоанализу их применить было трудно. Появившееся медикаментозное лечение хоть и имело свои недостатки, но было дешевле и легче на практике, чем психоанализ[228]. Кроме того, лекарства, наряду с новыми формами психотерапии, имели преимущества при проведении клинических испытаний. Когда наиболее экстравагантные заявления психоанализа были признаны несостоятельными, наступило разочарование – в особенности с появлением новых доступных способов лечения. Разочарование побудило некоторых сделать поспешные выводы о том, что психоанализ бесполезен. Схожую динамику мы теперь наблюдаем и в случае с антидепрессантами. Сначала на них возлагались чрезмерные надежды, а теперь появляются утверждения, что они бесполезны. Это не так – ни в случае антидепрессантов, ни в случае психоанализа. Однако необходимость защищаться возымела на психоанализ оздоравливающий эффект – он стал менее догматичным и более открытым для других подходов.

О закате психоанализа объявлялось неоднократно, но пока что этого не случилось. Фрейдистский подход действительно сдал свои позиции как в психиатрической профессии, так и в академической психологии. «Полномасштабный» психоанализ – то есть несколько сессий в неделю на кушетке – в настоящее время практикуется нечасто. Он дорого стоит и требует много времени, хотя те, чьи психологические проблемы глубоко укоренены и кому нужна длительная работа по «перенастройке», многое теряют из-за недоступности такой терапии. Психодинамическая терапия – куда менее интенсивная, чем психоанализ, но основанная на тех же идеях, – имеет более широкое применение; ее принципами пользуются всякий раз при применении психотерапии. К примеру, во многом на ее основе построена клиническая социальная работа.

Исследователи, упоминаемые в этой главе, применяли различные подходы и не всегда были привержены идеям Фрейда. Все они практиковали глубинную психологию, которую определяло погружение в подсознательное. Исследователи подсознательного убеждены, что подсознание имеет большое влияние, порой осуществляемое неочевидными путями, частично и косвенно в виде снов или оговорок. Психология подсознательного делает упор на внутренний конфликт как на источник психологических проблем. Также она работает с переносом – тенденцией рассматривать других людей сквозь призму бессознательных страхов или желаний относительно того, кем они могут являться, нежели того, кто они есть на самом деле. В терапии для психоаналитика это обычно означает связь с паттернами, заданными ориентированием пациентов на своих родителей. Трактовка и проработка переноса, вероятнее всего, и есть вернейший способ добраться до подсознательного. Узнать о нем – в некоторой мере взять его под контроль, избавив пациента от ненужных страданий. Карл Юнг, последователь Фрейда, отделившийся от психоанализа как направления, но придерживающийся психологии бессознательного, выразился так: «Пока мы не сделаем подсознательное осознанным, оно будет управлять нашей жизнью и называться судьбой».

Большинство людей признают существование подсознания, периодически замечая различные мелочи, например, когда просыпаешься утром с пониманием того, как решать сложную проблему, над которой безрезультатно бился вчера. Психоаналитик Джулия Сегал приводит другой пример: когда мы читаем «Гордость и предубеждение», то понимаем, что Элизабет Беннет влюблена в мистера Дарси раньше, чем она сама понимает и признает это[229]. Мы видим, что люди могут не осознавать того, что очевидно окружающим.

Заголовки «Фрейд умер» неоднократно появлялись в популярных изданиях начиная с 1939 года, когда в газетах появился его некролог[230]. Многие считают, что все идеи Фрейда развенчаны, а его психология устарела. Фрейд действительно во многом ошибался. Как и Исаак Ньютон, как и многие другие ученые, совершившие революцию в той или иной сфере. Воззрения Фрейда касательно женской психологии печально прославились своей ошибочностью. Его движение могло бы избежать заслуженной критики от феминисток, если бы его участники приняли к рассмотрению поправки касательно гендерных ролей, предлагаемые психоаналитиком Карен Хорни с самого начала 1920-х годов[231]. Но это относится и к другой проблеме: Фрейд часто относился к своему движению как к чему-то вроде культа. Главные отступники объявлялись еретиками, а их сторонники изгонялись[232]. Однако психоанализ – обширная сфера со множеством подходов к психологии личности.

Люди порой странно относятся к Фрейду и психоанализу. Однажды я беседовал о психоанализе с психоаналитиком и ученым. Она сказала, что применяет в своей работе психоаналитические идеи, но не обозначает их подлинными названиями, иначе не сможет публиковаться в профильных изданиях. Задумайтесь над тем, что это говорит о состоянии современной науки: идеи, применяемые в работе, могут пройти экспертную проверку, но лишь завуалированно, чтобы скрыть использование «немодной» теории, исходящей от самого известного в истории исследователя психологии[233]. А когда я дал на занятии задание по изучению работы Фрейда «Скорбь и меланхолия» – его основной труд на тему депрессии, – мои студенты нашли изложенные в ней мысли странными. Кое-кто даже спросил, почему Фрейд «так одержим матерями». Я ответил, что разве это неразумно – считать, что психическая жизнь человека на глубинном уровне формируется, в том числе тем, кто закрывает большинство его потребностей в первые годы жизни, а это чаще всего делает мать? Тогда чтение обрело для студентов смысл.

Существует один важный вопрос о наследии Фрейда: может